Людмила Кулагина - Да будет день!

Годам и смыслу вопреки,
Я верю – будет жизнь другая.
В виду я не имею рая, —
Мой быт так не похож на скит.

Нет, я о сýетном и грешном
Земном райке опять мечтаю,
Где – Франция, инжир, черешни
И дом у океана с края.

Там греет слух язык французский,
Там сердцу милые места.
Там с живностию их по—русски
Общаться будем без листа.

Нет, нам не нужен переводчик:
Прочь дипломатию послов.
Язык любви поймёт, кто хочет, —
Здесь тон и взгляд яснее слов.

Так было: ящерица, глазки
Прищурив, слушала меня,
И кошка отвечала лаской,
И обнял пёс средь бела дня.

Там буду собирать ракушки,
Что в дар прилив мне принесёт, —
Не знаю я милей игрушки.
Да вот, пожалуй, что и всё —

Всё то, что мне для счастья надо.
Но это всё не здесь, а там.
Подкрасим бледный быт помадой:
Где жизнь тесна – простор мечтам.

Разве счастье там, где море,
Огороды винограда?
Разве там не будет горя,
И всегда ты будешь рада?

Разве местные проблемы
Обойти бочком сумеешь?
Разве вечную дилемму —
«Быть? Не быть?» – решить сумеешь?..

Во французском государстве
Будут также боль, старенье.
Что тебе тот берег дался,
Как вчерашнее варенье?..

От себя бежишь, спасаясь,
Убежать пытаясь в детство.
Но душа – нага, босая.
Ей обуться бы, одеться

В платье кроткое смиренья
И в терпения сандальи,
Укрепить любви коренья
И тогда – в любые дали!

Нет земли обетованной
Вне твоей души без Бога.
К морю радости обманной
Слишком лёгкая дорога.

Там, где всё легко и просто,
Ждёт суровая расплата…
Дождь прошёл, алмазов россыпь
Блещет в золоте заката.

Ах, Гагры, Гагры, заповедный край!
Там мандарины, море, пальмы…
Когда дарил Бог этот рай,
Мы под раздачу не попали.

А так хотелось с морем быть
Накороткé, роднее, ближе.
Но был вердикт: в Тамбове жить,
Купаться в местной мутной жиже.

Письмо из Франции, открыточка из Вены,
Нечастые междугородние звонки.
Когда ж в судьбе моей настанут перемены,
И рядом будут те, кто далеки?..

Ну, а пока – провинция России,
Где ценности так пали и рубли.
Лишь облака, как прежде, в неба сини
Безвѝзово плывут, как корабли.

Тоска. Предвидя перемены,
Душа волнуется, томится.
То ль будущее бродит в генах,
Пытаясь в новый день пробиться,

А, может, прошлое всплывает
Тяжёлой тёмною волною,
Тоскливым волком подвывает,
И тень его идёт за мною.

То ль настоящее так тускло, —
Ни зги не видно, ни просвета.
А где—то берег есть французский,
Там яхты ждут начала лета.

Там зацветёт весной черешня,
Оденутся в листву платаны,
И осенят французов грешных
Цветными свечками каштаны.

Там море, солнце и улыбки,
И сок пьянящий винограда.
В мечту я прячусь, как улитка. —
Ах, как во Францию мне надо!..

Тщимся выйти из мечты
В мир реальный – я и ты.
Он далёк, чтоб стать нам раем,
И назад мы удираем…

Мы, вспомнив о прежних удачах,
Не будем о прошлом жалеть.
Оплачено счастье, вот сдача, —
Осталось желаний на медь.

Что было бы, если б сбывались мечты
И пожеланья друзей в дни рожденья? —
Кругом кущи были бы, а не кусты,
А жизнь стала б – плод вожделенья.

И я бы тогда была вечно юна,
Красива, стройна, словно серна,
Хмелела б от радости, как от вина,
Меня не касалась бы скверна.

Болезни и боль – те исчезли б совсем,
И кости с утра б не хрустели.
По жизни прошлась бы я, как по росе,
Вослед мне соловушки пели.

И в жизни моей вовсе б не было бед,
Одни были б счастье и радость.
Я фруктов бы вволю съедала в обед,
Не жизнь – перманентная сладость.

Сосед был бы трезв. И, возможно, поэт.
А, может, учёный, писатель.
И мне подвернулся б на…младости лет
Продюсер—ценитель—издатель.

Да что мне сосед?! Я б отдельно жила.
Мой дом был бы где—то у моря.
Текли бы неспешно и жизнь, и дела,
И дом обходило бы горе.

