Александр Твардовский - Василий Теркин. Стихотворения. Поэмы

Как с юга к северу трава
В кипучий срок весны,
От моря к морю шла молва
По всем краям страны.
Молва растет, что ночь, что день,
Катится в даль и глушь,
И ждут сто тысяч деревень,
Сто миллионов душ.
Нет, никогда, как в этот год,
В тревоге и борьбе,
Не ждал, не думал так народ
О жизни, о себе…
Росла, невнятная сперва,
Неслась, как радио, молва,
Как отголосок по лесам,
Бежала по стране,
Что едет Сталин, едет сам
На вороном коне.
Вдоль синих вод, холмов, полей,
Проселком, большаком,
В шинели, с трубочкой своей,
Он едет прямиком.
В одном краю,
В другом краю
Глядит, с людьми беседует
И пишет в книжечку свою
Подробно все, что следует.
И будто он невдалеке
Коня того поил в реке.
А то еще у старика
Спросил он ночью огонька.
А этот сторож-старичок
Увидел – кто, а сам молчок:
Порасспросить его хотел
Насчет войны и прочих дел…
За гатью – мост,
За взгорьем – склон,
Дымок по ветерку…
И, может, прямо едет он
Навстречу Моргунку.
И все, что на душе берег,
С чем в этот год заснуть не мог,
С чем утром встал и на ночь лег,
С чем ел не впрок
И пил не впрок, —
Все вновь обдумал Моргунок…
– Товарищ Сталин!
Дай ответ,
Чтоб люди зря не спорили:
Конец предвидится ай нет
Всей этой суетории?..
И жизнь – на слом,
И все на слом —
Под корень, подчистую.
А что к хорошему идем,
Так я не протестую.
Ты слушай, выслушай меня,
Коснемся, например, коня.
И склад хорош, и стать легка,
В монету весь одет.
Под Ворошиловым конька
Такого, может, нет.
На конной в Ельне куплен был,
С дороги перепал,
Стоит – и шею опустил, —
Ну, думаю, попал!..
Блестит в корытечке вода,
Свищу, свищу – не пьет,
Не ест. И вижу я тогда,
Что дело не поет…
А как я вышел поутру,
С постели – босиком,
Иду, а он впотьмах: хруп-хруп…
Стой, думаю, живем!..
Теперь мне тридцать восемь лет.
Два года впереди.
А в сорок лет – зажитка нет,
Так дальше не гляди.
И при хозяйстве, как сейчас,
Да при коне —
Своим двором пожить хоть раз
Хотелось мне.
Земля в длину и в ширину —
Кругом своя.
Посеешь бубочку одну,
И та – твоя.
Пожить бы так чуть-чуть…
А там —
В колхоз приду,
Подписку дам!
И с тем согласен я сполна,
Что будет жизнь отличная.
И у меня к тебе одна
Имелась просьба личная.
Вот я, Никита Моргунок,
Прошу, товарищ Сталин,
Чтоб и меня и хуторок
Покамест что… оставить.
И объявить: мол, так и так, —
Чтоб зря не обижали, —
Оставлен, мол, такой чудак
Один во всей державе…
В пути, в незнаемом краю,
Забыв про все, Никита
Слагал, как песню, речь свою
Душевно и открыто…
Страна родная велика.
Весна! Великий год!..
И надо всей страной – рука,
Зовущая вперед.

