Александр Твардовский - Василий Теркин. Стихотворения. Поэмы

Далеко стихнуло село,

И кнут остыл в руке,

И синевой заволокло,

Замглилось вдалеке.

И раскидало конский хвост

Внезапным ветерком,

И глухо, как огромный мост,

Простукал где-то гром.

И дождь поспешный, молодой,

Закапал невпопад.

Запахло летнею водой,

Землей, как год назад…

И по-ребячьи Моргунок

Вдруг протянул ладонь.

И, голову склонивши вбок,

Был строг и грустен конь.

То конь был – нет таких коней!

Не конь, а человек.

Бывало, свадьбу за пять дней

Почует, роет снег.

Земля, семья, изба и печь,

И каждый гвоздь в стене,

Портянки с ног, рубаха с плеч —

Держались на коне.

Как руку правую, коня,

Как глаз во лбу, берег

От вора, мора и огня

Никита Моргунок.

И в ночь, как съехать со двора,

С конем был разговор,

Что все равно не ждать добра,

Что без коня – не двор;

Что вместе жили столько лет,

Что восемь бед – один ответ.

А конь дорогою одной

Везет себе вперед.

Над потемневшею спиной

Белесый пар идет.

Дождь перешел. Следы копыт

Наполнены водой.

Кривая радуга висит

Над самою дугой…

День на исходе. Моргунку

Заехать нужно к свояку:

Остановиться на ночлег,

Проститься как-никак.

Душевной жизни человек

Был Моргунков свояк.

Дружили смолоду, с тех пор,

Как взяли замуж двух сестер.

Дружили двадцать лет они,

До первых до седин,

И песни нравились одни,

И разговор один…

Хозяин грустный гостю рад,

Встречает у ворот:

– Спасибо, брат. Уважил, брат. —

И на крыльцо ведет.

– Перед тобой душой открыт,

Друг первый и свояк:

Весна идет, земля горит, —

Решаться или как?..

А Моргунок ему в ответ:

– Друг первый и свояк!

Не весь в окошке белый свет,

Я полагаю так…

Но тот Никите говорит:

– А как же быть, свояк?

Весна идет, земля горит,

Бросать нельзя никак.

Сидят, как прежде, за столом.

И смолкли. Каждый о своем.

Забились дети по углам.

Хозяйка подает

С пчелиным «хлебом» пополам

В помятых сотах мед.

По чарке выпили. Сидят,

Как год, и два, и три назад.

Сидят невесело вдвоем,

Не поднимают глаз.

– Ну что ж, споем?..

– Давай споем

В последний, может, раз…

Дружили двадцать лет они,

До первых до седин,

И песни нравились одни,

И разговор один.

Посоловелые слегка,

На стол облокотясь,

Сидят, поют два мужика

В последний, значит, раз…

О чем поют? – рука к щеке,

Забылись глубоко.

О Волге ль матушке-реке,

Что где-то далеко?..

О той ли доле бедняка,

Что в рудники вела?..

О той ли жизни, что горька,

А все-таки мила?..

О чем поют, ведя рукой

И не скрывая слез?

О той ли девице, какой

Любить не довелось?..

А может, просто за столом

У свояка в избе

Поет Никита о своем

И плачет о себе.

У батьки, у матки

Родился Никита,

В церковной сторожке

Крестился Никита.

Семнадцати лет

Оженился Никита.

На хутор пошел,

Отделился Никита.

– В колхоз не желаю, —

Бодрился Никита.

До синего дыму

Напился Никита.

Семейство покинуть

Решился Никита…

Куда ж ты поехал,

Никита, Никита?

От деда слышал Моргунок —

Назначен срок всему:

Здоровью – срок, удаче – срок,

Богатству и уму.

Бывало, скажет в рифму дед,

Руками разведя:

– Как в двадцать лет

Силенки нет, —

Не будет, и не жди.

– Как в тридцать лет

Рассудка нет, —

Не будет, та́к ходи.

– Как в сорок лет

Зажитка нет, —

Так дальше не гляди…

Сам Моргунок, как все, сперва

Не верил в дедовы слова.

Хватился – где там двадцать лет! —

А богатырской силы нет.

И, может быть, была б она,

Когда б харчи да не война.

Глядит, проходят тридцать лет, —

Ума большого тоже нет.

А был бы ум, так по уму —

Богатство было бы ему.

Глядит, и скоро – сорок лет, —

Богатства нет, зажитка нет;

Чтоб хлебу на год вволю быть,

За сало салу заходить;

Чтоб быть с Бугровым запросто,

Всего того опричь:

«Здоров, Никита Федорыч!..» —

«Здоров, Илья Кузьмич!..»

А угостить, – так дым трубой,

Что хочешь ешь и пей!

Чтоб рядом он сидел с тобой

На лавке на твоей;

Чтоб толковать о том о сем,

Зажмурясь песни петь,

Под ручку чтоб, да с ним вдвоем

Пойти хлеба смотреть…

И предсказанью скоро срок,

А жил негромко Моргунок.

Был Моргунок не так умен,

Не так хитер и смел,

Но полагал, что крепко он

Знал то, чего хотел…

Ведет дорога длинная

Туда, где быть должна

Муравия, старинная

Муравская страна.

И в стороне далекой той —

Знал точно Моргунок —

Стоит на горочке крутой,

Как кустик, хуторок.

Земля в длину и в ширину —

Кругом своя.

Посеешь бубочку одну,

И та – твоя.

И никого не спрашивай,

Себя лишь уважай.

Косить пошел – покашивай,

Поехал – поезжай.

И все твое перед тобой,

Ходи себе, поплевывай.

Колодец твой, и ельник твой,

И шишки все еловые.

Весь год – и летом и зимой,

Ныряют утки в озере.

И никакой, ни боже мой, —

Коммунии, колхозии!..

И всем крестьянским правилам

Муравия верна.

Муравия, Муравия!

Хо-рошая страна!..

И едет, едет, едет он,

Дорога далека.

Свет белый с четырех сторон

И сверху – облака.

По склонам шубою взялись

Густые зеленя,

И у березы полный лист

Раскрылся за два дня.

И розоватой пеной сок

Течет со свежих пней.

Чем дальше едет Моргунок,

Тем поле зеленей.

И день по-летнему горяч,

Конь звякает уздой.

Вдали взлетает грузный грач

Над первой бороздой.

Пласты ложатся поперек

Затравеневших меж.

Земля крошится, как пирог, —

Хоть подбирай и ешь.

И над полями голубой

Весенний пар встает.

И трактор водит за собой

Толпу, как хоровод.

Белеют на поле мешки

С подвезенным зерном.

И старики посевщики

Становятся рядком.

Молитву, речь ли говорят

У поднятой земли.

И вот, откинувшись назад,

Пошли, пошли, пошли…

За плугом плуг проходит вслед,

Вдоль – из конца в конец.

– Тпру, конь!.. Колхозники ай нет?..

– Колхозники, отец…

Чуть веет вешний ветерок,

Листвою шевеля.

Чем дальше едет Моргунок,

Тем радостней земля.

Земля!..

От влаги снеговой

Она еще свежа.

Она бродит сама собой

И дышит, как дежа.

Земля!..

Она бежит, бежит

На тыщи верст вперед.

Над нею жаворонок дрожит

И про нее поет.

Земля!

Все краше и видней

Она вокруг лежит.

И лучше счастья нет, – на ней

До самой смерти жить.

Земля!

На запад, на восток,

На север и на юг…

Припал бы, обнял Моргунок,