Елена Егорова - Угрешская лира. Выпуск 2

Природа, Родина, Любовь
меня из хаоса творили,
на песнях замешали кровь,
к поэзии приговорили.

Шумели годы и дожди,
сменялись месяцы и луны.
Но только гул стоял в груди —
душа настраивала струны.

Когда же час ударил мой,
минуты не оставив страху,
я задохнулся тишиной,
как перед выходом на плаху.

Молчали в рощах соловьи,
в полях не шелохнулся колос,
когда гортанью хлынул голос
Природы,
Родины,
Любви.

Ах, русское поле в снегах
и звон молодого мороза!
Цветёт на пунцовых губах
дыханье, как белая роза!

У яви и сна на краю
каурые черти проносят,
и первую строчку мою
по белому чертят полозья.

Я молод – и прошлого нет,
а будущей жизни не жалко!
Хохочет семнадцати лет
любимая мной северянка.

Я что – то отчаянно вру,
чтоб только её позабавить.
Но белую розу сорву,
сорву молодыми зубами.

Не искушай меня, послушай:
в ночах, сжигаемых дотла,
куда уходят наши души,
когда сплетаются тела?

Когда мы ни мертвы, ни живы,
когда – не выразить пером! —
сама гроза змеится в жилах,
и сердце сотрясает гром?

Куда уходят наши души,
телесный оставляя храм,
что и не храм уже, а – ужас! —
бесовский срам?

Куда уходят наши души?..
И ты ответила, светла:
– Должно быть, ангелов послушать
и помолиться за тела.

Наша быль – почти уже преданье,
так она сегодня далека!..
Помнишь, как, теряя очертанья,
уплывали в вечность облака?

Мы за ними взглядами следили.
Нам чего – то становилось жаль.
Вслед за облаками мы уплыли:
ты – в одну, а я – в другую даль.

После было всякого немало.
Оставаясь где – то далеко,
обликов ты столько принимала,
сколько проплывало облаков.

И теперь, когда уже поблёкли
в памяти цветущие года,
облик твой,
твой милый и далёкий,
облаком растаял навсегда.

Тропинка шла по льду реки.
Днём пешеходы здесь ходили,
а ночью, стужам вопреки,
встречались мы на середине.

Так было жарко нам вдвоём,
что лёд дымился под ногами!
А небо, полное огнём,
покачивалось над головами…

Но с юга дунули ветра,
и по реке поплыли льдины,
и та, где мы с тобой вчера
поссорились на середине.

Бегу по берегу реки,
бежишь по берегу другому,
кричим и машем в две руки!
А нашу льдину кружит омут.

Растёт и ширится разлив,
а переправы все разбиты,
уже в воде верхушки ив,
и ты теряешься из виду.

Но долго мне ещё видна
тропинка узкая на льдине,
где нам с тобою никогда
не встретиться на середине.

Под ночные метельные всхлипы
Пролетевшую жизнь ворошу…
Я не смог тебя сделать счастливой
И за это прощенья прошу.

Что была ты мне небом обещана,
Я, счастливый, поверить не мог.
Ах, какую красивую женщину
Мне доверил доверчивый Бог!

Я душил свои тёмные страсти,
Примерял золочёную клеть.
Но людское уютное счастье
Не даётся рождённому петь.

Жизнь душила – скорбями, восторгами,
Злой тоской на весёлом пиру.
Сколько песен из сердца исторгнула,
Безоглядных,
Как смерть на миру!..

Все разлуки не вечны.
Но вечна
Та разлука, что ждёт впереди.
Была в белом ты в первую встречу,
На последнюю в чёрном приди.

И под гул золотого ненастья
У начала небесных дорог
За того, кто украл твоё счастье,
Помолись. Да простит его Бог.

В моей душе, где розы и полынь
соседствуют, но никогда не дружат,
в зелёный вечер, в майскую теплынь
присутствие твоё я обнаружил.

А я писал, что жизнь не удалась,
что по ночам заглядываю в бездны…
Откуда ты, нежданная, взялась
с таким красивым именем небесным?

