Павел Зальцман - Сигналы Страшного суда. Поэтические произведения

Почуяв запах игрока,
Они берутся за бока
И говорят с улыбкой:
«Сейчас закидываем сеть.
Туда не мочь. Сюда не сметь.
А ну, займемся рыбкой».

Попробуй, не оставь следа,
Когда вокруг одна вода,
Пустая, как шумовка.
Вода – прозрачная среда,
В которой не видать следа,
Но и сидеть неловко.

Ну что ж, закидывайте сеть,
Валите даровую снедь
На ваши сковородки.
А вы подумали о том,
Что будет с вашим животом
И тем, что там, в середке?

Эх, дорогие игроки,
Вы, может, просто дураки
И трудитесь напрасно.
Вам никогда не допереть,
Что время можно запереть.
Не всё краснó, что крáсно.

Сигналы Страшного суда,
Небесные карнаи,
Гоните темные стада,
Спасая и карая.

Для нас не угасают днем
Высокие созвездия.
Мы молим Бога об одном:
Возмездия! Возмездия!

Мы безоружны, мы одни,
Но мы – твои орудия.
Даруй нам радостные дни,
Добра и правосудия.

Дырявый от жестоких ран,
Зачем ты терпишь, Себастьян,
Опутанный и слабый?
Глазеет на тебя толпа,
Стоящая вокруг столба, —
Иные тычут лапой.

Отъевшиеся на убой,
Они хохочут над тобой,
Пока печенки целы.
Им нравится живая цель,
Они кричат друг другу: «Цель!» —
И выпускают стрелы.

Чего ты смотришь, Себастьян,
На злую кучу обезьян
Каким-то странным взглядом?
Зачем не сбросишь свой канат
И не покроешь, виноват,
Их трехэтажным матом!?

Довольно сохнуть на столбе,
Сходи наперекор судьбе,
Ты что-то слишком кроток.
Эй, Себастьян, берись за меч,
Руби их всех, перекалечь
Уродов и уродок!

Стоящий тихо у столба,
Скажи, к чему твоя мольба, —
Напрасная работа!
Зачем бездействует твой меч?
– Меч полагается беречь
До полного расчета.

Позвольте вырвать хоть кусок
У вас из бока.
У вас, я слышал, сладкий сок,
Позвольте сока.

Есть жир и литерный белок
У вас в филее,
А ваш упитанный балык
Еще белее.

Ведь вы же мягки, как ковры,
Ведь вы пушисты,
Вы деликатны и добры,
Как пейзажисты.

Цветут цветы у вас в груди,
Вы – незабудки.
– Да, да, попробуй, подойди
К собачьей будке.

Попробуй выуди хоть кость
У вас из пасти —
Да вы сожрете даже гвоздь,
Сгрызя на части.

До того как стал Адам
Из четвероногого
И надумал по складам
Славить имя Богово, —
Обезьяна сколько лет
И без Бога бегала,
И у воши Бога нет, —
Никогда и не было.

Стань ты, смерть, как дудочка на колечко,
Не свисти нам в дыхало, не дуди.
Хватит тебе, тётечка, нас калечить,
Что ни сверточек – впереди.

Почему твои щеки сотрясаются?
Ты идешь-бежишь, поспеша,
На лице твоем походка отражается,
Или ходят нюхала-лягаша?

Есть на то платформы товарные,
Железнодорожная, значит, сеть.
И надворные есть уборные —
И побегать, и повисеть.

Стань ты, смерть, как дудочка на колечко,
Пожалей нас, мальчиков, пожалей,
А что сами мы бьем, это, человечков,
Так мы бьем каких-нибудь жидарей.

Речка крутится, речка глыбится,
А мы в лодочку и на качель,
Не играй ты, ветер, дохлой рыбицей,
А гуди давай в свою виолончель.

