Гамзат Цадаса - Мудрость

Над могилой братской шепчут травы,
Колос наливается опять.
Мы – живые – не имеем права
О друзьях погибших забывать…

Песни сложены о Шаумяне.
Наша память времени сильней.
Помним: расстреляли англичане
Шаумяна и его друзей.

В девятнадцатом, коней пришпорив,
Не дали мы отдыха клинкам,
Знаем, кто оружье из-за моря
Присылал заклятым белякам.

Обманулся враг в своих расчетах:
Нас навеки сокрушить нельзя;
И живут на всех земных широтах
Наши настоящие друзья.

Мы спокойны! Маяки свободы
Над Москвой пылают в синеве,
И борьбу за мир ведут народы
Всей планеты с нами во главе!

Кто добрый дар отверг, бесясь от жира,
Придет в нужде просить его потом.
Не лучше ль мир принять во время мира,
Чем после боя клянчить со стыдом?

Кто не умом руководил, а злобой,
Тот ничего хорошего не жди.
За здравым смыслом следовать попробуй,
А злоба пусть плетется позади.

Начать войну иному забияке —
Простейшая из всех простых задач.
Но выйдет ли задира цел из драки?
Снесут башку – по барышам не плачь!

Узнаешь боль гнилого зуба
Как, ты коль сам не испытал ее?
Кто не испил военных бедствий кубок,
Тот пил ли в жизни горшее питье?

Не лучше ль деловых расчетов холод,
Чем жар артиллерийских канонад?
Держать в руке удобней серп и молот,
Чем шашку иль винтовочный приклад.

Оружье жрет людей, народы губит,
А серп и молот кормят род людской;
И что нужней, что люди больше любят,
Доказывать нет нужды никакой.126

Но в тех ума, конечно, очень мало,
Кто, лжи своих господ поверив вновь,
На мельницу обжоры-капитала,
Как воду, лить свою согласны кровь.

Под знамя жизни, мирной и счастливой,
Большевики не потому зовут,
Что сами слабосильны иль трусливы:
Природа их – свобода, мир и труд!

Мне за семьдесят, я старик,
Но родился дважды на свет:
Старой жизни закон я постиг,
Новой жизни увидел рассвет.

Мне знакомы народов дела,
Голова недаром в снегу,
И добро отличить от зла
Я без помощи всякой могу.

Много слышал я слов на веку, —
Всех дороже мне, старику,
Большевистский призыв: «За мир!»
С ним вступили мы в новый мир.

Мир! Свобода и братство в нем,
И покой и богатство в нем,
В нем единство смелых людей —
Слова нет честней и добрей.

Есть ужасное слово – «война».
В нем печаль и тревога слышна,
В нем рыдание вдов и сирот,
В нем проклятье из рода в род.

Сыновей не рождает война,
Сыновей поедает она,
Жадный враг никогда не сыт —
Так народная мудрость гласит.

Дагестанский обычай таков:
У бодливых, глупых быков
Отрезать острия рогов, —
Есть рога и у наших врагов.

В дагестанских горах и в степи
Держат злых собак на цепи:
Нам такие же цепи нужны
Для зачинщиков новой войны.

Пусть, друзья мои, расцветут
В нашем доме наука и труд.
Пусть венчает наш дружный дом
Знамя с молотом и серпом.

Ну, а ежели скажет враг:
«Откажитесь от мирных благ!» —
Что мы станем делать, друзья,
Как поступит наша семья?

Повернемся к врагу спиной?
Нет у нас привычки такой!
Покоримся? Вспять побежим?
Мы делам не учились таким!

Встанем, братья, мошной стеной
Вкруг России, отчизны родной,
Мы, советские люди, сильны,
Ибо мир сильнее войны.

В наших сутках есть ларцы,
Их всегда двадцать четыре, —
Собираются туда
Нашей совести созданья.
В полночь ясную, когда
Тишина в подлунном мире, —
Отопри их и взгляни,
Каковы твои деянья.

Сколько там никчемных дел,
Сколько важных, настоящих,
Сколько добрых и дурных,
Сколько тусклых и блестящих?
Заслужил ты похвалу
Иль достоин укоризны?
Сколько сделано тобой
Для народа, для Отчизны?

В нем сто домов, в ауле Кахаб-Росо.
Меня к себе влечет он вновь и вновь.
Здесь вырос ты, певец сладкоголосый,
Здесь, в сакле, началась твоя любовь.

Голубка села только что на крышу.
Еще в тени крыльцо твоей Муи.
Здесь ты мечтал. Мне кажется, я слышу:
Звенят напевы страстные твои.

