Константин Бальмонт - Том 4. Стихотворения

Свежий ветер, влажный воздух возле волн.
Ах, Тристан, тебя кладу я в черный челн.
  Ах, Тристан, морская – верная вода.
  Будешь ты с твоей Изольдой навсегда.
Разве в мире можно милых разлучить?
В ткань земную нам от Неба – к нити нить.
  Разве чайка с светлой чайкой над волной
  Не взлелеяны Безбрежностью – одной?
Разве ключ не верно входит в свой замок?
Смерть пришла. Любовь пришла. Восполнен срок.
  И не нужно белый парус надевать.
  С белым парусом – несмирная кровать.
Белый парус, это – труд, тяготы нам.
Черный парус – путь к невянущим садам.
  Черный парус – ночь и ворона крыло.
  Ночью – звезды. Ночью – любящим светло.
Так, Тристан. С тобой я с детских дней была.
Смерть ли я? Любовь – не более светла.
  Смерть – любовь – любовь за смертью – череда.
  Верь, морская – вечно верная вода.
Доплывешь ты до единственной черты.
Вновь поймешь, что ты – она, она есть ты.
  Миг пронзенья. Самородок золотой
  В горне сразу станет солнечной водой.
Копья Солнца к соснам прянут вековым, –
Сосны в цвете, золотистый всходит дым.
  Луч от Солнца свой наложит жаркий знак, –
  Легкий шорох, вмиг раскрылся алый мак.
Спит Изольда в халцедоновом гробу.
Победил ли человек когда Судьбу?
  Спит в берилловом гробу, заснул Тристан.
  В двух могилах им удел раздельный дан.
В двух могилах, и часовня между них.
Пойте, птицы! Трубадуры, спойте стих!
  То, что Бог соединил, не разлучить.
  В ткань земную нам от выси – к нити нить.
Тонкой нитью паутинится намек.
Из земли восходит нитью стебелек.
  Из могилы – вот один, – а там другой
  Древо с древом – над крестом – рука с рукой.
Над часовней – ты срубай их не срубай –
Над разлукой – две любви – цветочный май.
  Две любви? Любовь – везде – всегда – одна.
  Сердце – с сердцем. Льет в них пламень вышина.
И срубали их три раза. Но король
Не велел, чтоб дольше длилась эта боль.
  Так два древа – обвенчались в вышине.
  А часовня между ними – вся в огне.
В звуках музыки, в огне высоких свеч.
Сердце верное от сердца ль устеречь?
  В ткань земную нам от Солнца – к нити нить.
  Что любовь зажгла, – и Морем не залить!

Люблю я цветы – как любит мать свою нежный ребенок,
Люблю я цветы – как любится сердце, поняв, что означился срок,
Люблю я цветы – как любит птица другую, чей голос звонок,
Люблю я цветы – как любит цветок – чуть зацветший далекий цветок.

Все спят еще в доме – я в лес, один, иду спозаранка,
Смотрю, не расцвел ли, явив солнцегроздья, Испанский дрок,
Но в сердце моем расцветает одна голубая грустянка,
Земли не вкусивший, лишь неба испивший, хрупкий цветок.

Иду я до Моря – берег свой точит, синеет, клокочет,
Затихнуть не хочет, свершает свой бег; нападенье и скок,
Не Море ли влагой своею соленой мне горькое что-то пророчит,
Две красныя капли – я слышу – упали – там в сердце – на мой голубой цветок.

Домой возвращаюсь размеренным шагом – порой, на закате,
Одна одинокая тучка под Солнцем расплавится в огненный клок,
Но огненной тучке, и Солнцу, всем солнцам, – о, всем без изъятий, –
Одно загашенье, и, кровью обрызган, там в сердце спит голубой цветок.

В земле от корней всех расцветов нежнейших прорежется ранка,
Люблю я цветы – как напев – как любовь – как гремучий поток,
Люблю я цветы – из цветов мне люба голубая грустянка,
Лампада горит пред иконой – сердцу больно – в нем вырос цветок.

Прошла жара. И fuga idearum
Исчезла с нею. Разум ясно тих.
И копьеносно всходит мерный стих,
Взяв явор образцом и белый арум.

