Виталий Коржиков - Морской сундучок

Море —
Словно мастерская,
Мастерская,
Но морская.
День и ночь
Шумит, рокочет —
Выбирает, трёт, песочит,
Выгрызает
В гротах
Залы,
Режет камни,
Точит скалы,
Вырубает
Знаменито
Монументы
Из гранита.
День и ночь
В раскатах гуда
Создаёт
За чудом чудо!
И взлетает
Пыль морская:
Мастерская!
Мастерская!

Это
Круг
Бросательный,
Это
Друг
Спасательный.

Он спасёт вас в море,
В штормовом просторе,
От воды солёной,
От волны зелёной.

Он особенно хорош,
Если сам легко плывёшь!

Кочует солнце в глубине
Пролива Лаперуза…
На полыхающей волне
Колышется медуза.

Важна, степенна, холодна,
А сквозь неё вода видна.
Вода синей —
Она синей.
Вода светла —
Она бела.

Лишь тронь —
Дрожит!
Возьмёшь —
Скользит!
Куда волна,
Туда она.

В порыве гнева штормовой бросок
Его швырнул с волною на песок.

Он щупальца тянул и извивался,
Присосками на камни наползал
И раздувался, выпучив глаза,
Как будто целый мир всосать старался.

А вышло солнце — он обмяк, усох
И сжался в грязный маленький комок.
И ребятишки, шедшие с рыбалки,
В него втыкали с любопытством палки.

А там волна прихлынула чуть свет,
Его снесла и, пенясь, смыла след.

В ней нитки нет и нет ушка,
Нет плавников среди брюшка;
Игла от года к году
Всё шьёт
Морскую воду.
Шьёт не спеша — куда спешить?
Ведь море всё равно не сшить!

Я это помню до сих пор,
Как вдоль реки, опушкой
Я шёл и вёл весёлый спор
С подружкой-хохотушкой.

А через речку у воды
С высокого обрыва
Роняли старые сады
То яблоки, то сливы.

А мы всё спорили. Но вот
Подружка вдруг сказала:
— Вон, видишь, яблочко плывёт,
Что, может, духу мало?

Пловцом-то я неважным был,
Но тут — долой рубашку!
И страшновато, но поплыл, —
Бочком, а там вразмашку.

Ещё и сам того не знал,
Но осмелел в погоне.
Устал, но яблоко достал
И вынес на ладони.

Немало лет с тех пор прошло,
Немало яблок унесло…
Но вот, бывает, жду зарю
На вахте, перед сменой,
На реки
Звёздные
Смотрю
У берега Вселенной.
А дальний голос всё зовёт:
— Вон, видишь, яблочко плывёт.

Мы шли на юг — в штормах, в дыму…
Мы так давно ушли из дому!
Пять тысяч было к одному,
Чуть меньше — к берегу другому.

Я встал на руль — туман редел —
И вдруг в дали, смурной и рваной,
На мчащем гребне разглядел
Простой кораблик деревянный.

Я даже вскрикнул: «Как он там?!»
Он что?! Под ним такая бездна,
Что с ней и взрослым кораблям
Порою спорить бесполезно!

Но он крепился на волне
Под стать стальному мореходу.
Что за малыш, в какой стране
Его пустил в такую воду?

Сам спит, поди, десятым сном
И знать не знает, сонный зяблик,
Да и не думает о том,
Какой герой его кораблик!

Вода бушует: «Изорву!» —
И с головою накрывает,
А он летит: «Переплыву!» —
И новый вал одолевает.

Волна гудит: «Не пощажу!» —
И, нависая, настигает!
А он бунтует: «Докажу!» —
И на волну опять взбегает.

Он позабудет бедам счёт,
Он будет в ранах и в потерях —
Но океан пересечёт,
Но вдруг вдали увидит берег,

И боком вроется в песок,
И вдруг поймёт неторопливо:
Он доказал! Доплыл! Он — смог!
И станет снова ждать прилива.

Когда над миром звездопад,
Когда причалы сном объяты,
О чём поют, о чём скрипят
Морские старые канаты?

О дальних странствиях морских?
О вахтах с хриплыми гудками?
То льдами пахнут песни их,
То дышат горькими песками.

Они поют не про уют —
Их побросало, их потёрло!
И бродят звуки вдоль кают,
Как из простуженного горла.

Их просолило за года —
Они на пляжах не лежали,
Они бедовые суда
У стольких пристаней держали!

Бросались в бой — вяжи! крепи! —
В штормах Аляски и Бискайя.
На них попробуй наступи —
И вмиг проступит соль морская.

И если б заново пожить —
Бродить, менять координаты,
Ещё смогли бы послужить
Морские старые канаты!

В спокойствии стальном,
Открыт на всякий случай,
Он дремлет чутким сном
Под палубой скрипучей.

Морские ветры бьют
Железную натуру,
И брызги обдают
Его мускулатуру.

Но в несколько секунд,
Стремглав минуя трапы,
Он всадит в твёрдый грунт
Две хватких дюжих лапы.

Он глиной обрастёт
У места назначенья,
И вас не унесёт
Случайное теченье.

Выходите в моря —
Имейте якоря!

Но если в жизни вдруг
Какой-то якорь ржавый
Вас втянет в топкий круг
Пучины залежалой,
Чтоб не пускать в моря, —
Рубите якоря!

Все говорят,
Что в лоции
Отсутствуют
Эмоции.

Значки, обозначения
До умопомрачения!

А я открою
Лоцию —
И вдруг
Сквозь поучения
Пробьётся ли,
Прольётся ли,
Помчит меня
Течение

За комнату со шторами,
Сквозь мир с цветными странами,
Ревущими просторами,
Шальными океанами.

Вновь палуба усталая
Грохочет под ударами,
А вон «Игарка» старая
Идёт с друзьями старыми!

И вновь замру от радости,
С дружками встретясь милыми
На тридевятом градусе,
За синими Курилами.

То маячок пропишется,
Мигнёт из тьмы:
«Внимание!»

Качаются, колышутся
Мои воспоминания.
Захлопну строчки лоции,
Значки, обозначения, —
А всё шумят
Эмоции,
А всё несут
Течения…

С радистом я
Давно дружу.
Я с ним
У рации сижу.

И слышу, позднею порой
Врывается в наушники:
— Семьсот второй!
Семьсот второй!
Да где же ты? Послушай-ка!

Над морем — мрак.
И свист и вой.
Гудки. Разноголосица.
— Семьсот второй!
Семьсот второй! —
Всё с берега доносится.

А кто такой
«Семьсот второй»?
Кого зовут
Ночной порой?
Пилот летит на Север?
Баркас?
Рыбацкий сейнер?

Быть может,
Он попал в беду:
Идёт ко дну,
Сидит во льду!

И я гляжу во мрак сырой…
— Семьсот второй! Семьсот второй!
Ну, отвечай! Семьсот второй!
Да за какой ты там горой?!

И вдруг под шелест ветерка,
Усталый в трудной схватке,
Донёсся крик издалека:
— Пробились! Всё в порядке!

И так светло ночной порой:
Жив и здоров «семьсот второй»!