Антология - Европейская поэзия XIX века
Реализм был знамением времени. Тогда же образовалась группа молодых писателей, отстаивавших принципы реализма, — так называемая «Молодая Финляндия», теоретиком которой был К. Лейно. Реализм в его понимании — это умение видеть реальные противоречия, суровую битву за существование — и в то же время стремление человека к свободе мысли и духа, борьба против всего косного.
В дальнейшем поэт выпустил еще три сборника стихотворений: «В перекрестных волнах» (1890), «На просторе» (1893) и «Стихотворения» (1899), в них заметно росло мастерство, совершенство поэтической формы, но в последнем сборнике поэт отошел от первоначальных принципов реализма, склоняясь к неоромантизму.
БУРЕВЕСТНИК
Когда вовсю куролесит буря,
Когда, вскипая, море гремит,
Когда трещат-качаются сосны
И волны точат скалы гранит —
Лечу я в небо с ликующим кличем,
И тучи рву, паря над водой,
И славлю землю,
И славлю море,
И человека, и жизнь, и бой!
Когда скрипят натруженно мачты
И ветер треплет баркаса снасть,
Я вторю ветру,
Я шторму вторю
И не страшусь в пучине пропасть.
Я верю:
Тучи развеет буря
И небо хмурое преобразит,
И ветер смолкнет, и гладь морская
Каемку берега отразит.
Иным по нраву безмолвье штиля,
И щебет жаворонка, и тишь.
А мне милее роптанье грома:
Тогда — юнеешь, тогда — летишь!
А ну-ка, Ахти, владыка моря,
В свой буйный бубен безумно бей!
Лечу сквозь тучи, в обнимку с бурей —
И крепнут крылья,
И шторм слабей!
ДИТЯ НАРОДА
Я родился в сердце страны, в темной лесной глухомани.
Врос корнями я в свой народ, знаю его страданья.
Видел я, как в стужу дрожал обездоленный люд.
Знаю, как лица горе клеймит, как дети с голоду мрут.
Кожа на лицах у бедняков была молочно-белой.
Руки их багровели от вьюг, стужей сводило тело…
Я бы с розами не сравнил блеклых обветренных щек.
Эти лица съела метель, мороз оголтелый сжег…
Несчастен и жалок этот народ, богом забытый словно.
Он от голода изнемог и тьмой ослеплен духовной.
Мороз опять погулял в глуши, сглодал яровые опять.
Кору сосновую там едят — хлеба-то негде взять!
Грызть кору — и опять, опять до седьмого пота работать!
Это с полгоря им еще, да чем выплачивать подать?
Денег-то не видать, не слыхать, а чиновник примчит —
Дом продаст, надел отберет — столько бед учинит…
Все пропадет, все прахом пойдет — ни крова, ни урожая.
Нужда стоит и ждет у ворот, гибелью угрожая.
Выброшены, как высевки, в мир, по миру дети пойдут.
На бирже пофартит одному, других под забором найдут…
Да, в захолустье тягостна жизнь, словно тяжкая ноша.
Но безотрадней удел сироты, но участь бродяги плоше.
Дом родимый — все-таки дом, как бы он ни был убог.
Но нет ничего постылей и злей крутых сиротских дорог.
Если б кудесником я родился, была б у меня работа:
В сады и поля превратил бы я скалы, моря и болота.
К сожаленью, немощен я и хил и вовсе не чародей.
Но я утверждаю: в труде и борьбе счастье страны моей!
ФРАНЦИЯ
АНДРЕ ШЕНЬЕ
Андре Шенье (1762–1794). — Поэт, стремившийся «о новом петь античными стихами», Шенье черпал образы и формы своей лирики у древних авторов. Но для Шенье это не литературная условность. Ему удалось точно почувствовать и воссоздать наивную прелесть буколической Аркадии — изящество, присущее самым повседневным трудам и вещам, согласованность ритма человеческой жизни и жизни природы. Пластическое совершенство у Шенье не скрывает, а, напротив, подчеркивает ту свежесть чувства (подчас, особенно в его элегиях, вовсе не безмятежного), благодаря которой позднее поэты-романтики видели в нем своего предтечу.
Современникам, однако, Шенье был известен лишь как автор злободневных политических сочинений. Первое собрание его стихов появилось в печати только в 1819 году — через двадцать пять лет после того, как сам он погиб на гильотине. В России среди почитателей и переводчиков Шенье были Е. Баратынский, А. К. Толстой, А. Фет, но прежде всего — Пушкин, переложивший несколько пьес «певца любви, дубрав и мира» и посвятивший ему знаменитое стихотворение «Андрей Шенье» (1825).
