Антология - Европейская поэзия XIX века

Пред гневом Нептуна в соленую влагу
Корабль погружается с даром бесценным;
Со смертью в потоке сражается пенном
Прославивший Васко да Гамы отвагу.

Стихии уносят священную сагу!..
Камоэнс великий, над чревом бездонным
Напрасно плывешь ты к брегам отдаленным,
На дно твои строки бесценные лягут.

Сыны Лузитании, плачьте… Но правой
Рукою он режет волну все свободней,
А в левой — листы с лузитанскою славой.

О, вечная Песнь, ты жива и сегодня!
А грубая зависть с враждою кровавой
Пусть канут в кипящую тьму преисподней.

Моя наперсница, моя святая тайна,
Ты, что всегда со мною,
В несчастии, в сомнениях, в печали,
Дабы меня утешить;
Дарующая мне звенящий голос,
Когда так много счастья,
Что давит на душу, так полно сердце,
Что разорваться может!
Как мне назвать тебя, какое имя,
О дочь небес далеких,
Я дам тебе, Поэзия, отрада
Моей весны веселой?
Когда б я ни позвал — ты отзовешься,
Голубизну покинешь
И принесешь охапки свежих, пышных
Цветов, цветущих вечно
В садах небесных… Ты всегда приходишь,
Но каждый раз — иная!
Тебя я вижу то прекрасной нимфой
В задорном легком беге,
Свободной, обнаженной, своенравной,
С очами голубыми,
Порой сверкающими жаждой жизни
И плотских наслаждений,
Порой струящими тепло и томность
Испытанного счастья.
То вижу я, как шелковые пряди
Тебе на плечи льются
И треплются по ветру в бурном танце
На греческих равнинах,
Когда летишь в кругу крылатых гимнов,
Под пенье лиры звонкой,
Плетя замысловатые узоры,
Иль плавно проплываешь,
Или стремишься ввысь, отдав зефиру
Прозрачные одежды.
То, тронув струны сладкозвучной цитры
В порыве благородном,
Хвалы богам, героям ты возносишь
К высоким звездам неба;
То, нежная, в простых наивных песнях
Красу природы славишь,
Покой и радости безгрешной жизни,
Невинности отраду;
Или поешь, так тихо, вдохновенно,
О счастье верной дружбы.
Порой, в пылу любви, в восторге страсти
Ты раздуваешь пламя,
Что только красота зажечь способна,
И оживляешь чудо,
Что в тайной глуби двух сердец сокрыто,
Соединенных богом…
Как робок в этот час твой нежный голос,
С каким глубоким вздохом
Хранить сей хрупкий дар ты умоляешь!
Но, осмелев внезапно,
Ты с чистых губ срываешь поцелуи,
О коих так недавно
С подобным умиленьем умоляла!
Тогда ты вся — горенье…
Но сколько раз тебя я зрел в печали,
Усталой от страданий,
Растрепанной, в слезах, с потухшим взором,
Когда, моля о смерти,
Поникшая челом, ты уж не пела —
Стонала вместе с лирой!
И ревность злая, черные измены,
Упреки, подозренья
Вокруг тебя летали с воем скорбным.
И что ж? Не подурнела
Ты от таких мучений! Ты лишь краше,
Когда на струны лиры
Из скорбных глаз медлительным потоком
Твои струятся слезы
И оживляют дремлющие звуки,
Гармонию святую,
Пронзая сердце сладостной стрелою,
Которая зовется
Печаль… иль радость неба!

Казалось мне, что уж устал светиться
Огонь, с которым шел по жизни я,
И, взгляда от него не отводя,
Я шествую по ступеням гробницы.

Затмился этот свет — и всё затмиться,
Казалось, уж готово предо мной;
Но чуть блеснет его привет живой —
В душе моей свет новый загорится.

Душа сродни моей, невинна и беспечна,
Как ангел неба (иль ты сном была?..),
Хотела мне внушить, что счастье быстротечно.

Не знаю, улетела иль ушла;
Я не умел открыть своей печали вечной
Тем, кто еще не ведал в жизни зла…

Светило ходом шествует лучистым,
На землю пламенный бросая взгляд;
Небесные певцы парят в просторе чистом;
И волны ласку берегу дарят.

По чащам ветер носится душистым,
Повсюду гимны радости звучат;
Один лишь я бреду путем тернистым,
Среди печалей, что меня томят.

Тоскую по тебе… что далеко отныне,
Что выпустил из рук, что потерял из глаз
В бесплодной этой, сумрачной пустыне!

Тебя я, счастье, видел только раз…
И гнал так много раз в моей кручине,
И… без тебя кручинюсь в этот час!

Прижимаясь к решеткам темницы,
В небо грустными смотрят очами.
Уплывая косыми лучами,
Свет последний на нем золотится.

Меж теней, за туманною далью,
Голоса замирают тоскливо,
С вышины тяжело, молчаливо
Ночь сошла со вселенской печалью.

Смотрят пленники вдаль. Птичья стая
Мчится в воздухе, мчится тревожно,
Словно дума ее неотложна,
Словно важное дело решая.

Молвят пленники: «Не помрачится
Негасимая даль небосвода…
Есть у птиц и полет и свобода…
У людей — только стены темницы!

О, куда вы? Где дом ваш и местность?
Свет? Пространство? Заря? Непонятно…»
Птичий хор отвечает чуть внятно:
«В ночь, в ничто, в темноту, в неизвестность!»

Смотрят пленники вдаль. Веет ветер,
Воет ветер протяжно, уныло,
Словно горе его истомило,
Словно сам он за тайну в ответе…

Молвят пленники: «Что за стенанья,
Что за древние боли-кручины
Ты несешь чрез поля и долины
По бескрайным дорогам скнтанья.

Что ты ищешь? Твоя бестелесность
Что в пространстве таит необъятном?»
Дикий ветер роняет чуть внятно:
«Ночь, ничто, темноту, неизвестность!»

Смотрят пленники в небо, вздыхая…
Словно призраки древних страданий,
Словно светочи смутных желаний,
Загораются звезды, мерцая.

И сияют в пустыне безбрежной,
И украдкой следят друг за другом,
Словно мучимы тайным недугом,
Словно страстью больны безнадежной…

Молвят пленники: «Что за виденья
Вас влекут, изначальны, извечны?
Что за струи с небес, быстротечны,
Вам святые несут откровенья.

Что вас ждет? Голубая окрестность
Что дарит вам в тиши благодатной?»
Звезды грустные шепчут чуть внятно:
«Ночь, ничто, темноту, неизвестность!»

Ночь проходит. В рассветном покое
Бор проснулся с мечтательным шумом.
И одни, в каземате угрюмом,
Смотрят пленники в небо глухое!