А мы не прибраны к рукам,
И нам переживанья тяжки.
Бог благосклонен к паренькам,
Пока у них тугие ляжки.

Есть прутья клетки, нет дверей,
Есть корм убогий, дым вонючий.
Блаженство есть удел зверей,
Удел зверей – счастливый случай.

Веселой поступью жена
Вбегает в прoклятые двери,
Она кругом обнажена.
Едят. На то они и звери.

Целуй их в душу, добрый Бог,
Создавший нас для голодухи.
Я рад, когда они без ног,
Я рад, когда им режут руки.

Когда их хлопает война
Ладонью из огня и стали,
Пусть воет зверем их жена,
Ведь мы от воя так устали.

Ночью взял бы я в руку кастет,
Провалил бы тебе черепушку,
И лило бы с тебя в постель,
И попортило бы подушку.

Зарывались бы в простыню
Волосатые конечности,
Я бы сглатывал слюну,
Сладкую до бесконечности.

И пока собачий хрип
Затихал бы в дохлой пасти,
Я бы, зубы обнажив,
Удивлялся вкусу мести.

Я бы щупал жидкий мех,
То ли рыжий, то ли бурый,
Чтоб одеть невзрачный грех
Содранной собачьей шкурой.

Мне бы это чучело
Долго не наскучило.

Мы орудуем кастетом —
Это свойственно поэтам.
По ночам, по ночам
Мы приходим к палачам.

Пляшут крылышками разноцветными
И флажками знаки вымахивают,
То ли эти знаки обсмехивают,
То ли эти знаки обстрахивают.
Надоела мне эта история,
Ваша тайная консистория.
Мастера вы, конечно, подначивать,
И выцеживать, и выколачивать,
И подталкивать, и подкручивать,
И выматывать, и вымучивать.
Но неловки вы и не прытки,
И бросаетесь вы на вся́ковину.
Прячут головы, как улитки,
А на заднице видно раковину!

Отливаются свинцовые болванки
в снежки,
Мы играем на шарманке
стишки,
Запускаем каждый снежный
комок
Небу прямо в этот нежный
дымок.

И они, повисая, цветут,
Застывая на вечернем цвету.
Но когда последний тает светец,
На глаза нам оседает свинец.

К кому вы приходили в гости?
К старухам? К дохлым старикам?
Зачем отбрехиваться? Бросьте
Лизать помои языком!

Кому вы приносили кучей
На именины свежих баб?
И был ли случай, был ли случай,
Чтоб был обласкан бедный раб?!

Кто, вдев в потемки толстый палец,
Нащупывал тугую грудь?
И кто под драным одеяльцем
Не мог уснуть, не мог уснуть?

Блаженство нищих и избранных —
Блаженно щелкающий рот,
И гордость (на карачках) раны.
Куда? В живот. Куда? В живот.

Эй, где вы, миленькие? Что вы?
Кого ведете в светлый храм?
Кому лизали губы вдовы?
Кто бог? – Пожалуй, Чингисхан.

И не подсовывайте трепу
В казуистическом дыму.
Идите, дорогие, в жопу,
Я оправданий не приму —

– О, этот голод неустанный! —
До той поры, до той поры,
Пока мне не залижут раны
Не оправданья, а дары.

Буонапарт в густом дыму
В сражение бросается.
Боюсь, собак и не пойму,
Зачем они кусаются.
Надеть в бою поверх лица
Тугую маску крови,
И только зубы скалятся
И выпирают брови.

Глотая пену, катятся
Свирепые драконы —
Куда это торопятся
Высокие норманны?
Преображается норманн;
Распялив вдоль теснины,
Строгают пленников-армян
Лихие сарацины.

Есть радость верная одна
В оплату нищей скуки —
Чужая белая жена
В отрубленные руки.

Согласно закона вонючей природы,
Болтаются звезды. Плодятся народы.
Говном наслаждаются черви в клозетах,
Минуя портреты на мятых газетах.