Владимир Высоцкий - Книга 1

Там у соседа пир горой,
И гость солидный, налитой
Ну, а хозяйка — хвост трубой —
Идет к подвалам.
В замок врезаются ключи,
И вынимаются харчи,
И с тягой ладится в печи,
И с поддувалом.
А у меня сплошные передряги.
То в огороде недород, то скот падет,
То печь чадит от нехорошей тяги,
А то щеку на сторону ведет.
Там у соседей мясо в щах,
На всю деревню хруст в хрящах,
И дочь-невеста вся в прыщах —
Дозрела, значит.
Смотрины, стало быть у них.
На сто рублей гостей одних.
И даже тощенький жених
Поет и скачет.
А у меня цепные псы взбесились,
Средь ночи с лая перешли на вой,
И на ногах моих мозоли прохудились
От топотни по комнате пустой.
Ох, у соседей быстро пьют!
А что не пить, когда дают?
А что не петь, когда уют
И не накладно.
А тут — и баба на сносях,
Гусей некормленных косяк.
Но дело даже не в гусях,
А все неладно.
Тут у меня постены появились.
Я их гоню и так, и сяк, они — опять.
Да в неудобном месте чирей вылез.
Пора пахать, а тут ни сесть, ни встать.
Сосед маленочка прислал.
Он от щедрот меня позвал.
Ну, я, понятно, отказал, —
А он сначала.
Должно, литровую огрел,
Ну, и конечно, подобрел.
И я пошел. попил, поел —
Не полегчало.
И посредине этого разгула
Я прошептал на ухо жениху…
И жениха, как будто ветром сдуло.
Невеста вся рыдает наверху.
Сосед орет, что он — народ,
Что основной закон блюдет,
Мол, кто не ест, тот и не пьет,
И выпил, кстати.
Все сразу повскакали с мест,
Но тут малец с поправкой влез: —
Кто не работает — не ест,
Ты спутал, батя.
А я сидел с засаленною трешкой,
Чтоб завтра гнать похмелие мое,
В обнимочку с обшарпанной гармошкой,
Меня и пригласили за нее.
Сосед другую литру съЕл
И осовел, и обсовел.
Он захотел, чтоб я попел, —
Зря что ль поили?
Меня схватили за бока
Два здоровенных мужика: —
Играй, говорят, паскуда!
Пой, пока не удавили!
Уже дошло веселие до точки,
Невесту гости тискают тайком.
И я запел про светлые денечки,
Когда служил на почте ямщиком.
Потом у них была уха
И заливные потроха,
Потом поймали жениха
И долго били.
Потом пошли плясать в избе,
Потом дрались не по злобе
И все хорошее в себе
Доистребили.
А я стонал в углу болотной выпью,
Набычась, а потом и подбочась.
И думал я: — Ну, с кем я завтра выпью
Из тех, с которыми я пью сейчас?
Наутро там всегда покой
И хлебный мякиш за щекой,
И без похмелья перепой,
Еды навалом.
Никто не лается в сердцах,
Собачка мается в сенцах,
И печка в синих изразцах
И с поддувалом.
А у меня и в ясную погоду
Хмарь на душе, которая горит.
Хлебаю я колодезную воду,
Чиню гармошку, а жена корит.

Чужие карбонарии,
Закушав водку килечкой,
Спешат в свои подполия
На лад или борьбу,
А я лежу в гербарии,
К доске пришпилен шпилечкой,
И пальцами до боли я
По дереву скребу.
Корячусь я на гвоздике,
Но не меняю позы,
Кругом жуки-навозники
И мелкие стрекозы,
По детству мне знакомые,
Ловил я их, копал,
Давил. Но в насекомые
Я сам теперь попал.
Под всеми экспонатами
Эмалевые планочки.
Все строго по-научному,
Указан класс и вид.
Я с этими ребятами
Лежал в стеклянной баночке,
Дрались мы, это к лучшему,
Узнал, кто ядовит.
