Габриэла Мистраль - Избранные стихи
к тебе вернемся после смерти,
как говорили маги-инки.
Придем, как гроздья к виноделу,
бессмертье возвратится с нами;
так золотой косяк всплывает
по воле моря над волнами;
и так гиганты-анаконды
встают по свисту над кустами.
Перевод О.Савича
Земля Чили
95. Водопад на Лахе
Пороги на Лахе -- грохот,
индейских стрел клокотанье,
прыжки обезьян серебристых
и двух берегов расставанье.
Проветриваешь ты скалы
и воду, алмазы теряя;
и между жизнью и смертью
индейцем в пучину ныряешь;
и, падая, пасть не может
твое слепящее чудо:
летит за тобою участь
Араукании трудной.
Ты падаешь самоубийцей,
а ставка -- душа и тело;
летят за тобою время,
и радость, и боль без предела,
и смертные муки индейцев,
и жизнь моя в пене белой.
Волков обдаешь ты пеной
и зайцев слепишь туманом!
А мне твои белые вспышки
наносят все новые раны.
И слышат тебя лесорубы,
и путники, и старожилы,
и мертвые, и живые,
и люди душевной силы -
шахтеры и те, кто в запрудах
охотятся за шиншиллой.
Любовь побежденная мчится,
и радуя, и калеча,
со стоном матери бедной,
летящей детям навстречу.
Понятен и непонятен
твой гул, водопад на Лахе,
дорога древних рыданий,
восторгов, что ныне -- во прахе.
Вода с истерзанной грудью
похожа на Антигону:
так рушится мир без взрыва,
так падает мать без стона.
Уйду я с Лахой-рекою,
с безумными змеями пены,
уйду на равнины Чили
с печалью своей неизменной;
а ставка -- и кровь, и чувства,
и сдамся разбитой, забвенной...
Перевод О.Савича
96. Вулкан Осорно
Осорно, камни пращой
в себя самого ты кидаешь.
Ты -- старший пастух на равнине,
глава и рода и края.
Ты словно в прыжке застыл,
морозом скованный сразу, -
огонь, слепивший индейца,
в снегах олень белоглазый.
Вулкан, покровитель Юга,
чужая, твоей я стала,
чужой, ты мне стал родным
в долине, где свет я узнала.
Теперь ты везде предо мною,
владеешь душой и телом;
хожу вкруг тебя дозором,
пингвин мой, тюлень мой белый.
На наших глазах ты сгораешь,
как звезды падучие, светел,
и вот водой Льянкиуэ
твои причащаются дети.
Мы знаем, что добр огонь,
он в нас, как в тебе, пылает;
огонь индейской земли,
рождаясь, мы получаем.
Храни этот древний край,
спасай свой народ от горя,
дай сил лесорубам-индейцам,
указывай путь тем, кто в море.
Указывай путь пастухам,
Осорно, старик величавый;
расправь своим женщинам плечи,
покрой детей своих славой!
Погонщик белых быков,
расти ячмень и пшеницу,
учи своей щедрости землю!
Пусть голод тебя страшится!
Огнем раскуй нашу волю
и холод сердец растопи,
сожги поражений отраву,
а то, что мы ждем, -- торопи!
Осорно, каменный выкрик
и окаменевший стих,
гони былое несчастье
и смерть от детей своих!
Перевод О.Савича
Saudade
97. Край безвестный
Край мой небывалый,
которого нет,
ангелок усталый,
невиданный свет,
полон лебедой,
полон мертвой водой
дом на сотни лет,
неразлучный с бедой.
В том краю жасмина
не встретите вы.
Небо там пустынно,
озера мертвы.
Где тот край, не знаю,
от вас не таю -
просто умираю
в безвестном краю.
Ни паром, ни барка
не возят туда,
там мостов не видно,
не ходят суда:
не ищи мой остров
не стоит труда.
Он похож на сказку,
похож на игру,
он, как вещий сон,
что растаял к утру -
мой безвестный край,
где живу и умру.
Он на свет явился
не сразу, поверь -
по частям сложился
из многих потерь:
милое былое,
отрада моя,
все, что было мною,
а нынче -- не я.
Горные породы,
нагие хребты,
чудо-огороды
и чудо-цветы,
охра да индиго
такой красоты!
Из былого вести
сошлись надо мной,
заклубились вместе
и стали страной!
Облачные зданья -
воздушный обман,
свежее дыханье
ушедших в туман -
все вокруг вбираю
в отчизну мою:
здесь я умираю -
в безвестном краю.
Перевод Н.Ванханен
98. Чужестранка
Она говорит с чужеродным акцентом своих морей,
чьи мысли и водоросли, и пески чужезвучны.