Не из христовых чопорных невест —
ты чёрный цвет ни разу не носила.
Но имя, занесённое с небес,
тебя, земную, в свет преобразило!

Да будет, да святится этот свет
и здесь, и там – за облачною рванью!
Пусть завтра я, стареющий поэт,
страданьем оплачу очарованье!

Мне здесь и там назначено гореть,
тебе – за души горькие молиться.
Так пусть хоть то, что я успею спеть,
в твоих молитвах эхом повторится!..

Роняет небо тихую слезу.
По городу, по каменной пустыне,
тебе я розы красные несу
с неистребимым запахом полыни.

Любовь… Одно коротенькое слово,
Но сколько в нём заботы и тепла,
Чего – то нежного, лучистого, простого,
Таинственности, чуда… Я ждала…

И дождалась! Я плакала от счастья,
От горя изнывала по ночам.
В душе то закипало вдруг ненастье,
То воцарялся радостный бедлам…

Люблю тебя! Люблю с такою силой,
Что сердце так и рвётся к небесам.
Люблю тебя, мой долгожданный милый!
Любовь – души моей преображённый храм.

Чёрный полумесяц – бровь
И лицо моё в слезах…
Надо выстрадать любовь,
Надо видеть свет в глазах,
Надо просто с верой жить,
Над собой уметь смеяться…
Я хочу тебя любить —
Перестань сопротивляться.

Вот здесь «самоубилась»…
«Не мил мне белый свет», —
Так написала Галя[12]
На пачке сигарет.

Безжалостная пуля
Попала прямо в цель.
Зловеще хохотала
Декабрьская метель.

К холодному сугробу
Прижалась вдруг щека…
Когда – то эта Галя
Служила в ВЧК.

А он был хулиганом
И слушал ветра свист…
Большой поэт. Романтик.
Крутой имажинист[13].

«Серёженька! Серёжа!» —
Она звала его
И думала – поможет.
Не вышло ничего.

Она с любимым вместе,
Но с разницею в год,
Лежала на погосте,
Растапливая лёд…

Когда – то ты, словно бабочка,
Порхал с цветка на цветок.
Одна прелестная дамочка
Поймала тебя в сачок…

Зовут ту дамочку Настей.
Её глаза – васильки.
Ты – бабочка на запястье
Её изящной руки.

Ты с нею по доброй воле,
Забыв о прежних цветах,
Встречаешь алые зори
И пьёшь любовный нектар.

Мы уходили с тобой в никуда,
Не зная, что будет дальше.
Искали мы новые города,
В которых ни лжи, ни фальши.

Мы уходили, не зная, зачем
Бросали привычную жизнь.
Мы уходили с тобой от проблем,
От скучных зеркал, тусклых призм.

Мы уходили от взглядов косых,
Никчёмных и праздных слов
Туда, где на солнечных мостовых
Ждала нас с тобою любовь…

Хватит. Я устала. Отпустите.
Сняты маски, свечи догорели.
Я отдам приказ последний свите
И уйду, что б мне ни говорили.

За запястье Вы меня хватали,
За руку, что стянута перчаткой.
Пусть в моих глазах и нет печали,
Я мечты баюкала украдкой.

Тише! Умоляю, не шумите.
Пусть поспят, пока их не разбили.
Вы меня, прошу Вас, не вините, —
Видно, слишком мало мы любили.

Хватит… я устала… отпустите…
Сняты маски, свечи догорели…
Вы себя, прошу Вас, не вините,
Просто слишком многого хотели…

Сладость поцелуя на губах,
На прощанье – скромное «До лета».
Я не разбираюсь в чудесах,
Но любовь… наверно, чудо это?

Смолкнет всё в округе под дождём,
Под луной ущербной до рассвета.
Мы теперь июнь покорно ждём,
Но любовь… да и про нас ли это?

Наши отношения, как фронт,
Главный принцип: «Кто стреляет первый»…
Каждый шаг – удавшийся экспромт.
Только верный он или неверный?