Народное творчество - Песни славянских народов

Вот письмо мадярин Перцель пишет
Во селе проклятом Сент-Иване,
Шлет письмо Кничанину Степану:
«Гей, Еничанин, гей – поутру завтра
На тебя с полками я ударю,
Я ударю в день святого Спаса,
В час, когда идет у вас обедня;
На глазах твоих село разграблю,
Чтоб по нем тебе уж не шататься,
В прах развею твою силу-войско,
Разорю я церковь на Мароше,
Из той церкви сделаю конюшню,
Своего коня туда поставлю,
По́ полю бачванов[17] стану вешать,
Капитанов ихних похватаю,
В страшных муках их я стану мучить,
Поведу их по Земле Мадярской –
Пусть над ними стар и мал смеется,
Пусть смеется и в глаза им плюет;
Окрещу потом их в нашу веру,
Окрещу и посажу их на́ кол.»
Как прочёл Степан, что Перцель пишет,
Он схватил чернила и бумагу
И в ответ он Перцелю ответил:
«Если точно, генерал ты Перцель,
На меня сбираешься ударить,
Нашу церковь разорить грозишься,
Хочешь биться в день святого Спаса,
В час, когда идет у нас обедня –
Так послушай: будь мне Бог свидетель
И святая истинная вера –
Я всяк час готов с тобой сразиться!
Из шатра я погляжу отсюда,
Как из рук моих ты увернешься,
Как-то поле наше будешь мерить,
И твои проклятые гонведы
И Бочкай-Рагонские гусары;
Буду гнать я их до их палаток,
До проклятого села Ивана.
Ждут тебя бачваны не дождутся,
Вострые свои ханджары точат,
Громко песни ходят-распевают,
С девками играют в хороводах;
Капитаны их сряжают кбней
И готовятся к кровавой битве:
Разобьют они твое все войско,
Причинят тебе печаль-досаду!
Хочется с тобою им побиться,
Славным боем освятить тот праздник.»
Как письмо то получил мадярин
И прочёл, что писано в нем было,
Написал тотча́с письмо другое
И послал его в Варадин город,
На колено генералу Кишу:
«Слушай, Киш, ты побратим мой верный!
Разверни ты шолковое знамя,
Насади ты яблоко на древко,
Собери под знамя силу-войско,
И кому солдатский плащ, что кровля,
Пистолеты, что друзья и братья,
А винтовка – матушка родная:
Тот идет пускай к селу Ивану,
Где стоят мои мадяры станом.»
Перцелев наказ дошол до Киша,
Киш прочёл, что писано в нем было,
Все как надо по наказу сделал,
И пришол он к Перцелю на помощь;
Оба вместе тронулись в Вилову,
И когда попали на дорогу,
Стали пушки наводить на наших;
Но лихие мо́лодцы бачваны
Услыхали звон и гром оружья,
Услыхали топот по дороге,
Выстрелил один – и сто винтовок
Отвечали вдруг ему на выстрел,
Тысячи тот выстрел услыхали;
Тут все поле дрогнуло под нами,
Затряслась как бы струна на гуслях,
Загудел от пуль и ядер воздух,
Тот кричит: «пропа́сть мне и погибнуть!»
А другой бегом уходит с поля.
Это было около полудня;
Сербы знали только что стреляли.
Видит Перцель, что не может биться,
Что чем дольше бьётся он, тем хуже –
И бегом он по́ полю пустился.
Сербы кинулись за ним в погоню,
И кричали: «гой еси ты, Перцель!
Что Вилово рано ты оставил?
Что бежать ты по́ полю пустился?
Еще пушек мы не разогрели,
Еще сердце в нас не разыгралось,
Маку-пороху еще довольно
И свинцового гороху много!
Воротись и бой давай докончим,
И сегодняшний прославим праздник.»
Но не слышит Перцель и уходит,
Из очей он горьки слёзы ронит:
«Бог убей проклятое Вилово!
Погубил я много силы-войска,
Верных подданных отца-Кошута,
Слуг покорных Перцеля Морица;
По клянуся верой и законом,
И святым мадярским нашим Богом:
Уж добуду это я Вилово,
Или в нем свои оставлю кости!»
Он отер свои полою слёзы,
И еще скорей бежать пустился:
Видно пули мимо засвистели!
Сербы славят день святого Спаса,
Пьют вино во здравье генерала,
Храброго Кничанина Степана:
Будь ему от нас во-веки слава!

Распевала пташка мала,
Пташка мала соловейка,
В темной роще распевала,
Что на ветке на зелёной.
Три охотника проходят,
Увидали соловейку;
Говорит им соловейка:
«Не стреляйте, не губите!
Я спою за-то вам песню,
Во дубраве, в темной роще,
На шиповнике, на росе!»
Но охотники поймали
Малу пташку соловейку
И с собою пташку взяли,
Чтобы в клетке распевала,
Красных девок забавляла.
Да не стал им соловейка
Петь свои лесные песни:
Он не пьёт, не ест в неволе,
Отпустили соловейку
В темну рощу, в луг зеленый,
И запел он на свободе:
«Тяжко другу жить без друга,
Тяжко другу жить без друга,
А соловушке без луга!»

