Владимир Маяковский - Том 5. Стихотворения 1923

Многие
    слышали звон,
да не знают,
         что такое —
                Керзон*.
В редком селе,
             у редкого города
имеется
    карточка
         знаменитого лорда.
Гордого лорда
             запечатлеть рад.
Но я,
         разумеется,
         не фотографический аппарат.
Что толку
    в лордовой морде нам?!
Лорда
           рисую
          по делам
         по лординым.
У Керзона
    замечательный вид.
Сразу видно —
              Керзон родовит.
Лысина
    двумя волосенками припомажена.
Лица не имеется:
         деталь,
              не важно.

Лицо
         принимает,
         какое модно,
какое
         английским купцам угодно.
Керзон красив —
         хоть на выставку выставь.
Во-первых,
        у Керзона,
         как и необходимо
                 для империалистов,
вместо мелочей
               на лице
             один рот:
то ест,
           то орет.
Самое удивительное
         в Керзоне —
                  аппетит.
Во что
    умудряется
         столько идти?!
Заправляет
       одних только
              мурманских осетров*
по тралеру
    ежедневно
         желудок-ров.
Бойся
          Керзону
         в зубы даться —
аппетит его
        за обедом
         склонен разрастаться.

И глотка хороша.
         Из этой
              глотки
голос —
    это не голос,
         а медь.
Но иногда*
    испускает
         фальшивые нотки,
если на ухо
       наш
              наступает медведь.
Хоть голос бочкин,
         за вёрсты дно там,
но толк
    от нот от этих
              мал.
Рабочие
    в ответ*
         по этим нотам
распевают
    «Интернационал».
Керзон
    одеждой
         надает очок!
Разглаженнейшие брючки
              и изящнейший фрачок;
духами душится, —
         не помню имя, —
предпочел бы
            бакинскими душиться,
                 нефтяными.
На ручках
    перчатки
         вечно таскает, —
общеизвестная манера
              шулерска́я.
Во всяких разговорах
         Керзонья тактика —
передернуть
        парочку фактиков.
Напишут бумажку,
         подпишутся:
              «Раскольников*»,
и Керзон
    на НКИД врет, как на покойников.
У Керзона
    влечение
и к развлечениям.
Одно из любимых
         керзоновских
              занятий —
ходить
    к задравшейся
         английской знати.
Хлебом Керзона не корми,
дай ему
    задравшихся супругов.
Моментально
           водворит мир,
рассказав им
          друг про друга.
Мужу скажет:
           — Не слушайте
              сплетни,
не старик к ней ходит,
         а несовершеннолетний. —
А жене:
    — Не верьте,
         сплетни о шансонетке.
Не от нее,
    от другой
         у мужа
              детки. —
Вцепится
    жена
         мужу в бороду
и тянет
    книзу —
лафа Керзону,
            лорду —
маркизу.
Говорит,
    похихикивая
         подобающе сану:
— Ну, и устроил я им*
         Лозанну! —
Многим
    выяснится
         в этой миниатюрке,
из-за кого
    задрались
         греки
              и турки.
В нотах
    Керзон
         удал,
              в гневе —
                 яр,
но можно
    умилостивить,
               показав долла́р.
Нет обиды,
       кою
было бы невозможно
         смыть деньгою.
Давайте доллары,
         гоните шиллинги,
и снова
    Керзон —
         добрый
              и миленький.
Был бы
    полной чашей
         Керзоний дом,
да зловредная организация*
              у Керзона
                 бельмом.
Снится
             за ночь
            Керзону
         раз сто,
как Шумяцкий*
            с Раскольниковым
              подымают Восток
и от гордой
          Британской
              империи
летят
         по ветру
            пух и перья.
Вскочит
    от злости
         бегемотово-сер —
да кулаками на карту
         СССР.
Пока
         кулак
    не расшибет о камень,
бьет
        по карте
          стенной
         кулаками.
Примечание.
Можно
    еще поописать
         лик-то,
да не люблю я
             этих
         международных
                   конфликтов.