Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2

Вращеньям лиственным внемли,
ласкай стволы живые рощи:
ты сам исходишь из земли,
чем исходить ее берешься.
Два корня белых – две ноги!
бежавшие недвижья вечных,
премудрой мысленной туги
и с тайною нетленья встречи.

Сколь те, стволистые, мудрей.
Величественное дыханье
(подобное телам морей,
застывшим в мерном колыханье)
качает, вознося, стволы
в неисследимые просторы,
где пирные цветут столы
для трапезы бессмертных – горы.

с Екатеринина канала[63]
взрыв прогремел – на мостовой
след крови царской часовой
стерег и кровь не просыхала
дымок прошол проткал туман
в нем бродят мрачно часовые
Россия ж спит: в веков дурман
опущены ресницы вия
спит гоголевским страшным сном
спит осужденново веселым
витают карты над сукном
чернеют вдоль дороги села
неверна эта глуш шипят
бубнят с перстом подъятым слухи
идет недоброе шалят
пугают в полноч люди – духи
и вот опасною ночной
той столбовою озорной
закончив сделку взявши плату
гостиниц опасаясь в ноч
спешит в именье орендатор
и с ним в пути меньшая доч
любимица – отец бровастый
жмет девочку: что Пузик! спиш?
а ей забавен путь опасный
коварная ночная тиш:
гуляет в лицах отсвет медный –
эскортом скачут факела
глушится брички дребезг бедный
мелькают призраки села

в большой семье отцовской тенью
она живет: все можно ей
из вcех лиш в день ее рожденья
ребенка! полон дом гостей
по русской старине радушной
стол ломится и казачок
в косоворотке непослушной
вихрастый потный сбился с ног:
таскает взад вперед посуду
и успевает между дел
в саду как диск подбросить блюдо
подкинуть жучке в хлебе мел
как совладать хозяйке с домом
все взять под глаз и на учот
без рома пудинг но несет
от повара пьянчужки ромом –
а гости уж сидят в столовой
вниз к взрослым доч сойти готова
оправив первый кринолин
от страха в губках нету крови
на смуглой бледности одни
ресницы детские да брови
да взоры дикие черны
и уж конечно предводитель
холеным погрозив перстом
не может щечки – жон ценитель
не потрепать рукой с перcтнем
да что ж и батюшка продушен
моленной свежестью кадил
вперед качнувшись грозно тушей
ей в бок козою угодил
тут и акцизник грузный туго
в корсет затянут и мешком
засевший Сабакевич в угол;
на глыбе галстук голубком
и ксендз из Пензы – прибауток
любитель в карточных боях –
простак мишень армейских шуток
он в реч мешает бо и як
по воздуху взметнув сутаной
читает к случаю стишок
слезу скрывает перед панной
сморкаясь в клетчатый платок

лиш выросши не без смущенья
узнает доч зачем отец
так праздновал ее рожденье
ей станет ясно наконец
и многие ево уроки
ксендза наезды ну и так
все недомолвки и намеки:
отец католик был – поляк
с Литвы мицкевичевской родом
а день тот просто совпадал
с неправославным новым годом
отец по родине скучал
был прадед или дед причастен
к восстанью – внук же ренегат
посмев предаться жизни частной
на русской по любви женат
в шкатулке с купчими до смерти
он будет сохранять в конверте
накрест завязано тесьмой
с проклятьями семьи письмо
в нем отрекалась мать от сына
в гроб унося свой приговор

но возвратимся к именинам
на половину где простор
для молодежи за гитарой
в дыму от первых папирос
где юн задор а речи стары
где разрешается вопрос
в неразрешимую проблему
и где вплетается стишок
в вольномыслительную тему
в нигилистический смешок
вот новым Писаревым Саша
студент в высоких сапогах
взлохмачен он нарошно страшен
дам чопорных губернских страх
о! дамы пензенские эти
все примут навсегда всерьез
а в сущности ведь это дети
до Боклей Саша не дорос
тут те же детские романы
да то же Горе от Ума
и Саша в робости картавит:
– то Софья Паллна болна –
и Лиза так же не по роли
пусть сквозь лукавство а робка
фраз грибоедовских пароли
не сходят после с языка

что ждет их: жизнь полна тумана
как знать! меньшая доч одна
гадает ночью как Светлана
храбрей Татьяны хоть бледна
вот колоннадой светлой свечи
построилися в зеркалах
в ушах запечной вьюги речи
глаза слезятся дрож в руках
и уж туманным коридором
приближен суженый в упор
он в красной феске с чорным взором –
скорее зеркало о пол
ещо дрожа моя Светлана
как мертвенно в стекле лицо!
перед свечой на дно стакана
кидает легкое кольцо
возникнул пузырек в колечке
тончайшем огненном – слеза
застлала (стонут духи в печке)
прозрачным золотом глаза
провеялась и вот в тумане
двоящемся предстала ей
картина: в белых одеяньях
евангельских толпа людей
глядят: из чрева гробовово
мертвец выходит в пеленах
исчезло и в тумане снова
картина: вьется снежный прах
косится крест забытый нищий
в сугроб безвидный водружон
вкруг деревенское кладбище –
мой Бог! что значит этот сон
сулит недоброе или свадьбу
реши сновидец суевер!
меж тем ее летучей прядью
восхищен щоголь офицер
звенящий шпорой адъютантик
о ком с презреньем нигилист
уж буркнул убежденно: глист
отец же выразился: франтик

