Константин Бальмонт - Том 4. Стихотворения

Жаждою далей и ширей,
Жаждою новых наитий,
Нам открываются в мире
Светлыя, тонкия нити.
  В звонкой Севилье. Я солнцем одет.
  Смуглые лики, но яркий в них свет.
  В пляске – завязка для нежных побед.
  К пляске зовет перехруст кастаньет.
В сердце, в просторах багряных,
Плещет горячая птица,
Кличет о сказочных странах,
Чует желанный лица.
  Вечно ли зелень родимых долин?
  Все ли мне узкий отрезанный клин?
  Где-то о звездах поет бедуин.
  В мире один – сам себе господин.
Стены, подвалы и крыши,
Изгородь – мыслям препона,
Мы – не запечныя мыши,
Нет нам такого закона.
  Наша порода – два сильных крыла.
  Странствие – юность, а юность светла.
  Если же юность за горы ушла,
  Радость полета всегда весела.
В ветре лететь альбатросом,
Рыбою плыть в Океане,
Серной бродить по откосам,
К срыву, за срывы, за грани.
  Солнце горячим проходит путем.
  Веруя в Солнце, за Солнцем идем.
  Море певучий поит кругоем.
  С Морем и с ветром мы волю поем.
Гондола, струг и каноа,
В чем бы ни плыть, уплывая.
Сказку сложить – на Самоа,
Песню – на высях Алтая.
  Если горенье, – гореть я хочу.
  Если боренье, – с мечом я к мечу.
  Буря ли кличет, – разметанность мчу.
  Гром ли, – откликнусь, – грохочет он, – чу!

Далеко, за синими горами,
За седьмой уступчатой горой,
Древний клад зарыт в глубокой яме,
Досягни и, взяв свой заступ, рой.
  Пред горами мертвыя пустыни.
  Помни, в них самум и нет воды,
  Средь песков от века и доныне
  Черепов скопляются ряды.
Многие достигли здесь предела.
Это те, что взять хотели клад,
Но в пути хотенье охладело,
Пожелало путь найти назад.
  Захвати на долгая недели
  Мех с водой и пей лишь по глоткам, –
  Ты песчаной избежишь постели
  И дойдешь к взнесенным ввысь горам.
Но не все опасности пропеты.
Чуть дойдешь до грани синих гор,
Ты увидишь белые скелеты
Тех, чей был не прям, а косвен взор.
  Возжелай заманчиваго клада,
  Но не хотью жаждай лишь, – душой.
  Низменнаго горному не надо,
  Для низин верховный мир – чужой.
И не все опасности пропела
В звонкости упругая струна.
Сможешь ли взойти на гору смело?
Пред тобой – отвесная стена.
  Посмотри, отмечен красным цветом
  Не один, а сто один уступ.
  Многое сокрыто под запретом,
  В древних башнях верно выбран сруб.
По ущельям зоркия есть рыси,
Барс пятнистый ходит в тишине.
И отрадна ль синь взнесенной выси
Для лежащих в пропасти на дне?
  От горы к горе мостов не строят,
  От вершин лишь зори до вершин
  Взор взошедших нежат и покоят,
  Ночь придет, и строит ковы джин.
Запоет, как песня мест родимых,
Прошепнет невестой: «Где же ты?»
Явит лик свой в пламенях и в дымах,
Чтоб тебя низвергнуть с высоты.
  Но, когда молитвенной душою
  Ты хранишь святыя письмена, –
  Но, когда, все тайны бравший с бою,
  Сто ночей прободрствуешь без сна, –
Завершишь ты меру испытаний,
Закруглишь недостававший счет,
И тебя до клада мирозданий
Радуга сквозь грозы приведет.
  А когда дойдешь к глубокой яме,
  Заступ взяв, на высь взгляни – и рой.
  К нам придешь – увитый жемчугами,
  За седьмою скрытыми горой.

Выпал, и принят, и полностью выполнен жребий.
Тихо в душе. Тишина на земле и на небе.
 День отшумел, и умчался табун длинногривых.
 Где они, кони? Беззвучье в лугах и на нивах.
Было ли много веселия, было ли мало,
Песни умолкли. Село над рекой задремало.
 Было ли мало томления, было ли много,
 Воды реки – позабывшая путь свой дорога,
В вышнем сапфире светильники-гроздья повисли.
Темныя лодки на водах – забытыя мысли.
 Ветер пред ночью растаял в лесу по вершинам.
 Тонкою зыбью остался в листочке едином.
Только в мгновении, в плеске рассыпчатом, гибко
Вынырнет – юрк – унырнет серебристая рыбка.
 Только дергач, безистомный в желании жгучем,
 Тишь оттеняет, в пробеге, напевом тягучим.
Словно умножась, и здесь он, и там, и повсюду,
К Ночи кричит: «Не забуду и голосом буду».
 Ночь безглагольна. Все глубже, и глуше, и тише.
 Млечным Путем заливает сапфир свой все выше.
Смотрит ли небо на землю и видит ли глазом,
Мысли оттуда проносятся быстрым алмазом.
 Если ты мыслью ту мысль, промелькнувшую в небе,
 Схватишь секундой, созвездным он будет, твой жребий.
Если поспеешь, ты будешь с кольцом обручальным.
Если замешкал, беззвездным пройдешь и опальным.

