Александр Твардовский - Василий Теркин. Стихотворения. Поэмы

Большаком, по правой бровке,

Направляясь на восход,

Подпоясанный бечевкой

Шел занятный пешеход.

Добела забиты пылью

Сапожонки на плечах,

И лопатки, точно крылья,

Под подрясником торчат.

Из сапог глядят онучки,

За спиной гремит ларец…

– А, видать, тебя до ручки

Раскулачили, отец?..

Слово за слово. О боге

Речь заводит Моргунок.

Отпрягают у дороги,

Забираются в тенек.

– Эх, да по такой погоде

Зря ты ходишь-бродишь, поп.

Собирал бы дань в приходе,

Пчел глядел бы, сено греб…

– Где ж приход? Приходов нету.

Нету службы, нету треб.

Расползлись попы по свету,

На другой осели хлеб.

Тот на должности на писчей,

Тот иной нашел приют.

Ничего, довольны пищей.

Стихли, сникли и живут.

Ну, а я… Иду дорогой.

Не тяжел привычный труд!

Есть кой-где, что верят в бога, —

Нет попа,

А я и тут.

Там жених с невестой ждут, —

Нет попа,

А я и тут.

Там младенца берегут, —

Нет попа,

А я и тут.

Нет купели,

Есть камья,

Нет попа,

А вот он я!..

Что калужского портного,

За неделю ждут меня.

Мне бы только, право слово,

Заиметь теперь коня…

Хорошо в тени, прохладно.

Поп кошелку шевелит.

Развязал – и этак складно

Припевает-говорит:

– Тут селедочка

Была, была, была,

Что молодочка

Дала, дала, дала…

Тут и соточка

Лежит – не убежит…

Эх ты, сукин сын

Камаринский мужик!..

Моргунок, уставясь косо,

Ладно, думает, молчи.

Ничего, что батя босый, —

Подходящие харчи…

Не святой и не угодник,

Не подвижник, не монах, —

Был он просто поп-отходник,

Яко наг и яко благ.

– На гумне служу обедню,

Постным маслом мажу лоб.

Николай был царь последний,

Митрофан – последний поп.

Занимаю под приходом

Всю епархию кругом.

Хочешь так: твоя – подвода,

Мой – инструмент?..

Проживем!..

Моргунок утерся строго:

– Не гляди, что выпил я…

У тебя своя дорога,

У меня, отец, – своя.

На своем коне с дугой

Ехать подходяще:

Всякий видит, кто такой, —

Житель настоящий.

На своем коне с дугой

Ехать знаменито.

Остановят: – Кто такой?

– Моргунов Никита.

В чужедальней стороне

Едешь, смотришь смело:

Раз ты едешь на коне,

Значит, едешь делом.

Самому себе с конем

Позабыться впору.

Будто в гости едешь – днем,

Ночью – будто в город.

Не охотник яйца я

Собирать на бога.

У меня, отец, своя

Дальняя дорога…

От ночлега до ночлега

Едет ровно Моргунок.

У дороги, под телегой,

Своя хата-потолок.

На огне трещит валежник

Робко, будто под ногой.

Двое возчиков проезжих

Сонно смотрят на огонь.

С неизвестным разным людом

Сводит ночью огонек.

Кто такие и откуда —

Знать не знает Моргунок.

Спит не спит, лежит Никита,

Слышен скрип и хруст травы.

Глухо тукают копыта

Возле самой головы.

Поправляет головешки

Освещенная рука.

Голос тянется неспешный,

Как шаги издалека:

– Окна – в землю,

Крыша – набок,

Гнезда галочьи в трубе.

Как бы в сказке, дед да баба

Жили век в своей избе.

Баба пряла у окошка,

Дед с утра на рыбу шел,

И была в хозяйстве кошка,

Курочка да петушок.

Жили старые помалу

На отлете от села.

А весною небывало

Высока вода была.

Шла весна в могучей силе,

По ночам крошила снег.

Разлились по всей России

Воды всех морей и рек… —

Спит не спит, лежит Никита,

Дрема поверху идет.

Голос ровный, домовитый

Сказку бережно ведет:

– Все – в колхозы.

Дед – ни с места

На тринадцатом году:

«Из своей избы, известно,

Никуда я не пойду».

Что, мол, жить мне на народе,

И какой мне в этом прок?..

А вода к крыльцу подходит,

Бьет волною о порог.

Поплыли плетни, солома,

Огородов – будто нет.

День за днем проводит дома,

Очищает лыки дед.

И случилась эта сказка

Возле нашего села:

Подняла вода избушку,

Как кораблик, понесла.

Поднимает выше, выше,

Гонит окнами вперед.

Петушок кричит на крыше,

Из трубы дымок идет.

И качаются, как в зыбке,

Дед и баба за стеной.

Принесло избу под липки —

К нам в усадьбу —

Тут и стой…

Спали воды. Стало сухо.

Смотрит дед – на солнце дверь:

«Ну, тому бывать, старуха,

Жить нам заново теперь…»

Спит не спит Никита, дремлет

С картузом под головой.

