Марина Хлебникова - Проверка слуха

Не стоит войны и труда
плетенье словесного хлама…
Опять на носу холода,
опять отупенье от срама,
и как не держись молодцом,
придётся тайком докумекать,
что пахнет летальным концом
не света — так века…
Глазами бездомных котят
следим, как под звуки Делиба
задумчивым клином летят
в ночи кистепёрые Рыбы…
Живём ожиданьем суда,
себя посторонне жалея…
Вот так. На носу холода.
И век Водолея.

Глядит верблюд брезгливо
на своего погонщика —
убогое двуногое,
ни одного горба!
Погонщик тоже кривится —
ну, что за морда глупая?
Как будто молью траченный
горбатый мой урод!
Но где-то там под веками
такая нежность прячется,
что ясно даже олуху:
любовь — она и в Африке,
и в Азии —
любовь…

Ах, если б лошадь мне тогда,
я б донеслась до переправы!..
Но от копыт отвыкли травы…
Ах, если б лошадь мне тогда!..

Ах, если б выстрел за спиной,
да окрик слева, посвист справа
я б добралась до переправы!..
Ах, если б выстрел за спиной!..

Ах, если б песню кто сказал —
хоть потихоньку, хоть без слуха,
я б собралась с последним духом
и доползла на голоса…

Ах, если б быть в своем уме —
но это мне не угрожает!..
Гуд бай! — всем тем, кто добежали.
Привет! — всем тем, что не сумел…

Замшевый зайчик, косивший глазами на Запад,
всё позади — ты упрыгал на звук и на запах.
Без тормозов — в обживанье заморских законов:
зомби на зомби, а, в общем-то, зона на зону…
Замшевый зайчик, прижухший в степях Аризоны,
ради грядущих зайчат — по квартиркам казённым,
в бледных речах не сумевший уйти от акцента,
я на тебя не поставлю ни гривны, ни цента,
ты у меня не займешь навсегда — до получки…
God же с тобой! Там, и правда, сытней и получше…
Бог же со мной! — несошедшей с привычного круга…
Где ты, мой зайчик? Давнишняя, в общем, подруга.

Когда-нибудь, сорвав звезду с небес,
светившую беспечно и послушно,
придет сознанье — скучно стало
без,
но ведь и с нею тоже было скучно.

Срыванье звезд — пленительный процесс,
как миг любви — стремительный и душный,
когда б не знать, что скучно будет
без,
как, впрочем, и дотоле было скучно.

Если дело «табак», то вирджинский, —
нынче кейсом зовется сума.
Объясните мне, Вацлав Нижинский,
отчего вы сходили с ума?
Отчего в ароматном Париже,
где летели на «бис» антраша,
становились чем дальше, тем ближе,
и от тела бежала душа?
Отчего эту Мекку и муку,
этот бред, где не сыщешь концов,
не сморгнули, и пулю–разлуку
кротко приняли прямо в лицо?
Объясните!.. А впрочем, не срочно…
…Тень Петрушки в сплетеньи тенет…
Есть вирджинский табак — это точно.
А Парижа с Вирджинией нет.

Если б я была солдатом,
то, наверно, пехотинцем,
потому что в этой жизни
я, конечно, пешеход.
Я хожу за тем и этим,
на работу и с работы,
в магазины и химчистку,
и в субботу на пленэр.
Если б я была артистом,
то, наверно, акробатом,
потому что в этой жизни
так приходится скакать!
Я скачу за тем и этим,
на работу и с работы,
в магазины и химчистку,
и в субботу на пленэр.
Там, на фоне разнотравья
я рисую акробата,
акробата в желтых блёстках
с серой скаткой на плече.
У него в руках лопатка,
он способен окопаться,
где угодно за секунду,
если знает, что дают.
Я вернусь домой с пленэра,
газ зажгу, поставлю чайник,
и свое произведенье
к стенке кнопкой прикреплю.
Сын заметит:
             «Этот клоун
на тебя похож, ей–богу!»
Ну, конечно, это клоун!
Вот, что значит — детский взгляд!

Гуляка, задира и мот,
любовник отважный!
Фамилия — Рен. Имя — Клод.
Профессия — бражник.

Насмешник, сжимающий рот
и дамское сердце!
Фамилия — Рен. Имя — Клод.
Профессия — герцог.

Сбивающий цепи с ворот,
где пуля — привратник.
Фамилия — Рен. Имя — Клод.
Профессия — ратник.

Надёжный, как каменный свод,
для жаждущей скрыться.
Фамилия — Рен. Имя — Клод.
Профессия — рыцарь.

Фантазии сахарный плод —
мой спутник счастливый!
Фамилия — Рен. Имя — Клод.
Профессия… слива!

Как вино дорогое
тяну этот голос по капле,
закрываю глаза
и считаю на слух обертоны…

Крыша едет, подруга?
Твой милый — унылая цапля!
И скрипит, как мембрана
разбитого вдрызг телефона!

