Микола Бажан - Стихотворения и поэмы

Пускай слова мои изодраны и смяты,
Иных не подыскал я слов.
В год революции девятый
Лишь так, лишь только про любовь.

И мукою зрачки разъяты,
И разошелся рта кровавый шов.
По той любовной тропочке треклятой,
Терпя и спотыкаясь, я прошел.

Судьба нас развела лукаво,
Недолго сном мы бредили одним.
Путем разорванным своим

Идешь ты влево, я — направо.
И встанет маревом несбывшегося дым
Над половодьем молодым.

Завеяны огни чужих, безвестных станций,
Придушен вдалеке привет огня,—
То безотрадный путь моей любви и странствий,
То путь, не пройденный и для меня.

Мы ночью побредем, мечтая, как в романсе,
Но будем знать лишь я и ты,
Что захлебнемся лихорадкой в трансе,
Что лихорадочны мечты.

Как пыль, спадут к ногам пути
Мечтания. Но на пути,
Как радость, встречу я тревоги,—

Тебя, увядшую в бреду.
Так я в любви моей пройду
Неисходимую дорогу.

Коль сердце на корню расшатано,
Что я скажу родной моей?
Со всех углов душа заплатана,
И золотая пыль на ней.

Но не раскрыта и не читана
Связь темная моя с тобой,
Чудовищно легко таит она
В себе свой свиток дорогой.

И тронуть ты его не смей!
Нетронутый и нераскрытый,
Пусть смысл в себе самом таит он,
К чему он, смысл, тебе и ей?

Печальных птиц вечерний перелет,
Сгущая тень, исчезнет за полями,
И пятна поползут, чуть-чуть дымясь углами,
По теплым мхам кудрящихся болот.

Гроздь розовая зорь раскинется над нами,
Как сладкий и давно созревший плод.
Как незаметен нежный переход
К ночам, что нас соединяют с днями.

Устали дни. Как лишний эпизод,
Забыты легкие места банальной драмы:
Эстрада и панель, мансарда и фокстрот,

Чужих, неполных наслаждений ход.
Так неужели сладко вечерами
Нам целомудрие не расцветет?

Ночь, как из петли, черна и стынет вся,
Рвет пуповину с днем.
И луч корявый на булыгах не сдвинется
Желтым, трухлявым пнем.

Гнойная сутемь сочится, как веред,
В ямы влипая, течет,
Забьется в конвульсиях и помертвеет,
Вцепившись в каменное плечо.

Пятится ветер. Шарахнувшись, ловится
В цепкие когти ракит
И, задохнувшись на миг, захрипит,
Точно в горле сухом сукровица.

И закатит фонарные бельма очей,
И забудется тьма на минутку,
И ударят тоскливо тогда в проститутку
Пузыри ее вялых грудей.

И, захмелев, завопит опрометчиво
Хриплый, как шлюха, звон.
Только ветер клекочет и мечется
Мимо грязных окон.

Только тени ползут, переменчивы,
Почки-фонари не просвечивают мрак.
Только тихие всхлипы женщины
Да чей-то ускоренный шаг.

И там, где фонарное марево
Оплело повителью пустырь,
Задержалась дешевая лярва
И в шубе распахнутой хмырь.

Лишь истрепанных лип верхушки
Да в проулке слышен, нелеп,
Голодной слова потаскушки
Про триппер, любовь и хлеб.

И в шелестах тихих, метаниях странных
Тень моя вдруг замечется; в сутемь маня,
Одурманит меня, обессилит меня
Тревога ночей несказанных.

Неясный звук, далекий звук во мгле —
То ночью тронут горизонт осенний.
Плывет в чуть слышном шелестенье
Туман по мокнущей земле.

То ночь бредет, шальные тени бродят,
Притонов темных тени, тайных кабаков.
И фонари сиянием исходят
Ночных огней, болотных огоньков.

То черепки огней разбрызгали пивные
По камням площадей, по глине черепиц,
Где возле фонарей фигуры зазывные
Еще не проданных блудниц.

И эта ночь последняя незванно
В твои пришла, о город, тайники.
А где-то август грезится полянам
И золотом ветвей звенят березняки.