Зима – та вообще бы на север ушла,
И климат бы стал тёпл и мягок.
Исчезли б из жизни весь мусор и шлак,
Из сказок – Кащеи и Яги.

Правительство было б куда как честней,
Чиновник – порядочен, вежлив.
Жизнь, как таковая, была бы длинней,
Убрав все несчастья из прежней.

Но чтобы сбылась эта сладкая блажь,
Немногое, в общем—то, надо:
На воду и хлеб сесть, с молитвой, в шалаш,
Земные пройдя круги ада.

Улыбка – тайна Моны Лизы…
В ажурном кружеве оград
Стоят дома, и на карнизе —
Ворона серая. Вот сад:

Резные чёрные ворота,
И грот – создание любви,
Иль о досуге лишь забота, —
Здесь всё имеет пышный вид.

И Храм, и росписи, и блики
На куполах златых церквей,
Где в ризницах Святые Лики.
А на афишах – сонмы фей.

О, многоликая столица!
Прекрасна и контрастна ты.
И суеты печать на лицах,
И равнодушия черты.

Здесь даже в тишь уединенья
Вторгается желаний зов.
Где истина? – Она – лишь мненья?..
Где мудрость? – Не постичь азов.

Где ты один, а где с толпою?
Как звук находит верный тон?
Ответа ждешь, но пред тобою
Лишь мраморный стоит Платон…

Это всё то, что я знаю о счастье —
Фотоальбом про Париж и меня.
Краешком жизни к нему я причастна —
Там я бродила чуть более дня.

Музыкой сердца названья звучали:
Лувр, Сакре—Кёр, Монпарнас.
Вывески броско о чем—то кричали.
И в карусель эту впрягся Пегас.

Нет, в тот момент я стихов не писала, —
Мне бы успеть лишь мгновенье застать.
Чувство одно: я нашла, что искала.
Жаль, что моим не судьба ему стать.

Город Париж для меня, в общем, нищей,
Был недоступен, как аристократ,
Но для фантазий прекрасной был пищей,
Прелесть свою умножая стократ.

Столько местечек, приманок, искусов!
Столько витрин зазывают: купи!
Тот, кто познать не успел Иисуса,
Запросто здесь мог с ума бы сойти.

Мне не дано той отравы напиться:
Времени мало и пуст мой карман.
Что ж, остаётся с мечтою проститься —
Не состоялся с Парижем роман…

Стало небо светлей и добрей.
Горизонт прояснился для взора,
И лазурь засверкала морей.
И желанный в Лютеции город

Ждёт меня – нет на свете милей.
В ожиданье застыл в парке ослик.
И залив, и дворцы королей
Зазывают меня к себе в гости.

Остров Ре! Олерóн! Эль Мадам!
Не хочу, чтоб меня вы забыли.
Я приеду, соскучившись, к вам,
Отчихавшись тамбовскою пылью.

Я приеду – родные, друзья, —
Отдохнуть от ГУЛАГа—барака.
Всей душой к вам стремлюсь нынче я. —
Мне оставьте бокал «Бержерака».2

Вот белый крест, обвитый красной розой,
И церковь на холме, и птицы на крестах.
Здесь тленья дух творит метаморфозы
И превращает жизнь телесную во прах.

На Полынках горчит полынью воздух,
Слезой насыщен колокольный звон,
И не сулит он в вечности нам отдых,
Но к покаянью смертных призывает он.

Здесь свежий холм, заваленный венками,
Сквозь траур лент рыдает о любви.
«Мементо мори» – говорит надгробный камень,
Земного счастья так обманчив вид.

Гранитный памятник большой отгрохан праху —
Как видно, в средствах недостатка нет.
Достойно увенчалось счастье – крахом.
Благополучья тлен навек унёс секрет.

«Мы – дома. Ты – в гостях». Не обольщайся
Цветущим видом преходящего греха.
Призывом сладкогласым не прельщайся:
Павлин куриные имеет потроха.

Лишь праведник достоин воскрешенья,
Чей дух при жизни цвёл, а не смердил.
Ждёт грешник Высшего суда решенья
Под звон колоколов и дым кадил.

Куда ни глянь – повсюду смерть иллюзий.
Философ выбрал бы срединный путь:
Жизнь не считая ни подарком, ни обузой,
А смерть – от жизни шансом отдохнуть.

Но летом жизнь со смертью заключает
На кладбище консенсус: всё цветёт.
И не ворона – голубь тех встречает,
Кто на свиданье с вечностью идет.