Как апрельское солнце
мне эта улыбка приятна,
и глаза его цвета тумана
над утренним морем…

Не улыбка — оскал.
Не глаза, а свинцовые пятна.
Ты совсем одурела,
как рабби, молящийся Торе!

Я его позову…

Позови, не покажется мало…

Я его попрошу,
чтобы просто он мне улыбнулся…

Нет, я просто рехнусь!
Видел дур, но таких — не бывало!..

Ты заткнешься, мерзавец?!!

И внутренний голос заткнулся.

        1. Из имени нерусского судьба
вытягивает нитки…
…Галльским утром
кричит ле кок. Провинция Бордо
готовится к подвязке винограда…
Пейзанки хороши. И юный граф,
желая сам участвовать в работах,
наводит свой рассеянный лорнет
на стройный ряд хорошеньких лодыжек.
Девицы, не смущаясь, строят глазки,
поддергивают юбочки…
И граф,
уже лорнет от глаз не отнимая,
проходит по рядам…

          2. Но через год!..
У графа — сын. Но лишь наполовину.
Графин без ручки, полуграфский отпрыск!
Не надо подносить его к лицу —
граф видит всё в лорнет! Малыш… приятен
и, видно, будет боек… Вот забота!
Пусть подрастёт. А дальше — в пансион.
Учёба у отцов–иезуитов и — с глаз долой!
Подальше от лорнета!..

          3. «Мон шер! Вам скоро минет двадцать лет!
Вы служите в Париже, но убого,
бесперспективно — я бы так сказал!..
Тут ваша мать — мон дьё! — опять просила
немного вами поруководить.
Я думал целый час — а что, как если
попробовать устроиться в России?
Хоть гувернёром?.. В этом что-то есть!
Москва, не скрою, хуже, чем Париж,
но лучше, говорят, чем Гонолулу.
Вот деньги на проезд. Вот письма к другу.
А вот совет: оставьте этот вздор,
который именуется стихами!
Займитесь делом и… Пора, прощайте!»

         4. «Мой милый друг! Я вас весьма ценю!
Мальчишки так болтают по-французски,
что хоть куда! Пора кончать уроки…
А жаль, мы к вам привыкли…
Но сознайтесь,
в именьи нашем вы слегка скучали?..»
«Ах, что вы, ваша милость, разве можно?..» —
и неотрывно смотрит он в лорнет
на стройные лодыжки поселянок,
мелькающие в яблочном саду…
Девчонки, не смущаясь, строят глазки,
поддергивают юбочки, а он…

         5. Ах, Боже мой! Поэмка без конца!..
…Москва шумит за окнами, а где-то
шумит Париж… а ты слагаешь вирши,
похмельною склоняясь головой
на треснувший лорнет —
наследство предка…

        1. Венки сонетов пишутся с конца, —
Пусть век толок зерно и плевлы в ступке,
Но в форме совершенного кольца
Останутся и вехи и поступки.

И всё, что, начиналось без любви,
И всё, что отмели и окричали,
Окончится не Спасом-на-Крови,
А Неспасеньем-Духа-на-Печали…

Пиши живей, губерния, пиши!
Веди учёт колдобинам и кочкам,
Подсчитывай земные барыши,
Но не спеши в итоге ставить  точку:

«Забота о спасении души» —
В конце концов, классическая строчка

         2. В конце концов, классическая строчка
Сама найдёт чеканщика земного.
Что было раньше: листья или почка?
Что было прежде: Действо или Слово?

Загадки малышей всего дороже:
Невинен взгляд в заоблачные дали…
Пусть яйца учат курицу, так что же?
Коль куры сами их не расклевали!

Чем век дряхлей, тем реже в нем задиры,
Чем старше, тем покладистей овца —
Всё меньше сил для славы и для пира,
И шея для ношения венца
Ослабла. Бог с ним! Лишь бы кончить миром —
«Лицом к лицу — не увидать лица»…

         3. «Лицом к лицу — не увидать лица»,
Не чище ли легенды и преданья?
Что толку слать честнейшего гонца
В пределы недостроенного зданья?

Намечены ступени — нет перил.
Пути известны — ноги неведóмы.
Не отыскать загадочный берилл
В одном из ста углов большого дома.

Когда-нибудь предъявленный купон
Оплатится без долгих проволочек…
Кто нам родней: Дюпон или Гапон?
Дурные мысли лезут ближе к ночи,
Но без сомненья: мирный крепкий сон
Вернее всех вопросов и отточий…

        4. Вернее всех вопросов и отточий
Полет плодовой мушки–дрозофилы.
Уйдут в песок среди «иных и прочих»
Сегодняшние «–фобы» или «–филы»…

В дорожной сумке слишком мало места:
Бельё, зубная щётка, пара книжек —
«Всегда готов к труду или аресту!» —
Пел на Фонтанке умный Чижик–Пыжик

Не уберечь от рака руку греку,
И лодке не вернуться и не встать, —
Оставим же в покое эту реку,
Ещё чуть-чуть, а там начнет светать…
От срока «ВЕК» дряхлеющему зеку
Всего пять лет осталось домотать…

         5. Всего пять лет осталось домотать,
Но тем, кто жив — не маленькая йота!
Не всё ещё обучены считать,
Но ведь на всех и не было расчёта!..

