Георгий Леонидзе - Сталин. Детство и отрочество
ДУМЫ И ПРЕДВЕСТЬЯ
Слушал малыш поученья.
Что это? Голос могил?
Слушал, но детской мечтою
Где-то высоко парил.
Слушает, но не сдается.
Думает тайно: «Не то!»
Чудятся дальние страны,
Где не страдает никто.
Понял, что в школе готовят
Преданных трону навек,
Чтобы льстецы выживали
И погибал человек.
Знает, что, множа напасти,
Мир расколола вражда.
Боль обжигает крапивой
И не пройдет никогда!
Ярость в младенческом сердце,
Гневом пылают глаза;
Ждет он, чтоб толпы восстали
И грохотала гроза.
Парус упругий натянут,
Тучами небо грозит.
Сердце уже пламенеет
И не прощает обид.
И, недовольная жизнью,
Неукротима душа.
Что же Сосело подскажут
Книги — друзья малыша?
— Чего не спишь еще, мой голубь?
— Другой, как эта, книги нет!
Хотел бы до последней строчки
Прочесть, пока блеснет рассвет.
Стихов певуче-звонких сладость
Впивает мальчик, опьянев.
Он любит древние сказанья
И руставелевский напев.
— О, хевисбер, могучий Гоча,
Моя мечта всегда с тобой!
— Рожденный раз лишь раз погибнет! —
Звучит его ответ простой.
— Но умирать героем должно,
Во имя ближних, мой сынок,
Чтоб весь народ, скорбя о жертве,
Итти за гробом гордо мог.
— Отец! Поверь, что так и будет!
Мне умирать не тяжело! —
И в урагане знамя Гоча
Горит, взметнувшись, как крыло.
— О, хевисбер, народом чтимый,
Скажу, сходя навек во тьму:
— Земли, где кости предков тлеют,
Не отдавайте никому!
Здесь кровь издавна обагрила
Народа страдные пути…
Служа мечом родному краю,
Отчизну жизни предпочти!
В горах не дрогнет знамя рода,
Потоком движется народ.
То Гоча, обнажив седины,
В поход воителей ведет.
— Пускай погибнет тот мохевец,
Что, словно раб, в пыли падет.
Смерть не страшна! Лишь древо жизни
Цвело б опять из года в год!
— Веди нас за собою, Гоча!
Ворвись, как вихрь, во вражий стан! —
К груди прижал Сосело книгу,
Восторгом пылким обуян.
ЗА ВАМИ СЛОВО, МОЛОДЫЕ!
О, Сопром, любимый всеми,
Друг селян и сельских нив!
У тебя медовый голос,
Ты всегда красноречив.
— Ваш черед, о молодые,
Обнажить для боя меч!
Воронье над нолем кружит,
Где отцам пришлось полечь.
Жизнь — взволнованное море,
Волны буйно мчатся вдаль.
Будьте крепки, словно скалы
Или кованая сталь!
Только благо торжествует!
С давней нам растят поры
Горгасланов и Давидов
Берега родной Куры.
Поседел Ираклий в битвах;
Кровь не сохла на клинке.
Голос скольких, жизнь сложивших,
Раздается вдалеке!
Горы Картли сохранили
Славу предков навсегда.
Храмы, замки и твердыни —
Плод великого труда.
Львы служили нашим предкам,
Не рожденным для цепей,
И земля отчизны нашей
Это — пепел из костей.
Не забудьте же, картлийцы,
Доблесть деда и отца!
Их мечи не устрашили,
Ни смертельный град свинца!
Ваш черед, о молодые,
Вам пути уступим мы!
Пусть нужда вас не пугает
И жестокий лед зимы.
Не одним мечом, а знаньем
Станет край непобедим.
Мы всегда с народом будем
И в напастях отстоим!
Быть с народом, нас вскормившим,
В дни несчастий и труда, —
И тогда душой и телом
С ним сольешься навсегда.
Они «Како» сегодня учат.
Как увлекателен урок!
О, сколько слез Илья исторгнет
Неотразимой властью строк!
«Владетель крикнул: — Люди, розог! —
И вот седого старика
Приволокли свои же братья.
Жестоко был старик избит,
Кого в селенье каждый чтит.
А я внимал мольбам и стонам
С душой и сердцем возмущенным…
Ни бледность старца восковая,
Ни борода его седая,
Ни воля мудрого творца
От князя не спасли отца!
Я рядом был, но что я мог?!..»[5]
Такая тишь стояла в классе, —
Казалось, что ударит гром.
А голос мальчика звенящий
О дне вещает боевом.
Уже вздувает вены ярость
И зреют новые слова;
В глазах — зловещее сверканье,
Вступает гнев в свои права.
И слезы детские на парты
Стекают из печальных глаз;
Они блестят, как полевые
Цветы в вечерний росный час.
«Когда же над отцом простертым
Я вновь увидел розог взмах,
Безумным гневом ослепленный,
Ружье невольно сжал в руках.
Я с плеч на землю скинул бурку,
Заслышав крик: „Расправьтесь с ним!“
Всадил заряд злодею в сердце;
Свершил я суд, неудержим,
Над ним — губителем моим!»
— Жизнь за него отдать готовы! —
То вторит мальчику весь класс,
И радует ребят притихших,
Что взор мучителя погас.
Зовя людей к священной мести,
Ты учишь праведной борьбе.
Како! Твой путь — дорога наша,
Мы будем подражать тебе!
Служить народу будем, братья!
Беды не отвратить слезой!
В борьбе наставниками станем
И для противников — грозой.