да! франтик – только он сличон
со всеми всех умней танцует
и во вращенье вовлечон
мир жуткое волненье чует
пускай с презреньем штатским брат
над ним смеется за плечами
и дразнит щолкнув каблуками
и изгибаясь: плац парад!
пусть и отец – всево страшнее! –
загадочно заговорит:
что ж Пузик! Бог тебя простит
но сердце девичье вольнее
и ветра – так поют – полей
вот послано уже о ней
письмо влюбленным офицером
но мать ево – не хочет знать
не хочет слышать: всем химерам
шлет грозно запрещенье мать!
что кажется ему любовью
то перед кровью – ветер чуш
нельзя играть своею кровью
их прадед министерский муж!
был Константина адъютантом
в Варшаве дед – поляков страх
чей брат за барские таланты
прославлен Пушкиным в стихах
их род со знатью лиш роднится –

и впрямь сказать сих двух кровей
мешать бы не годится
но как остановить детей
они истории не знают
и не желают вовсе знать
препятствия лиш разжигают
мечту – велят сильней желать

тут романтической эпохи
пристал герою смерти хмель
иль на дела сменивши вздохи
похитить милую в метель
и обрученной обречонным
венчаться в тайной облечонном
полночном храме где пурга
под куполом призраки носит
и матери признаться после
к суровым бросившись ногам

но мой герой жил в век иной
привык он с матерью тягаться
упрямства подступом – тоской:
он обещает помешаться
иль пулю в лоб себе пустить
и мать сердито пишет: быть
по твоему но сделай милость
невестки мне не представляй
и вот заветное свершилось –
открыт сердцам домашний рай
но из семьи большой свободной
в безлюдье перенесена
казармы мужниной жена
болеет скукою бесплодной
муж ревностью ее томил
боясь слепых ево припадков
она скрывалась всех: не мил
ей стал и дом отца – украдкой
сначала плакала – потом
привыкла: деньщика бранила
бренчала на рояли шила
скучая обходила дом
томяся ожидала мужа
он поздно приходил со службы
ругал начальство и опять
день новый начинал сначала
все то же в круг: рояль бренчала
шитье деньщик обедать спать

однажды мужа сослуживец
у них обедал – он привез
из Крыма феску им в гостинец
морской янтарь для папирос
вот муж шутя встает с дивана
пришла примерить феску блаж
идет смеясь к жене – она ж
вскочила вскрикнула
                                     Светлана
ты вспомнила засветный страх
и суженово в зеркалах
исполнилось! прошол по коже
нездешний холодок
                                   а он
к ней – в феске все ещо – и тоже
ее испугом поражон – –
небытия тут покрывало
упало на ее лицо –
она сознанье потеряла

а что пророчило кольцо
злoвещим и нездешним вея!
но жизни сон ещо страшнее:

коптит тоскливая свеча
вдруг от свекрови телеграмма
муж пробежал и промолчав:
в Яблонну приглашает мама
нельзя ослушаться она
не спит не дышит замирает
как пред экзаменом бледна
молитву тупо повторяет
чем ближе встреча тем трудней
тем длительнее дни и миги
кипит Варшава перед ней
театр – музей в тумане – книги
в гостиннице чужая ноч
и снова толкотня вокзала
и голос сквозь туман из зала
отрывист резок: эта? доч!
в чепце старушка – точно по льду
она идет к ее руке
в руке клюка и на клюке
висит платок – глаза кобольда
холодный неподвижный взор
в упор и изрекает строго
невестке страшный приговор:
ну поживи со мной немного

уехал муж она одна
живет с свекровью: под допросы
ее подходит но вопросы
не все понятны ей – вредна
глуш пензенская так решает
старуха и ее клюка
в столицу сына направляет
летают письма а пока
невестка учится вязанью
сопровождает на гулянье
в набитый детворою парк
еврея встретив с бородою
старуха наровит клюкою
ево задеть – бормочет: парх
еврей в халате вид ужасный
вид неизбежный этих стран
он к вере приобщон опасной
питаясь кровью христиан
и с непривычки их боится
невестка – вчуже жутко ей
она придумала молиться
чтоб не украл ее еврей
из дома ни ногой – до ночи
сидит и вяжет у окна
иль чтицею – газету точит
печать же русская полна
рассказами о папе римском
о Льве тринадцатом – почил
и вдруг ей дурно – низко низко
склоняется – летят ключи
старуха с хладною заботой
виски ей хладным камнем трет
и сыну пишет: Ада ждет

лампадка тлится у киота
часов старинных отражон
стеною стук – на них с косою
фигуркой бронзовой косою
Сатурн как смерть изображон
как тишина зловеща эта!
в ней жизнь готовится для света
а свет каков он свет а мир
все тщетно в нем – крушится прахом
и призван он – совидец страхов
уж к небожителям на пир