Василий Пушкин - Поэты 1790–1810-х годов

Вхожу в твой новый дом с пустыми я руками,
               Но с полным сердцем и душой
Желаний искренних, чтоб твердо небесами
Хранимы были ввек здоровье и покой
               Хозяина под кровом мирным,
                            Чтоб украшался он
Любовью, дружбою; чтоб музы, Аполлон
Вновь поселилися с тобой и звуком лирным
               Манили бы со всех сторон
К тебе по-прежнему своих питомцев милых;
               Чтоб с ними и с самим собой
Не ведал ты отнюдь дней пасмурных, унылых;
Чтоб, словом, был своей доволен ты судьбой
И наконец свершил столь общее желанье,
Приятное для всех исполнил обещанье,
Которым некогда польстив нам, изменил!
Но я как гражданин нимало не жалею
И выгодам царя, отечества радею:
Отечеству, царю ты с верностью служил!..
Но время, чтобы наш ты навсегда уж был.
И я к почтенному, желанному соседу
               Нередко буду приходить
Для чувства и ума в полезную беседу
И пищу в ней душе и мыслям находить.
               Учиться никогда не поздно!
Вся наша жизнь не что, как школа, где судьбы
Взор обращен на нас то с ласкою, то грозно,
И всякий день берем ее уроки мы.
Я буду для себя другие брать уроки
В сообществе твоем. Там верный, тонкий вкус,
Идеи и слова игривы и высоки —
Хотя последние не кончатся на ус,—
Для прозы и стихов мне будут вновь компа́сом,
Который вел меня чрез бездны по волнам
               К незримым мной еще странам,
Когда на челноке сближался я с Парнасом,
Когда под веяньем прелестнейших надежд
Стремился ко брегам цветущим Иппокрены,
Не думая о том, что гордых злость невежд
Откроет предо мной прискорбнейшие сцены,
Что вместо критики найду я только брань —
Ума заблудшего корысти низку дань —
               И вместо шуток благородных
Пасквили плоские в стихах, певцам несродных!
В твоем кругу таких творений никогда
               Я видеть, к счастию, не буду
               И, может статься, навсегда
О них, как о ночных фантомах, позабуду,
Но в сфере истинных талантов ощущать
               Начну их действие благое,
               И дух мой ими насыщать,
И чувствовать свое существованье вдвое;
                                 Тибулл и Лафонтен,
Попеременно дар восторга сообщая,
Мне приведут на мысль век славных тех времен,
Когда пленила свет их лира золотая.
Один приятный день дороже, чем весь год,
И смех — сокровище скучавшим жизни драмой!
Нередко остротой, забавной эпиграммой
Развеселюсь — хотя б на собственный свой счет.
И кто из нас в себе смешного не имеет?
Кто совершенствами со всех сторон владеет?
               «Смеяться, право, не грешно
               Над тем, что кажется смешно», —
               Умнейшим сказано поэтом,
Врагом сатиры злой, — и я согласен в этом;
Но в самолюбии нас должны пощадить,—
Для стрел аттических искусным греком быть!
Но наши грубые, без вкуса силлографы
Не следуют тебе, — и всё для них предмет
Насмешек площадных: Гомеры, Стерны, Сафы —
Спасенья никому и в царстве мертвых нет!

В саду твоем с тобой я буду Эпикуром,
По наслаждению роскошному души;
Приду подчас гулять с женою и Амуром…
Все будут для меня минуты хороши
               В твоей обители прекрасной!
Но все их описать — труд был бы мой напрасный:
                              Он выше сил моих!
Другие скажут всё тебе в стихах своих,
И лучше моего: поэта новоселье —
               Муз праздник, пиршество, веселье!

Так утомленный сибарит
Весельем, негою, пирами,
На розах лежа, говорит:
«Нет, полно! расстаюсь я с вами,
Веселье, нега и пиры!
Простой природы вас милее
Простые тихие дары!
Они полезнее, прочнее,
Они…» Но голос вдруг сирен
На благовонные куренья
Вновь мудреца влекут во плен
Пиров, и неги, и веселья!
И наш любезный сибарит
Талантом, чувством, песнопеньем
Лишь только женщин отбранит[267]
Как вдруг невольно, с восхищеньем,
О ножках[268] — лучшей красоте
Роскошно-томного Востока,
Своей прелестнейшей мечте —
Воспомянув, в мгновенье ока
У ножек с лирою златой!..
И ножка женщины, конечно,
Не хуже головы мужской,
Набитой спесью, чванством вечно
И тем не менее — пустой!
И тем не менее виновен
Бесценный грациям поэт,
Что против их подруг нескромен,
Несправедлив его обет!..
Тебе одна из них (быть может)
Неверной стала… горький час!
Но скольких же (увы!) из нас
Неукротимо зависть гложет,
Шипящая на гений твой?
И ты не им, а нам отныне
Желаешь лирою златой
(Подобно как средь змей в пустыне!)
И петь, и нравиться?.. Ах, нет!
И пой, и нравься лишь харитам,
Тобой пленяемым, поэт!
И будь подобен сибаритам
Вовеки негою стихов!
И олимпийских будут вечно
Они веселием пиров!
Хор женщин слышу: «Будут вечно!»

Мы в первой видели главе
Картину франтов, мод и света —
При пиитической Неве,
Где развился талант поэта,
Как волны раннею весной.
Его нам кисть в главе второй
Совсем иных картину нравов,
Иных характеров и лиц —
От наших вдалеке столиц, —
Иных обычаев, уставов,
С иною жизнию, с иной
Потребностью страстей и счастья,
Рисует верною рукой,
И обе — скажем без пристрастья
И с независимой душой —
Равно прелестны и знакомы,
И уморительны подчас,
И поучительны для нас;
И пусть другой напишет томы
Сих самых же картин: оне,
Смолчав о красках и огне,
Скажу — полней отнюдь не будут.
Двух глав… в два века не забудут —
Затем что есть всему предел!
Блажен, кто и для внуков пел!

Вот слава чистая, как солнце в ясный день,
Вот истинный талант, приманчивый, как радость,
Как взор красавицы, как счастливая младость,
Вот гений-исполин! Певец сокрылся в сень
Спокойства, отдыха на розах неиглистых —
И юноша певец, в движеньях сердца чистых,
Певцу маститому благоговейно дань
Приносит творческих, небесных вдохновений,
Которых яркий свет, как диаманта грань,
Как искры северных ночных воспламенений,
Взыграл на радужном неблекнущем венце!
И современники в тебе, в своем певце,
Утешены, чело подъемля гордо к Фебу,
И с Ермаком тебя благодаря душой,
Вручают снова дни твои благому небу —
Да длит их ток с твоей прекрасною судьбой!