Виктор Гюго - Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения

Покой мой Роза не смущала…
В лесу гуляли мы вдвоем,
Я рассуждал о чем-то вяло,
Теперь не помню уж о чем.

Идя рассеянно с ней рядом,
Я толковал о том, о сем,
А Роза спрашивала взглядом:
«И это все? А что потом?»

Росинки жемчугом горели,
Лес предлагал тенистый кров,
Все соловьи для Розы пели,
Я слушал пение дроздов.

Шестнадцать мне. Я строгих правил.
Ей двадцать лет. Полна огня.
Хор соловьиный Розу славил,
Дроздами был освистан я.

Увидев ягоду на ветке,
К ней руки протянула вдруг,
Но, хмурый и лишенный сметки,
Я белизны не видел рук.

Сверкали и журчали воды
На мягких бархатистых мхах,
И ласковые сны природы
Таились в сумрачных лесах.

Сняв туфли, Роза по колено
Вошла в струящийся поток,
Но, с нею рядом неизменно,
Не замечал я голых ног.

Не знал, что ей сказать, и, маясь,
Лесною брел за ней тропой;
Она шла к дому, улыбаясь
И подавляя вздох порой.

И, выходя из леса, к людям,
Я понял; нет ее милей.
Она сказала: «Что ж! Забудем…»
С тех пор я думал лишь о ней.

Ребенок песню пел. Лежала мать в постели,
Агонизируя… Пел беззаботно он.
Над ней парила смерть, чьи крылья шелестели,
И песню слышал я, и слышал хриплый стон.

Ребенку от роду пять лет в ту пору было.
Смеялся он и пел, играя у окна;
Невдалеке от той, кого болезнь душила,
Весь день он пел, а мать всю ночь не знала сна.

Уснула наконец: удары смерти метки;
И где она жила, поет ребенок там…
Страданье — это плод. На слишком слабой ветке
Не позволяет бог расти таким плодам.

Когда б мои стихи, как птицы,
Могли бы крыльями взмахнуть,
Они вспорхнули б со страницы
И отыскали бы к вам путь.

Когда б они крылаты были,
Как феи, что хранят ваш дом,
Они бы распростерли крылья
Над вашим мирным очагом.

Они над вами бы парили,
К вам возвращаясь вновь и вновь,
Когда б они имели крылья,
Имели крылья, как любовь.

Вам нечего сказать мне, право, —
Зачем же встреч со мной искать?
Зачем так нежно и лукаво
Меня улыбкою смущать?
Вам нечего сказать мне, право, —
Зачем же встреч со мной искать?

Вам не в чем мне тайком признаться, —
Зачем тогда бродить со мной,
Зачем руки моей касаться,
Томясь неведомой мечтой?
Вам не в чем мне тайком признаться, —
Зачем тогда бродить со мной?

Вам, видно, скучен я? Но сами
Зачем спешите вы ко мне?
Как радостно и страшно с вами
Встречаться вновь наедине!..
Вам, видно, скучен я? Но сами
Зачем спешите вы ко мне?

Вечерний ветер, чье дыханье нас ласкало,
Принес нам запахи цветов долин и гор;
Уснули птицы; мгла простерла покрывало,
И ваша юность, как весна благоухала,
И ярче звезд ночных ваш загорался взор.

Я тихо говорил. В торжественном молчанье
Душа запела вдруг, о чем не знаю сам.
Я видел пред собой и вас и мирозданье
И звездам говорил: даруйте ей сиянье,
И говорил глазам: любовь даруйте нам.

Ты, словно птица, трепетала,
И был стройнее тростника
Твой стан, который обвивала
              Моя рука.

Молчали мы, смотря, как вечер
Мглой наполняет небосвод,
И означала наша встреча
              Любви приход.

В моей ночи со мною рядом
Был ангел света и огня,
И этот ангел звездным взглядом
              Слепил меня.

Вздыхает с грустью прежней
Свирель в тиши садов…
Нет песни безмятежней,
Чем песня пастухов.

Стал ветер дуть сильнее,
Тростник склонился ниц…
Нет песни веселее,
Чем песня ранних птиц.

Будь счастлива! Чудесней
День ото дня живи…
Нет в мире лучше песни,
Чем песня о любви.

Мне хорошо знаком обычай
Кричать на всех углах о том,
Что есть в небытии величье
И думать надо лишь о нем;

Обычай прославлять сраженья,
Блеск и сверкание клинков,
Войну, героев, разрушенья,
Мглы опустившийся покров;

И восхищаться колесницей,
Где колесо одно — Помпей,
Другое — Цезарь, что стремится
Навстречу участи своей.

О, эти битвы при Фарсале
И все Нероны всех веков,
Нероны, чьи войска взметали
Прах мертвецов до облаков!

Их прославляют неизменно,
О их величии трубя,
Хоть все они — морская пена,
Что океаном мнит себя.

В них продолжают верить слепо,
Как верят в блеск и гром фанфар,
И в камни пирамид, и в склепы,
И в разгоревшийся пожар.

Но мне, о мирные аллеи,
Но мне, о ветра тихий вздох,
Бог певчих птиц куда милее,
Чем грозных полководцев бог!

Мой ангел, мне под этой сенью,
Где нас хранит любовь с тобой,
Не бог грозы и исступленья,
Влекущий батальоны в бой,

Не бог грохочущих орудий
И пуль, разящих наугад,
Не бог пожаров и безлюдья,
А добрый бог милей в сто крат.

Он нам любить повелевает
И в любящее сердце сам
Поэмы первый стих влагает,
Даря последний небесам.

Его птенцов заботят крылья,
Когда взлететь приходит срок,
И есть ли зёрна в изобилье
У перепелок и сорок.

Он для поющего Орфея
Мирок, что полон скрытых сил,
Мирок, в котором правят феи,
В апрельских почках сохранил.

Он все предусмотрел заране,
Чтобы весной до самых звезд
Едва заметное сиянье
Лилось из всех поющих гнезд.

Взгляни: хоть блещет наша слава
Во всем, что создавали мы,
И пантеоны величаво
Из вековой выходят тьмы;

Хоть есть у нас мечи и храмы
И свой Хеопс и Вавилон
И есть дворцы, мечты и драмы
И склепов беспробудный сон, —

Так мало б в жизни мы имели,
Так был бы наш удел суров,
Когда б господь и в самом деле
Любви лишил нас и цветов!

Он так ей говорил: «Когда бы мы смогли,
Вдыхая запахи разбуженной земли
И словно опьянев от тихого экстаза,
Все связи с городом порвать, уехать сразу,
Покинув грустный обезумевший Париж,
Тогда, неважно где, искать покой и тишь
Отправились бы мы вдали от царства злобы,
Искать тот уголок, где обрели б мы оба
Лужайку и цветы, и скромный дом, и лес,
И одиночество, и синеву небес,
И песню птицы под окном, и тени сада,
И что еще тогда, скажи, нам было б надо?»