И деревням и верстам счет
Оставил человек,
И конь покорно воду пьет
Из неизвестных рек.
Дорога тянется вдали.
И грусть теснит в груди:
Как много неба и земли
Осталось позади.
И весь в пыли, как хлеб в золе,
Никита Моргунок.
На всей планете, на Земле,
Один такой ездок.
И порыжел на нем пиджак, —
Дорога далека.
Днем едет, терпит кое-как,
А к вечеру – тоска.
Сквозь тишину и холодок
Повеет ночь жильем.
И куст – он дома, и пенек
На месте на своем.
А ты скитайся, разъезжай,
Сам при себе, один…
Вдруг слышит:
– Добрый гражданин,
А, добрый гражданин!..
И видит: нищий, чуть прикрыт,
Почти что босиком.
– Подвез бы, что ли, – говорит
Обиженным баском.
И мальчик, точно со слепым,
Идет по праву руку с ним.
И нищий злобно смотрит вслед:
– Забогател, сосед?..
Глядит – и обмер Моргунок:
– Илья Кузьмич? Ай нет?..
– Годов полсотни был Илья,
Да нынче стал не я.
Что видишь, только малец мой,
А шапка не моя.
Вот брат. Такая, брат, пора.
Кромешный год такой…
– Тпру!.. Правду говорят, гора
Не сходится с горой…
Коня стреножил Моргунок,
Прибрал хомут, дугу.
Оглобли – кверху. Огонек
Заговорил в кругу.
– Эх, холодна небось земля,
Погреться будет впрок. —
И достает из кошеля
Литровку Моргунок.
– Ну что ж, Илья Кузьмич, начнем?
Что есть. Прошу простить.
Тебя когда-то за столом
Мечтал я угостить.
Пей, грейся, гость. Как другу верь, —
Соседи были все ж…
А вот откуда ж ты теперь,
Илья Кузьмич, бредешь?..
– Бреду оттуда…
– Что ж там? Как?
– Да так. Хороший край.
В лесу, в снегу, стоит барак,
Ложись и помирай.
– Так, так, Илья Кузьмич…
А все ж —
Тут злость своя нужна:
Что скажут – делай, – дескать, врешь,
Работа не страшна.
– Нет, брат, спасибо за совет.
Не страшен был бы труд,
Да смысла нет.
– А ты начни!
– Да мочи нет…
– А ты тяни!
– Да руки не берут.
Никита слушал и коня
Из вида не терял.
Мальчишка, млея у огня,
Тихонько засыпал.
Куда он, малец, гол и бос,
Шел по свету с отцом,
Суму на перевязи нес
С жестяным котелком?..
– А что, – пожал отец плечом, —
Не страшно до зимы.
Где так попросим, где споем, —
Петь научились мы.
Эх, брат, – вздохнул, ложась, Бугров, —
В последний этот год
Еще б таких наделать дров, —
Земли переворот!..
На колокольни встать бы, брат,
И сверху б – в добрый час —
На всю Россию бить набат!
– Да не во что как раз…
Спал Моргунок и знал во сне,
Что рядом спит сосед.
И, как сквозь воду, в стороне
Конь будто ржал под свет…
Вскочил, закоченелый весь,
Глядит – пропал сосед.
Телега здесь, и мальчик здесь.
А конь?.. Коня – и нет…
Никита бросился в кусты,
Высматривая след.
Туда-сюда. И след простыл.
Коня и вправду нет.
И место видно у огня,
Где ночью спал сосед,
В траве окурки. А коня
И нет. И вовсе нет.
И заняла дыханье боль,
И точно высох рот.
Позвать попробовал:
– Псель-псель… —
И губ не соберет.
– Псель-псель… —
И тишина кругом.
Туман. Глухой рассвет…
Вот бросил он семью и дом,
Уехал в белый свет.
Вот все, что думал, – все не в счет.
Вот прожил столько лет…
Туман встает,
Роса ползет.
День. А коня-то нет…
Коня-то нет…
– Вставай, пострел!
Замерз небось, беглец.
Пока ты спал да сны смотрел,
Сменял тебя отец.
Сменял – и серого коня
С уздечкой получил.
Тебя обидел, а меня
Навеки научил.
Я угощал его, любя,
Считал – в беде сосед…
А ты не бойся: бить тебя
Теперь мне пользы нет…
Короток день, а путь далек,
А солнце – где уже!..
Переобулся Моргунок,
И легче на душе.
Собрал шлею, кошель и кнут,
Переменил чеку;
Колеса смазал, подоткнул
Поклажу к передку.
Короток день, а путь далек,
Хоть воз не так тяжел.
И влез в оглобли Моргунок,
А мальчик вслед пошел…

Под уклон, гремя с разбега,
Едет – просто чудеса! —
Без коня сама телега,
Все четыре колеса.
И, кого ни встретит, всякий
Долго-долго смотрит вслед.
А увяжутся собаки —
Три версты отбою нет.
Моргунок гремит с телегой
В неизвестной стороне:
– Не видали ль человека
На копейчатом коне?
Моргунок волочит ноги
Тяжело, и, как назло,
Растянулось вдоль дороги
Бесконечное село.
Никуда от глаз не скрыться,
На виду мужик у всех.
По окошкам липнут лица.
Лай собачий, – смех и грех.
Моргунок везет понуро,
Не ворочаться ж назад.
Шум, смятенье, даже куры
Растревоженно кричат.
Дальше – к мосту – скат крутой,
Поскорей бы с глаз долой!
И пошел, пошел с разбега,
Только грохот поднялся.
Пропадай, моя телега,
Все четыре колеса.
За мостом дорога в гору,
Позади, в пыли густой:
– Стой! – кричат, как будто вору. —
Стой! Стой!..
Подбегают:
– Стой-ка, дед!
Заворачивай в Совет.
И народ кругом посыпал,
Рассуждая горячо:
– Мало, что ли, всяких типов,
Поглядишь, а тут еще…
– На поселке нищий в бане
Двое суток ночевал:
С золотыми был зубами —
Вроде бывший генерал…
И, упершись в грядки, миром
Помогают Моргунку.
– Только ты не бегай, милый…
– Да куда я побегу?..
В сельсовете председатель
Предложил на лавку сесть
И сказал учтиво:
– Дайте
Документы, если есть.
Из-за ворота рубахи
Тащит целый узелок,
Достает свои бумаги
Никита Моргунок.
Бумаги пожелтелые,
Как деньги – еле целые,
Зацапанные, мазаные,
Крест-накрест перевязанные.
– Вот при одной коровке
Семья моя – семь душ.
И хлебозаготовки,
И лесозаготовки,
И страх,
И труд,
И гуж.
И двор со всей скотиной,
И хата в три окна.
Единый —
Семь с полтиной, —
Уплаченный сполна.
Деревня Васильково,
Касплянский сельсовет,
И карточка конева,
А вот коня – и нет…
– Ну что ж, понятно в целом,
Одно неясно мне:
Без никакого дела
Ты ездишь по стране.
Вот, брат! – И председатель
Потер в раздумье нос:
– Ну, был бы ты писатель,
Тогда другой вопрос.
Езжай! И в самом деле,
Чего с тебя возьмешь?
– А что ж, у вас – артели?
– Кругом артели. Сплошь.
И гремит телега снова,
Застилая пылью след…
– Не видали ль верхового?.. —
Отвечают:
– Что-то нет…
Моргунок телегу тянет.
Плечи стертые горят…
– Братцы! Где тут есть цыгане?
– Вон, в колхозе, – говорят.