Рабиндранат Тагор - Стихотворения. Рассказы. Гора
— Слова одно, а вот когда доходит до дела, все оказывается иным, — возразил Пореш-бабу. — В противном случае неужели кто-нибудь решился бы добровольно оставить свою старую общину? Если общество стремится опутать религиозное чувство человека цепями бессмысленных обрядов и приковать его навечно к одному месту, то получается, что члены его обречены на роль вечных марионеток.
— Но если индуизму свойственна такая узость, — ответил Биной, — наше дело попытаться вывести его из этого состояния. Никто не станет разрушать хороший каменный дом ради того, чтобы впустить в него побольше света и воздуха, если для этого достаточно шире распахнуть двери и окна.
— Отец, — вступила в разговор Лолита, — все, о чем вы говорите, мне не очень понятно. Лично я никогда бы не взяла на себя ответственности в таком деле, как усовершенствование какой бы то ни было религиозной общины. Но со всех сторон меня окружает такая несправедливость, что я просто задыхаюсь, и я не вижу основания, почему я должна молча мириться с этим. Мне не совсем ясно, что я должна делать и чего не должна, но терпеть это я просто не могу.
— А не разумнее ли было бы подождать немного? — ласково спросил Пореш-бабу. — Сейчас ты слишком взволнована.
— Я не против того, чтобы подождать, — ответила девушка. — Но я уверена, что ложь и несправедливые притеснения будут расти чем дальше, тем больше, и очень боюсь, что у меня не хватит сил сдержаться и я натворю что-нибудь такое, что огорчит тебя. Пусть тебе не кажется, что я не думала над всем этим. Я размышляла долго и поняла, что со своими взглядами и образованием вне «Брахмо Самаджа» я обязательно столкнусь с большими трудностями и испытаниями. Но в моей душе нет робости, наоборот, я испытываю радость, чувствую прилив новых сил! Единственно, о чем я беспокоюсь, отец, это как бы не огорчить тебя. — И Лолита нежно дотронулась до ноги Пореша-бабу.
— Видишь ли, дорогая моя, если бы я полагался только на свой ум, — улыбнулся Пореш, — я огорчался бы всякий раз, когда что-нибудь противоречит моим желаниям и убеждениям. Я не думаю, чтобы потрясение, которое пришлось вам испытать, принесло бы вам вред. В свое время я тоже восстал против всех и вся и покинул дом, ни на минуту не задумываясь над тем, чем это мне грозит. Во всех сложностях, через которые проходит теперь общество, чувствуется рука всевышнего. И разве мне дано знать, что именно желает он создать из этого очищающего хаоса? Что такое для него «Брахмо Самадж» и что такое индуизм? Он видит прежде всего человека.
Пореш-бабу закрыл глаза, как бы погрузившись в уединение своего сердца.
— Послушай, Биной, — заговорил он опять, после некоторого молчания, — ты сам знаешь, что общественное устройство в нашей стране тесно переплетено с религией и, следовательно, ни одна общественная церемония не обходится без религиозного обряда. Ты, конечно, отдаешь себе отчет в том, что для тебя будет невозможно ввести в круг своего общества человека, не придерживающегося ваших религиозных воззрений.
Лолита не поняла до конца смысла этих слов, ибо она никогда не знала, в чем именно заключается разница между «Брахмо Самаджем» и другими религиозными общинами. Она считала, что между обрядами и обычаями разных общин существенной разницы нет. Ей казалось, что расхождение между общинами так же неощутимо, как различия между ее семьей и Биноем. Она даже не подозревала, что существуют какие-то особые препятствия, которые могли бы помешать их свадьбе по обрядам правоверных индуистов.
— Вы имеете в виду, что во время свадебной церемонии нам придется кланяться изваянию божества? — спросил Биной.
— Да, — ответил Пореш-бабу, взглянув на дочь. — Сможет ли Лолита согласиться с этим?
Биной тоже посмотрел на Лолиту и увидел по ее лицу, что при мысли об этом все в ней возмутилось.
Чувство увлекло Лолиту в области, до той поры неведомые ей, и ловушки подстерегали ее здесь на каждом шагу. Жалость охватила Биноя, но вместе с ней пришла и твердая решимость защитить девушку. Ему столь же невыносимо было бы наблюдать, как смертоносные стрелы останавливают ее неукротимый порыв к победе, как и видеть это благородное создание сломленным и побежденным.
Некоторое время Лолита сидела, опустив голову. Затем она подняла на Биноя свои выразительные нежные глаза.
— Вы и в самом деле искренне, всем сердцем почитаете идолов? — спросила она.
— Нет, нет, — без малейшего колебания ответил Биной. — Идол для меня не бог, а всего лишь символ индуизма.
— Но нужно ли проявлять внешние знаки почтения перед тем, кого вы в душе считаете всего лишь символом? — спросила она.