Душевный зной был пройден мной недаром.
Жесток, Судьба, удар бичей твоих,
Но верны звезды, – я исторг у них
Немую власть над собственным пожаром.

Шальной ли ветер мне принес зерно –
В мой сад – упор нездешняго побега?
Светло в цветке, когда в корнях темно.

Как дротик – стебель. В чаше – свежесть снега.
Отрава – в корне. Но волшебна нега,
С чьей лаской обручиться мне дано.

Что ворожит твое веретено,
О, Златокруг, столетьями воспетый?
Ты, Солнце, мечешь гроздьями планеты,
Чрез бездну бездн к звену стремишь звено.

Из тьмы тобою в мир изведено
Такое огнердение, вне сметы,
Что все цветы в цвета тобой одеты,
И золотое в каждом миге дно.

Но что на всем твоя мне позолота?
Дана. Взята. Так значит, не дана.
На что обрывки мне с веретена?

Мой мед – лишь мой – хоть солнечнаго сота.
Я – Человек. Не кто-то. И не что-то.
Я смерть кляну, хоть смерть мне не страшна.

Зачем опять разбита тишина,
И с тем боренье, что непобедимо?
Все – водопад. Со звоном мчится мимо.
Но что мне все? Есть сила, что верна.

Люблю. Любовь была мне зажжена.
И вдруг ушла. Куда, – неисследимо.
Но шепчет вздох мне ладаннаго дыма,
Что в Вечном будет вечно мне верна.

Я слышал звук единственнаго слова,
Что к сердцу вдруг от сердца строит путь.
Но, в Юность глянув, Смерть сожгла сурово

Лобзанием нетронутую грудь.
Ты мной жила в последний миг земного, –
Приду к тебе, прошедши водокруть.

Забросать тебя вишеньем,
Цветом розовой яблони,
Сладко-душистой черемухой
Покадить с вышины.
А потом, в твоей горнице,
Как в постели раскинешься,
Самым вкрадчивым призраком:
Проскользнуть к тебе в сны.

В них проносятся ласточки,
Махаоны, крушинницы,
Над березовым кружевом
Гуды майских жуков.
Ты горишь, белогрудая,
Как светляк разгоревшийся,
Как морское свечение
Близь крутых берегов.

Я ночными фиалками
Расцветил твою горницу,
Я смотрю, как ресницами
Призакрыты зрачки.
И вдвоем, озареньями,
Упоившись растеньями,
Мы плывем привиденьями
До Небесной Реки.

Я спал. Я крепко спал. И сном непробудимым.
Свинцовый замкнут гроб. На палубе. В ночи.
По Морю плыл туман белесоватым дымом.
Со мной был длинный меч, лампада и ключи.

Все было сложено в приют неповторимый,
Пред тем как опустить меня на дно морей.
Я бился тем мечом, радея о родимой,
Дабы в густую ночь заря пришла скорей.

Для труднаго пути должна служить лампада,
Чтоб то, чего добыть я не сумел мечом,
Я выпустил из бездн окованнаго ада,
Все двери отомкнув моим тройным ключом.

Когда свинцовый гроб достиг до дна морского,
Умерший выпустил на волю всех живых.
И я – но я другой – средь блеска золотого –
Летел превыше всех зарниц сторожевых.

Летучий дождь, раздробными струями,
Ударил вкось, по крыше и стенам,
– Довольна ли ты прошлыми годами.
И что ты видишь сердцем – в синем Там? –

Горит свеча. Пустынный дом, тоскуя,
Весь замкнут в лике – Больше Никогда.
– Ах, в полночь об одном лишь вспомяну я,
Что мало целовал тебя тогда!

Сквозь зелень сосен на красной крыше
Желтеет нежно закатный свет.
И глухо-глуше – и тихо-тише,
Доходит шепот минувших лет.

Все тише, тише, и все яснее.
Я слышу вздохи родных теней.
За синим морем цветет лилея,
За дальной далью я буду с ней.

Совсем погаснуть, чтоб нам быть вместе,
Совсем увянуть, как свет зари.
Хочу я к Белой моей Невесте,
Мой час закатный, скорей сгори.

И вот восходит Звезда Морская,
Маяк вечерних, маяк ночных.
Я сплю. Как чутко. И ты живая.
И я, весь белый, с тобою тих.