Кто постучался в ночное окно?
Кто-то, кто молвил, что все суждено.
Кто постучался в холодную дверь?
Кто-то, кто молвил: Упорствуй и верь.
Кто постучался здесь в сердце мое?
Солнце, из крови затеяв тканье.
Вот она выткалась, малая ткань,
Алая – солнце с прожилками – глянь!

Тихое озеро в горной долине,
В горной долине пасутся стада.
Воздух высокий над пропастью – синий,
Тянется сердце – к высотам – туда.

Ключ, проскользнув по гранитным громадам,
Сонное озеро выбрал как цель.
Бледный, на камне, пастух перед стадом,
Тонкая томно играет свирель.

Тянутся узкие, тонкие сосны,
Темныя сосны по горной стене.
Быстро проходят короткие весны,
Медлит зима в снеговой вышине.

Тянутся стебли белеющих лилий,
Облики лилий – в воде озерной.
Выше – орлы серокрылые свили
Дикие гнезда в скале вырезной.

В час, как к ночлегу скликаются птицы,
Сильныя птицы, чей путь – вышина,
Звоны плывут от церковной звонницы,
Людям и птицам – спокойствие сна.

Только в высотах альпийские зори
Алым горением молятся вслух.
Только не молкнет, во взлетах и в споре,
Узкой долиной томящийся дух.

Высокие горы, внемлите,
Я к вам прихожу на ночлег.
Хочу я высоких наитий,
Люблю я нетронутый снег.

Люблю я со срыва до срыва
Добросить свой голос в горах.
Как серна мелькает красиво,
Ей пропасть – забава, не страх,

Как тянутся там подо мною
Волокна в течении мглы.
Как кличут над горной стеною,
Владыки пространства, орлы.

Вот равнина. Вот дорога.
Вот немного отойди
От родимаго порога.
И еще, туда, где строго
Светят выси впереди.

Опираясь равномерно
На упорный посох свой,
Ты увидишь здесь, наверно,
Как в горах красива серна,
Будешь сам вдвойне живой.

Серна любит забавляться
На ребре крутой скалы.
В срыве ужасы нам снятся.
Серне любо проясняться
Над зазывом нижней мглы.

Чем со тьмой она несходней,
Тем ей легче ниц скакнуть.
Глянет, прянет в срыв исподний.
Ах, в деснице быть Господней
Это самый верный путь!
Вон уж где? На том изломе.

Через пропасть пред тобой.
Нет, не в сером, тесном доме.
Все – ничто, поверь мне, кроме
Как в судьбу играть с Судьбой.

На лесной раскаленной дороге
  Предо мной разошлись три пути.
Я грустил, размышляя о Боге,
  И не знал, мне куда же идти,
Если прямо, – там Синее Море,
  Прекращает мой путь Океан,
Он прекрасен в сапфирном уборе,
  Но не водный удел здесь мне дан.
Если вправо, – все к тем же я людям,
  В пыльный город приду. Не хочу.
Там во всем несогласны мы будем,
  Нет пути там до сердца лучу.
Рассудив, я направился влево,
  Начиная от сердца во всем.
И пошел я с куделью напева,
  Мы с мечтою и вьем, и поем.
Повстречался мне крест придорожный,
  Там сидит одинокий старик.
Безнадежный – и с тем бестревожный,
  Изможденный, изношенный лик.
Но в глазах, что глядели так прямо,
  Словно зеркало Солнцу с земли,
Мне почудилось таинство храма,
  Только-только там свечи зажгли.
Но в глазах, что смотрели, мерцая,
  У того, кто забылся, один,
В них зеленая тайна лесная,
  Что проходит по зыби вершин.
Полюбился мне нищий тот старый,
  Близь него я тихонько присел.
Он смотрел в особливыя чары,
  Мне незримый, он видел предел.
Я вложил ему в руку монету,
  Еле дрогнув, он что-то шепнул.
Но, глазами прикованный к свету,
  Он лесной принимал в себя гул.
Мы потом говорили немного.
  «Что дадут, – все я малым отдам».
Мне открылось, что стройно и строго
  Вся дорога – дорога есть в Храм.
«Ты один. И один я. Нас двое».
  И ушел я, весь в пламенях сил.
И шепнуло мне сердце слепое: –
  «Это Бог здесь с тобой говорил!»