РАЗГРОМИМ КНЯЗЕЙ!
Деревня на пригорке. Хаты.
На каждой — низкая труба.
Оборванные земледелы.
В грязи завязшая арба.
Среди села — усадьба князя,
Чей окрик горных гроз страшней.
Тенистый двор Амилахвари.
В тени чинары — пир гостей.
Большой котел из-под арака
Над разгоревшимся костром.
В котле — дымящаяся туша
С тяжелым, жирным курдюком.
Под сенью старого ореха
Железных вертелов ряды;
Стекая, жир шипит на углях,
Пахучий дым ползет в сады.
А кровь кизиловым потоком
Сухую землю залила;
И, пьяны запахом поживы,
В сокольне бьются сокола.
И коршуном глядит владетель,
Сведя изломом с бровью бровь…
А на горе мелькнуло что-то,
То кроясь, то чернея вновь.
— Без промаха я попадаю!
Бьюсь об заклад! Заряд свинца
Я пропущу, не целясь вовсе,
В круг обручального кольца.
Следите же за этой целью!
Устрою зрелище для вас! —
Привстал владетель, грянул выстрел,
И тень с дорогою слилась.
У хаты — вопль неудержимый:
— О, буйвол мой черноволосый,
Кормилец мой! Стряслась беда!..
Казалось, в предвечернем небе
Скатилась в черный мрак звезда.
В слезах и женщина, и дети:
— За что караешь, господин?
Но князь ответствует сурово:
— Всему хозяин — я один!
И плач не умолкает вдовий,
От слез влажна седая прядь.
А дети смотрят, и бессильны
В печальном сердце боль унять.
— О, пропади, Амилахвари,
Да будет проклят весь твой род!..
А за селом — хлеба повсюду,
И всюду нивы жнет народ.
И песни льются по долинам,
Сверкают и звенят серпы.
На землю, в трещинах от зноя,
Ложатся грузные снопы.
Лоснится спелая пшеница,
Колосья низко наклонив,
И падают на землю зерна —
Нив золотящихся налив.
Закат. Прохладой веет ветер,
И от холма — длиннее тень.
В кругу жнецов — горшок с бобами
Под дикой грушей. Кончен день.
Сюда сбежавшиеся дети
Со старших не спускают глаз:
Ясны для них слова Сопрома —
О трудной жизни давний сказ.
И, пот стерев, кусочек хлеба
Крошит в бобы усталый жнец.
За день труда лишь скудный ужин
Ему награда наконец!
Ты быстро ешь, я вижу, дядя, —
Ужели от еды отвык?
А ты чего дивишься, малый?
Я ем свое. Я не должник!
И этот хлеб заслужен нами,
Ведь мы и бороним и жнем.
И ты бы ел с такой охотой,
Весь день промаявшись с серпом.
Кто пашет, боронит и сеет,
Тот заслужил хотя б еды.
Но разве так всегда бывает?
И что тебе дают труды?
Немало в мире дармоедов —
Иной, не сея, сжать успел!
Видать, у нас судьба такая,
Да будет проклят наш удел!
Не уступайте богатеям
Трудом заслуженный кусок!
Сказать легко, но трудно сделать, —
Вот в чем загвоздка, мой дружок!
О нас господь и не подумал,
Когда заканчивал свой труд.
Оброки и земли и неба
Гнетут и гнут издавна нас!
Эйда! Как видно, нам судили
Служить сановным мертвецам.
Но кто сравняет холм с долиной
И кто добудет волю нам?
Пойдут на нас войною вместе
И господин, и царь, и бог.
А справиться борьбой с троими,
Скажи, мальчонок, кто бы мог?
Как хлеба, нас лишают песни,
Жизнь нашу бедную губя!
Звени ж вдали от княжьих замков,
Чтоб не украли и тебя!
В провалы гор уходит солнце,
Как тигр с охоты — на покой.
Туман густеет бело-синий,
Плывя чадрою над рекой.
Как горлинка в гнезде укромном,
Сомкнувшая усталый взор,
Над Картли дремлет тихий вечер,
Алея на вершинах гор.
Встают жнецы, в тушинки вдевши
Колосья с золотым зерном.
— Теперь, друзья, веселой песней
Закончив жатву, отдохнем.
Тебя, малыш, за голос хвалят;
Так спой же песню нам опять?
Мы, слушая тебя, готовы
Той песней раны врачевать.
И вот пошли с веселой песней
К своим домам на склоне дня.
Сосо поет. Идут крестьяне,
Серпами светлыми звеня.
«Точу, точу тебя до блеска,
Мой серп, испытанная сталь!»
И песнь Сосело льется звонко:
«Расчисти нам дорогу вдаль!
Посевы жни, чтоб шире стали
И легче — трудные пути!
Ты — наше первое оружье,
Ты дашь нам волю обрести!»
Какая остановит сила
Потоком хлынувший народ?!
«Нагрянем, — начал запевала, —
Нагрянем, и развеем гнет!
Нагрянем на Амилахвари,
Обрушим крыши на господ!»
И вдаль, и вширь летела песня
И грозный славила поход.
Идут, и с ними — запевала,
Чей взор, как солнце, засверкал.
То песня или клич призывный?
Порыв ли ветра или шквал?
То взрыв ли пламенного сердца,
То рана ли, что с детства жгла?.
А над горийской цитаделью
Скользнула с неба тень орла.
За горный щит уходит солнце
От звезд, родящихся в ночи.
Ну что ж!
Оно взойдет заутра
И широко прольет лучи!
Комментарии