— Я не допущу поклонения идолу на нашей свадебной церемонии, — твердо заявил Биной, обращаясь к Порешу.
— Ты не продумал всего этого как следует, Биной, — сказал Пореш, вставая. — Ведь этот серьезный шаг касается не только вас. Нельзя забывать, что брак не только личное, но и общественное дело. Мой совет тебе — подожди несколько дней, подумай. Не спеши с решением.
И Пореш ушел в сад и стал гулять там взад и вперед по дорожке.
Лолита тоже направилась было к выходу, но внезапно остановилась и сказала, обращаясь к Биною:
— Если в нашем желании нет ничего плохого, неужели мы отступим с позором только потому, что оно не совпадает с правилами какой-то общины? У меня это не укладывается в голове. Выходит, что лицемерие общество терпит, а справедливость порицает.
Биной медленно подошел к Лолите и, глядя прямо ей в глаза, сказал:
— Я не боюсь никакой общины. Если мы соединимся и приютом нашим будет истина, можно ли во всем мире найти общину выше этой.
И в эту минуту в комнату ворвалась Бародашундори.
— Биной, я слышала, что ты решил не вступать в члены «Брахмо Самаджа»! Это правда? — повышенным тоном спросила она.
— Я отказываюсь от церемонии в общине, — ответил Биной, — но я согласен принять наставление какого-нибудь почтенного гуру.
— Что значит весь этот обман и интриги?! — накинулась на него Бародашундори вне себя от ярости. — Зачем же ты два дня притворялся и уверял, что готов к церемонии? Обманывал меня и всех в «Брахмо Самадже»? А ты подумал о том, что губишь Лолиту?
— Но ведь далеко не все в «Брахмо Самадже» согласны с тем, чтобы Биной сделался его членом, — возразила девушка. — Ты же читала газету. Зачем вообще вступать при таких обстоятельствах?
— Да, но без этого о свадьбе не может быть и речи, — сказала Бародашундори.
— Почему, собственно, не может? — спросила Лолита.
— Вы, что же, собираетесь устроить свадьбу по индуистскому обряду?
— Вполне возможно, — ответил Биной, — я сделаю все, чтобы устранить любые препятствия, которые могут встретиться.
Бародашундори онемела. Когда же оцепенение прошло, она резко сказала:
— Уходи отсюда, Биной! Ступай прочь из нашего дома! И чтобы я больше никогда тебя здесь не видала!
Глава шестидесятая
Шучорита была уверена, что сегодня Гора придет. С самого раннего утра ее охватило волнение. Но, радуясь предстоящей встрече, она в то же время испытывала неясный страх; укоренившиеся с детства понятия и привычки на каждом шагу сталкивались с идеями Горы, звавшего ее к новой жизни, и это волновало и тревожило ее.
Вчера, например, увидев, как благоговейно склонился Гора перед идолом, стоявшим в комнате тетки, она была по-настоящему потрясена. И напрасно утешала она себя, говоря: «Ну и что ж из того, что он поклонился идолу. Ничего не поделаешь — такова уж его вера», — воспоминание об этом продолжало мучить ее.
Всякий раз, замечая в поведении Горы что-нибудь резко противоречащее ее собственным религиозным взглядам, она невольно замирала от страха. Неужели господь так и не дарует ей душевного покоя?
Желая показать хороший пример Шучорите, гордившейся своими современными взглядами, Хоримохини и на этот раз повела Гору в свою молельню. И он снова в почтении склонился перед изваянием.
Как только он спустился в комнату Шучориты, она спросила его:
— Неужели вы действительно верите в идолов?
— Да, я действительно верю, — ответил Гора неестественным, напряженным голосом.
Шучорита опустила голову и ничего не сказала. Кроткая, безмолвная печаль девушки поразила Гору.
— Выслушайте меня, — поспешно проговорил он. — Признаюсь вам: я и сам не знаю — верю ли я в идолов или нет, но я, во всяком случае, уважаю религию народа моей страны. Религиозные обряды, складывавшиеся в течение тысячелетий, не могут не вызывать у меня чувства благоговения. Я не способен, подобно христианским миссионерам, относиться к ним с презрительной враждебностью.
Шучорита смотрела на него, о чем-то сосредоточенно думая.
— Я знаю, — продолжал он, — что вам трудно до конца понять меня, потому что вы воспитывались в узких понятиях вашей общины и потеряли способность беспристрастно относиться к таким вещам. Когда вы смотрите в комнате у своей тети на изваяние бога, вы видите только камень, я же вижу любящее, исполненное веры и благоговения женское сердце. И могу ли я при этом сердиться или пренебрежительно посмеиваться? Неужели вы считаете, что божество, воплощающее ее сердце, — всего лишь каменный идол?