Я представляю мысленно
Себя в большой постели,
Но подо мной написано:
„Невиданный доселе“.
Я гомо был читающий,
Я сапиенсом был,
Мой класс млекопитающий,
А вид уже забыл.
В лицо ль мне дуло, в спину ли,
В бушлате или робе я,
Стремился кровью крашенной
Обратно к шалашу,
И на тебе, задвинули
В Наглядные пособия,
Я злой и ошарашенный
На стеночке вишу.
Оформлен как на выданье,
Стыжусь, как ученица,
Жужжат шмели солидные,
Что надо подчиниться.
А бабочки хихикают
На странный экспонат,
Сороконожки хмыкают
И куколки язвят.
Ко мне с опаской движутся
Мои собратья прежние,
Двуногие, разумные,
Два пишут — три в уме,
Они пропишут ижицу,
Глаза у них не нежные,
Один брезгливо ткнул в меня
И вывел резюме:
С ним не были налажены
Контакты и не ждем их,
Вот потому он, граждане,
Лежит у насекомых.
Мышленье в нем неразвито,
И вечно с ним чп,
А здесь он может разве что
Вертеться на пупе.
Берут они не круто ли?
Меня нашли не в поле,
Ошибка это глупая,
Увидится изъян.
Накажут тех, кто слушали,
Прикажут, чтоб откнопили,
И попаду в подгруппу я
Хотя бы обезьян.
Но не ошибка — акция
Свершилась надо мною,
Чтоб начал пресмыкаться я
Вниз пузом, вверх спиною,
Вот и лежу расхристанный,
Разыгранный вничью,
Намеренно причисленный
К ползучему жучью.
А может, все проветрится
И солнцем приправится?
В конце концов, ведь досточка
Не плаха, говорят.
Все слюбится да стерпится,
Мне даже стала нравиться
Молоденькая осочка
И кокон-шелкопряд.
А мне приятно с осами,
От них не пахнет псиной.
Средь них бывают особи
И с талией осиной,
Да, кстати, вон из кокона
Родится что-нибудь
Такое, что и с локоном
И что имеет грудь
Червяк со мной не кланялся,
А оводы со слепнями
Питают отвращение
К навозной ковырьбе.
Чванливые созданьица
Довольствуются сплетнями,
А мне нужны общения
С подобными себе.
Пригрел сверчка-дистрофика —
Блоха сболтнула, гнида,
И, глядь, два тертых клопика
Из третьего подвида,
Сверчок полузадушенный
В пол-силы свиристел,
Но за покой нарушенный
На два гвоздочка сел.
Паук на мозг мой зарится,
Клопы кишат, нет роздыха,
Невестой хороводится красивая оса,
Пусть что-нибудь заварится,
А там хоть на три гвоздика,
А с трех гвоздей, как водится,
Дорога в небеса.
В мозгу моем нахмуренном
Страх льется по морщинам,
Мне станет шершень шурином,
А что мне станет сыном?
А не желаю, право же,
Чтоб трутень был мне тесть,
Пора уже, пора уже
Напрячься и воскресть.
Когда в живых нас тыкали
Булавочками тонкими,
Махали пчелы крыльями,
Пищали муравьи,
Мы вместе горе мыкали,
Все проткнуты иголками,
Забудем же, кем были мы,
Товарищи мои.
Заносчивый немного я,
Но в горле горечь комом.
Поймите, я, да многие
Попали к насекомым,
Но кто спасет нас, выручит,
Кто снимет нас с доски?
За мною, прочь со шпилечек
Сограждане-жуки.
И как всегда в истории,
Мы разом спины выгнули,
Хоть осы и гундосили,
Но кто силен — тот прав,
Мы с нашей территории
Клопов сначала выгнали,
И паучишек сбросили
За старый книжный шкаф.
У них в мозгу не вяжется,
Зато у нас все дома,
И пожелают, кажется
Уже не насекомо.
А я — я нежусь в ванночке,
Без всяких там обид,
Жаль над моею баночкой
Другой уже прибит.