«Я был еще дитя…»
Перевод А. Майкова
Я был еще дитя; она уже прекрасна…
Как часто, помню я, своей улыбкой ясной
Она меня звала! Играя с ней, резвясь,
Младенческой рукой запутывал не раз
Я локоны ее. Персты мои скользили
По груди, по челу, меж пышных роз и лилий…
Но чаще посреди поклонников своих
Надменная меня ласкала и, на них
Лукаво-нежный взор подняв как бы случайно,
Дарила поцелуй с насмешливостью тайной
Устами алыми младенческим устам;
Завидуя в тиши божественным дарам,
Шептали юноши, сгорая в неге страстной:
«О, сколько милых ласк потеряно напрасно!..»
«Супруг надменный коз…»
Перевод А. Фета
Супруг надменный коз, лоснящийся от жиру,
Встал на дыбы и, лоб склоня, грозит сатиру.
Сатир, поняв его недружелюбный вид,
Сильнее уперся разрезами копыт,—
И вот навстречу лбу несется лоб наклонный,
Удар, — и грянул лес, и дрогнул воздух сонный.
«Я вместо матери уже считаю стадо…»
Перевод А. Толстого
Я вместо матери уже считаю стадо,
С отцом ходить в поля теперь моя отрада.
Мы трудимся вдвоем. Я заставляю медь
Весной душистою на пчельнике звенеть;
С царицею своей, услыша звук тяжелый,
Во страхе улететь хотят младые пчелы,
Но, новой их семье готовя новый дом,
Сильнее все в тазы мы кованые бьем,
И вольные рои, испуганные нами,
Меж зелени висят жужжащими гроздами.
«Ты вянешь и молчишь; печаль тебя снедает…»
Перевод А. Пушкина
Ты вянешь и молчишь; печаль тебя снедает;
На девственных устах улыбка замирает.
Давно твоей иглой узоры и цветы
Не оживлялися. Безмолвно любишь ты
Грустить. О, я знаток в девической печали;
Давно глаза мои в душе твоей читали.
Любви не утаишь: мы любим, и как нас,
Девицы нежные, любовь волнует вас.
Счастливы юноши! Но кто, скажи, меж ими
Красавец молодой с очами голубыми,
С кудрями черными?.. Краснеешь? Я молчу,
Но знаю, знаю все; и если захочу,
То назову его. Не он ли вечно бродит
Вкруг дома твоего и взор к окну возводит?
Ты втайне ждешь его. Идет, и ты бежишь,
И долго вслед за ним незримая глядишь.
Никто на празднике блистательного мая,
Меж колесницами роскошными летая,
Никто из юношей свободней и смелей
Не властвует конем по прихоти своей.
«Под бурею судеб, унылый, часто я…»
Перевод Е. Баратынского
Под бурею судеб, унылый, часто я,
Скучая тягостной неволей бытия,
Нести ярмо мое утрачивая силу,
Гляжу с отрадою на близкую могилу,
Приветствую ее, покой ее люблю,
И цепи отряхнуть я сам себя молю.
Но вскоре мнимая решимость позабыта,
И томной слабости душа моя открыта:
Страшна могила мне; и ближние, друзья,
Мое грядущее, и молодость моя,
И обещания в груди сокрытой музы —
Все обольстительно скрепляет жизни узы,
И далеко ищу, как жребий мой ни строг,
Я жить и бедствовать услужливый предлог.
АЛЬФОНС ДЕ ЛАМАРТИН
Альфонс де Ламартин (1790–1869). — Громкую известность Ламартину принесли первые же сборники его стихов: «Поэтические размышления» (1820) и «Новые поэтические размышления» (1823). Новизну и обаяние формально традиционным строкам Ламартина сообщала свобода, с которой изливались в них сокровенно-личные раздумья и настроения. Возвышенное и совершенное, но столь быстротечное на земле блаженство любви; неотвязные предчувствия смерти; стремление человеческой души к божеству; меланхолическое очарование природы — вот темы, навсегда определившие сущность поэзии Ламартина. Несмотря на то, что Ламартин вел жизнь активного политического деятеля (либерал весьма умеренного оттенка, он был видным депутатом-оратором при Луи-Филиппе и министром Временного правительства в 1848 г.), его литературное наследие довольно обширно. Здесь еще несколько стихотворных сборников, две поэмы, задуманные как часть грандиозного мистико-философского цикла, повести, исторические сочинения.