Нет, тех воспоминаний ноша не легка мне,
Но их осенний ветер с пылью унесет,
Ведь только тут, на этом скользком камне,
Мое житье протоптанное всё.

Здесь дух пивных всё гуще и угарней,
Тут в стенах трутся песни хриплые людей,
Но поцелуем не сожмут хмельные парни
Шершавый рот, голодный рот ночей…

И звонят фонари, и проституток визги,
Еще темней подвал и всё, что в нем,
Где корчатся продажных тел огрызки…
«Иди-ка, стерва, выпьем мы вдвоем…»

Ночь глубока, уж лето миновало,
Последний лист слетает на панель,
А ты в тени, у темного подвала,
Еще стоишь, не продана досель.

К оврагу подошли, и тени по долине
Откинулись от мощных тел назад.
Скрипят возы, выстраиваясь в ряд;
Тяжелые колеса вязнут в глине.

А вожаки не спят, совет вершат —
Про месть и смерть панам на Украине.
Здесь все верны свободе, как святыне,—
Казак, и пахарь, и беглец солдат.

Люд зашумел и снова стих в лесах.
Услышал и казак, и ратай, и монах
Крик третьих петухов, пророков златоустых.

И гнев у всех в сердцах заклокотал,
И, от костров отброшенный, упал
На степь теней бунтарских сгусток.

Отгомонила и прошла
Ночь-гайдамачка степью лунной.
Иная пламенность легла
На град булыжный и чугунный.

Но за душу берет тела
Всё та же лють ознобом юным.
Взамен клинка рука взяла
Холодный браунинг коммуны.

И, жесткий взор вперив вперед,
Стезей жестокой, что ведет
Через века к мечте заветной,

Людской мятежный гнев грядет,
Непокоренных клич победный
Рабов к восстанию зовет.

Бьет космогрудый конь у привязи копытом.
На дне котлов, раскрытых широко,
Клокочет сладкое кобылье молоко,
И зелья пахнут соком ядовитым.
Здесь не прервет и смерть сон воинов нечистый,
И неподвижен на сырой земле
Узор чеканный крон, похожий в сизой мгле
На львиный корпус мускулистый.

К земле склоняется костров кустарник дикий,
И в небосвод уперся дым струной.
Замаранный наряд разорван в крике,
Цветущей гроздью грудь трепещет под рукой.
И оросил любовный пот
В полях Украины родимых полонянок,
И рты растерзаны, и будет спозаранок
В девичьих животах расти монгольский плод.
Цвели года, — извечный цвет лугов,—
И в сайдаках сердец нет стрел воспоминаний,
Но кровь былую, полную желаний,
Потомок сохранял во тьме веков.
И любы нам слова тяжелые, как дым
Костров, зажженных некогда татарами,
Лелеем крови мощь с наследиями старыми
И даль, объятую пожарами,
Встречаем сердцем круглым и простым.

Ты изолирован, ты смог уединиться,—
Твоя пора.
Беззвучно бьются на странице
Конвульсии пера.
Безжалостна жестокая игра,
И сердце — к финишу, и вперегонку — слово.
И пульс агонии безумьем атакован,
Высокою температурою пера.

Так, поэтический гурман,
Не замечаешь роста дней,
И всё становится стыдней
Убогих рифм и сердца смрадных ран.
И ты пытаешься опять
Найти глубины в слове плоском.
И возвеличивать и ждать
Любви туманные наброски…
И дни идут, но сердца тухлый ком
Надеется под серым пиджаком.

Пустыми переулками тоски
Ты в бледных сумерках запутался опять,
И, как воды разбуженная гладь,
В глазах плывут неясные круги.
И мимо сердца кровь плывет, плывет,
Кривой усмешкою у синих губ цветет,
И черный горизонт перед тобой
Узкою колышется петлей…

От мелких дум покоя нет и нет,
Гнилая кровь течет из-под пера,
Когда с продажной девкою, поэт,
Ты ищешь правды и добра…

Пустыми переулками тоски
Ты в бледных сумерках запутался опять,
И, как воды разбуженная гладь,
В глазах плывут неясные круги…