Теплым телом греет землю

Под примятою травой.

На армяк роса осела.

Гаснут звезды в вышине.

И тепло вздыхает Серый

За кустами в стороне.

Тянет свежестью рассвета.

Спит дорога. Тишина.

Далеко-далеко где-то

Спит Муравская страна…

Как с юга к северу трава

В кипучий срок весны,

От моря к морю шла молва

По всем краям страны.

Молва растет, что ночь, что день,

Катится в даль и глушь,

И ждут сто тысяч деревень,

Сто миллионов душ.

Нет, никогда, как в этот год,

В тревоге и борьбе,

Не ждал, не думал так народ

О жизни, о себе…

Росла, невнятная сперва,

Неслась, как радио, молва,

Как отголосок по лесам,

Бежала по стране,

Что едет Сталин, едет сам

На вороном коне.

Вдоль синих вод, холмов, полей,

Проселком, большаком,

В шинели, с трубочкой своей,

Он едет прямиком.

В одном краю,

В другом краю

Глядит, с людьми беседует

И пишет в книжечку свою

Подробно все, что следует.

И будто он невдалеке

Коня того поил в реке.

А то еще у старика

Спросил он ночью огонька.

А этот сторож-старичок

Увидел – кто, а сам молчок:

Порасспросить его хотел

Насчет войны и прочих дел…

За гатью – мост,

За взгорьем – склон,

Дымок по ветерку…

И, может, прямо едет он

Навстречу Моргунку.

И все, что на душе берег,

С чем в этот год заснуть не мог,

С чем утром встал и на ночь лег,

С чем ел не впрок

И пил не впрок, —

Все вновь обдумал Моргунок…

– Товарищ Сталин!

Дай ответ,

Чтоб люди зря не спорили:

Конец предвидится ай нет

Всей этой суетории?..

И жизнь – на слом,

И все на слом —

Под корень, подчистую.

А что к хорошему идем,

Так я не протестую.

Ты слушай, выслушай меня,

Коснемся, например, коня.

И склад хорош, и стать легка,

В монету весь одет.

Под Ворошиловым конька

Такого, может, нет.

На конной в Ельне куплен был,

С дороги перепал,

Стоит – и шею опустил, —

Ну, думаю, попал!..

Блестит в корытечке вода,

Свищу, свищу – не пьет,

Не ест. И вижу я тогда,

Что дело не поет…

А как я вышел поутру,

С постели – босиком,

Иду, а он впотьмах: хруп-хруп…

Стой, думаю, живем!..

Теперь мне тридцать восемь лет.

Два года впереди.

А в сорок лет – зажитка нет,

Так дальше не гляди.

И при хозяйстве, как сейчас,

Да при коне —

Своим двором пожить хоть раз

Хотелось мне.

Земля в длину и в ширину —

Кругом своя.

Посеешь бубочку одну,

И та – твоя.

Пожить бы так чуть-чуть…

А там —

В колхоз приду,

Подписку дам!

И с тем согласен я сполна,

Что будет жизнь отличная.

И у меня к тебе одна

Имелась просьба личная.

Вот я, Никита Моргунок,

Прошу, товарищ Сталин,

Чтоб и меня и хуторок

Покамест что… оставить.

И объявить: мол, так и так, —

Чтоб зря не обижали, —

Оставлен, мол, такой чудак

Один во всей державе…

В пути, в незнаемом краю,

Забыв про все, Никита

Слагал, как песню, речь свою

Душевно и открыто…

Страна родная велика.

Весна! Великий год!..

И надо всей страной – рука,

Зовущая вперед.

И деревням и верстам счет

Оставил человек,

И конь покорно воду пьет

Из неизвестных рек.

Дорога тянется вдали.

И грусть теснит в груди:

Как много неба и земли

Осталось позади.

И весь в пыли, как хлеб в золе,

Никита Моргунок.

На всей планете, на Земле,

Один такой ездок.

И порыжел на нем пиджак, —

Дорога далека.

Днем едет, терпит кое-как,

А к вечеру – тоска.

Сквозь тишину и холодок

Повеет ночь жильем.

И куст – он дома, и пенек

На месте на своем.

А ты скитайся, разъезжай,

Сам при себе, один…

Вдруг слышит:

– Добрый гражданин,

А, добрый гражданин!..

И видит: нищий, чуть прикрыт,

Почти что босиком.

– Подвез бы, что ли, – говорит

Обиженным баском.

И мальчик, точно со слепым,

Идет по праву руку с ним.

И нищий злобно смотрит вслед:

– Забогател, сосед?..

Глядит – и обмер Моргунок:

– Илья Кузьмич? Ай нет?..

– Годов полсотни был Илья,

Да нынче стал не я.

Что видишь, только малец мой,

А шапка не моя.

Вот брат. Такая, брат, пора.

Кромешный год такой…

– Тпру!.. Правду говорят, гора

Не сходится с горой…

Коня стреножил Моргунок,

Прибрал хомут, дугу.

Оглобли – кверху. Огонек

Заговорил в кругу.