Хоровод ходил под Видином,
Да такой, что и не видано!
Подъезжает добрый мо́лодец,
Весь он за́лит златом-се́ребром,
Да и конь его разубран весь,
Конь разубран, разукрашен был.
На плечах у добра мо́лодца
До́лман был зеленый бархатный,
На долма́не тридцать пуговиц,
Сверх долмана куртка толкова
И богаты латы медные,
На ногах чакчири шитые,
На макушке шапка алая,
В шапку во́ткнут золотой салтан,
У бедра дамасска сабелька,
Золотая рукоять у ней
Крупным же́мчугом осыпана.
Все глядят на добра молодца;
Говорит им добрый мо́лодец:
«Не глядите, красны девицы,
На убранство на богатое!
Не гляжу и я на золото,
А выглядываю девицу,
Изо всех ли раскрасавицу,
Что вести бы можно к матушке,
Похвалиться ей, похвастаться!»
Тут одна сказала девица:
«Холостой ты добрый мо́лодец!
Ты назад возьми такую речь!
На богатство что ли смотрим мы,
На убранство кони во́рона?
Смотрим мы на́ добра мо́лодца,
Чтоб не даром кинуть матушку,
Да еще ли царство красное,
Царство красное – девичество!»

– «Пробегал молодец,
Пробежал по селу;
Я в потьмах, молода,
Проглядела его,
Стало мне на душе
Тяжело таково!
Ах, родная моя,
Вороти молодца!»
– «Что тебе в молодце?
Видишь, он не простой,
Не простой, городской:
Надо пива ему,
Надо ужин собрать
И постелю потом
Городскую постлать!»
– «Ах, родная моя,
Вороти молодца!
Вместо пива ему –
Чорны очи мои;
Вместо хлеба ему –
Белы щоки мои;
А закускою будь
Лебединая грудь!
А постель молодцу –
Мурава на лугу;
А покров – небеса;
В голова́ же ему
Дам я бело плечо,
Я плечо горячо!
Ах, родная моя,
Вороти молодца!»

– «Ах, душа ты, красная девица,
Ты на что глядела, выростая?
На зеленый, что ли, дуб глядела,
Иль на ёлку тонку и высоку,
Иль на брата моего меньшего?»
– «Ах ты, мо́лодец, мой сокол ясный!
Не на зёлен дуб глядя росла я,
Ни на ёлку тонку и высоку,
Ни на брата твоего меньшего,
Но глядела, друг мой, выростая –
На тебя я все, млада, глядела!»

Побратим ты мой,
Побратим Иван,
Как не грех тебе:
Досадил ты мне!
Красна девица
За тебя идет!
Так и просится
Сабля вострая
Зарубить тебя,
Брата-недруга!
Не бери моей,
Брат, подруженьки!
Нашим всем она
Полюбилася:
Моему отцу –
Златом-се́ребром;
Моей матери –
Родом-племенем,
А сестрам моим –
Долгим волосом;
Мне же, мо́лодцу,
Чернотой очей,
Что черны у ней,
Как осення ночь.
Не бери ж моей,
Брат, подруженьки!

Темный бор в листу зеленом;
Брат с сестрою там гуляет,
Говорит сестрица брату:
«Что ко мне ты, брат, не ходишь?»
– «Я бы рад ходить, сестрица,
Да из дому не пускает
Молода краса-девица,
Ненаглядная подруга:
Я коня лишь оседлаю,
А подруга расседлает;
Саблю вострую надену,
А подруга саблю скинет:
«Не ходи, мой друг, далёко:
«Мутна речка ведь глубо́ка,
«Широко́ ведь чисто поле –
«Что, мой милый, за неволя!»

Когда мне подруга
Моя изменила
И храброе сердце
Во мне приуныло:
Однажды, я помню,
Той смутной порою
Далмат повстречался
Коварный со мною.

«Возьми-ка, он молвил,
Винтовку лихую,
Пойдем-ка с тобою
В столицу морскую!
Житьё, Алексеич,
Там нашему брату:
Душою там рады
Лихому солдату.

«Там денег, что камню:
Богаты мы будем!
Какие долманы
Себе мы добудем!
Нам грудь золотыми
Унижут кистями
И алую шапку
Дадут с галунами!

«А красные девки!..
Как станем порою
По селам веселым
Бродить мы с тобою:
Смоют, Алексеич,
Нам песню такую…
Пойдем, брат, скорее
В столицу морскую!»

Подда́лся я, глупый,
На хитрые речи,
Не думая, вскинул
Винтовку на плечи –
И вот очутился
От милого края
Далёко, далёко…
Но счастья не знаю!

Как пёс, я прикован,
И рвусь и тоскую,
И в хлебе насущном
Отраву я чую;
И девичья песня
Души не забавит,
И воздух заморский
Все душит, и давит!

Не ищут со мною
Красавицы встречи:
Пугают их, что ли,
Им чуждые речи.
Соотчичей старых
Не мог распознать я:
По нраву, по речи,
Мне братья – не братья!

От них не услышишь
Родимого слова,
Не скажешь им: братцы,
Здорово, здорово!
Покинул давно бы
Я сторону эту:
Есть сила, есть крылья,
Да – волюшки нету!