Всегда, как пред гибелью, Богу молитвы творит,
И Бог ее нам не понятен -- без облика он и без веса.
Фруктовый наш сад она очужеземила, -- сад
весь в кактусах густоволосых и в травах когтистых.
И дышит дыханьем пустыни пылающей, где
любила она с добела раскаленною страстью.
Ни тайны своей никому не раскроет, ни карт,
раскрыла б -- осталась бы картой звезды неизвестной,
и если лет восемьдесят проживет среди нас,
останется прежней пришелицей, заговорившей
на стонущем, на задыхающемся языке,
и понимают его только дебри и звери.
Умрет среди нас, не найдя в этой жизни покоя,
смерть станет подушкой судьбы,
хоть умрет она смертью чужою.
Перевод И.Лиснянской
99. Пить
Я помню каждое движенье
тех рук, что воду мне давали.
Где над лощиной Рио-Бланко
отроги Аконкагуа встали,
я подошла, я прикоснулась
к хлысту тяжелого каскада;
он мчался, шумный, пенногривый,
и, коченея, белый, падал.
Я прикоснулась ртом к кипенью
и обожглась, и, словно рана,
три дня кровоточил мой рот,
глотнув святой воды вулкана.
Недалеко от Митлы, в день
цикад, хожденья, суховея,
склонилась над колодцем я,
и поддержал меня индеец;
и голова моя, как плод,
была его рукой укрыта.
Одна вода поила нас,
в ней были наши лица слиты,
и молнией пришло сознанье:
мой род, он -- плоть от плоти Митлы.
На острове Пуэрто-Рико,
полна покоем, синевою,
у вольных волн лежу, а пальмы,
как матери, над головою;
и девочка орех разбила
прелестной маленькой рукою.
И пальмы-матери подарок,
как дочь, пила я, не дыша.
Нет, слаще ничего не знали
вовек ни тело, ни душа!
Мне в доме детства мать всегда
в кувшине воду приносила,
и от глотка и до глотка
с нее я взгляда не сводила.
Глаза я выше поднимала,
и отходил кувшин назад.
И до сих пор со мною жажда,
лощина, материнский взгляд.
Да, вечность в том, что мы такие,
какими раньше мы бывали.
Я помню каждое движенье
тех рук, что воду мне давали.
Перевод О. Савича
100. Мы будем королевами
Мы выйдем в королевы
четырех держав вчетвером:
Росалия с Лусилой, С Эфихенией Соледад.
В долине, в Эльки милой,
затянутой сотней гор
шафрановых и алых,
вели вчетвером разговор,
что выйдем в королевы
и к синему морю придем.
По семь годочков было
мечтательницам четырем.
Мы с лентами в косичках,
в перкалевых платьях своих
гонялись за дроздами
под сенью смоковниц родных.
Сомнений наше детство
не ведало, как Коран:
четыре королевства
направят флоты в океан.
Мы с четырьмя царями
пойдем под четыре венца,
мужья будут певцами,
как царь иудейский Давид.
И в четырех державах
всего у нас будет с лихвой,
морские звезды, травы
и дивная птица фазан.
Дары земли и моря!
В долине хлебных дерев
не будем ведать горя,
и грызть мы не будем металл.
Мы выйдем в королевы -
и полною станет казна.
Не вышла в королевы
из нас четырех ни одна.
Моряк лобзал Росалью,
но был он обвенчан с волной -
за эти поцелуи
его утопила волна.
Семь братьев и сестричек
растила в нужде Соледад,
забыв и сон о море,
глаза, как две ночи, глядят,
а нынче в Монтегранде
пасет виноградник чужой, -
чужих малюток нянчит,
своих не придется уже.
И только у Лусилы
идут превосходно дела,
в безумье полнолунья
она свой престол обрела:
супругов видит в реках,
а десять детей -- в облаках,
в грозе -- свою корону,
а жезл -- в соляных рудниках.
И все ж в долине Эльки,
в стиснутой сотней гор,
поют и в нашем веке,
споют и в веке другом:
мы выйдем в королевы
и выйдем за королей,
раздвинем эти горы
до самых до синих морей.
Перевод И.Лиснянской
Существа
101. Игроки
Нам жизнь однажды дали
и не подарят двух.
А мы на жизнь сыграли
и проигрались в пух.
Она была, как взгорье,
а сделалась, увы,
как высохшее море,
дракон без головы.
Мы счет вели нестрого,
задаром кровь лилась,
и как просить у Бога,
чтоб воскресили нас?
Другие любят кости,
бирюльки, домино,
а мы -- лихие гости,
и в голове одно:
угару и азарту
нельзя без куража -
поставим все на карту,