Здесь ты стоял, а полдень был
дождливый.
Муи косила сено в забытьи.
Ты в хижину ее вступил, счастливый:
Мол, я промок, нельзя ли мне войти?

И по ночам, по крышам с пандурою,
Как джинн, бродил ты, не боясь упасть.
Порой голубке, голубю порою
Ты изливал тоскующую страсть.

О, если с пандуры сорвав оковы,
С горящих уст – прошедшего печать,
Ты ожил бы, и в день свободный, новый
Свою любовь ты мог бы воспевать!

Ты плакал о цветке недостижимом,
А мы тебе вручили б тот цветок.
Твои глаза, что застилались дымом,
Увидели бы времени поток.

На письменах поэзии народной
Ты, горец, вывел золотой узор.
Ты держишь знамя песни благородной,
Возлюбленный Муи, любимец гор.

Еще о славном мастере в печали
И в трауре аварское перо.
Еще слова любви не зазвучали,
Как у тебя, так нежно и остро.

Ты мост любви построил для народа,
Для юношей воздвиг любви дворец,
А сам скитался ты без права входа,
Гонимый и страдающий певец.

Стальное сердце было у подруги:
Его не сжег огонь любви твоей.
Как удержался тонкий стан упругий
Пред мощной бурею твоих страстей?

Ты стрелами пронзаешь наши души:
Как мягок взлет, а попадает в цель!
Вошли твои слова в сердца и в уши, —
Не знали горы строк таких досель.

Ушел певец, оставив виноградник.
Твой сад – в цвету, твои плоды —
в чести:
Пусть начинающий поэт, как всадник,
Помчится к ним, чтоб ветви потрясти!

Подойди, Али, ко мне, —
Кладом я торгую старым.
Что нам спорить о цене?
Для тебя – почти что даром!

Я от прадедов своих
Получил его в наследство.
Чтобы жар в крови утих,
Не найдешь вернее средства.

Молодцы во всей красе.
Богатеи, властелины —
Пред его владельцем все
Гнут почтительнейше спины.

Вызывает этот клад
Зуд стяжанья, скопидомства,
Порождает он разлад
С молодым твоим потомством.

Оседлав тебя с хребта,
Не слезает всадник грубый,
Вышибая изо рта
До последнего все зубы.

Друг Али, ты знаешь сам:
Что не видим – зависть мучит.
Клад мой даст покой глазам
И от зависти отучит.

Сколько слышит бедный слух
Слов распутства, глупой чуши!
Купишь клад мой – станешь глух
И страдать не будут уши.

Ты благодаря ему
Терпишь и жены измену,
А тебе вот самому —
Нет! Хоть головой о стену!

Не решится никакой
Вор украсть твой клад чудесный.
Ты в могилу на покой —
Клад с тобой в могиле тесной.

А пока еще ты жив,
Он, с тобой в постели лежа,
Музыкальнейший мотив
Напевает, с бубном схожий.

«Дала-лай» да «дала-лай» —
Песни так певцы кончали.
Этот все бубнит: «вай-вай!»
«Вай!» – в конце и «вай!» —
в начале.

Хватит! Свой товар, Али,
Больше я хвалить не буду.
Обойди вокруг земли —
Он в большой цене повсюду.

Салам-алейкум, друг Муртазали,
Ты просишь написать такие строки,
Чтобы они вернуть тебе смогли
Любовь твоей возлюбленной жестокой.

Прости, земляк, но мне не суждено
Помочь тебе ни песней, ни советом.
Я старый стал и позабыл давно,
Как любят, и как пишется об этом.

Не только потому, что стар и слаб,
Я не пишу стихов тебе. Какой бы
Искусной плакальщица ни была б,
Но мать поет правдивей над покойным.

Пойми меня, я строк не берегу,
Но, не зажегшись, не найду я слова, —
Я никогда не мог и не могу
Писать огнем горения чужого.

Апрель, будь счастлив – и прощай,
Не вздумай возвратиться.
Тебе идет на смену май,
Ты должен торопиться.

Нам скучно с месяцем таким,
Нам нужен день погожий,
Мы больше видеть не хотим
Твоей постылой рожи.

Приходит май, звенит свирель,
А твой обман мы знаем.
Какая разница, апрель,
Между тобой и маем!

Ты прячешь горные луга
Под простыней тумана,
Ты сыплешь на траву снега
И дуешь непрестанно.

Примчится май – и улетят
Испуганные тучи.
Цветов польется аромат
Весенний и пахучий.

Я май люблю, седой поэт,
Я ненавижу холод.
Народа я люблю расцвет,
Я в мае снова молод.

Людей советских я люблю
И в праздник лучезарный
Им новые стихи пришлю,
Народу благодарный.