Железо громыхает на ветру…
Задуло с юга — добрая примета…
Что думать о похмельи на пиру?
Не в ветре звуки — звук живёт в предметах…

Не откреститься: На — Вухо — Донос —
Сор — пыль — престол, возвысивший калеку…
Вам мало комментариев и глосс?
Сходите в Палестину или Мекку,
Сведите всё в один большой донос,
И можно подводить итоги веку.

       6. И можно подводить итоги веку,
Перетекая в эру Водолея…
Что нынешнему нищему ацтеку
Иероглифы? О них ли он жалеет?

Учите буквы! В мире всё возможно, —
Когда ещё дела дойдут до крыши?
Пусть нынешняя истина подложна,
Но буквы кое-как её опишут.

Растенья, птицы, камни, звери, гады,
Виденья, населившие тетрадь…
И будем мы не «ради» — просто рады
Гербарий лет на старости листать,
Сумев без сожаленья и досады
Освистанное — впредь не освистать.

        7. Освистанное впредь не освистать,
Тем тяжелей, чем меньше повод к свисту.
Пора бы человечеству устать
Делить себя на чистых и нечистых,

Но всё идет по кругу. День за днём
Печально смотрят в мир глаза Мадонны,
Где «гомо», не пресытившись огнём,
Заглядывает в бельма Абадонны.

Чем кончится? Что делать? Чья вина?
Спасёмся или тупо канем в реку?
Кто даст ответ: при снятии Руна
Овца успела бекнуть или мекнуть?
Успеем ли, прессуя времена,
Возвышенному дать слегка поблекнуть?..

        8. Возвышенному дать слегка поблекнуть,
Творцу порою больно или жалко,
Но Вечность есть любовь (по Билли Блейку),
Во Времени прошедшая закалку.

Пока бои ещё не откипели,
Жить в княжествах привычно, но удельно…
А купол отражается в купели,
И эта совокупность — беспредельна.

И всё иное, (если вымыть кисти
И в день седьмой потягивать вино),
Не более, чем цепь банальных истин:
Пределов совершенству не дано,
Всегда есть, что исправить и подчистить,
Раскрасив чёрно-белое кино…

       9. Раскрасив чёрно-белое кино,
Вполне законно жаждать гонорара.
Не за металл бессмертного Гуно,
Но если без юродства, то не даром.

Работали, копили барахло,
Стирали в пыль, творили изваянья…
Поэтам в этом веке не везло,
Как, впрочем, и в иных: на подаянье

Рассчитывать непросто — нищий люд
Плодится безнадзорно и без лени.
На каждого поэта — сто малют,
На каждого пророка — сто каменьев.
Попробуй-ка, покуда не собьют,
Во всех полутонах найти знаменья!..

        10. Во всех полутонах найти знаменья
И выследить тропу добра и зла —
Пора гаданья и столоверченья:
Каббала — звёзды — магия числа…

Ах, этот час разъезда с карнавала!
Последний тур по улицам глухим!
Все маски смяты… публика устала…
И возглашают утро петухи…

Шут с Королём прощается без лести,
«Достоинство» слетает с Домино,
И Дама Пик зевок невольный крестит,
И что-то там сияет над страной…
Нам повезло — всё это видеть вместе,
И оценить, как старое вино.

        11. И оценить, как старое вино,
Иронию тщеты и зоркость Босха —
Не зрелостью суждений скудных, но
Всей робостью вкусившего подростка.

Он верит в наказанье за грехи,
Но хмель тысячелетнего напитка
Уже в крови. Сосуду быть сухим!
Коль взялся — пей! Не пить — пустая пытка.

Так женщина, способная пленять,
Не держит впрок завидного уменья…
Сосуд хорош — и не на что пенять,
Лишь разгадай в шараде сотворенья,
Как удается в нём соединять
И серы вкус и ангельское пенье?..

        12. И серы вкус, и ангельское пенье
В волшебном горле мальчика из хора…
Он третий справа — странное растенье —
Тщедушный отпрыск «барышни» и вора.

Что дали гениальному уроду
Ночная моль и сумеречный бражник?
«Причудливо тасуется колода», —
Сказал один острожник. Или стражник.

Ах, всё равно! Не встреченный — так встречный!
Цепь тянется, к звену куют звено…
В Молочный Путь — Молчальный — или Млечный —
Готовясь, надо помнить об одном:
Открыть все окна — выдуть пыль беспечно —
И не забыть добытое Руно.

        13. «И не забыть: добытое Руно,
Китайский веер, зонтики для дачи,
Пять пар чулок, льняное полотно
И что-нибудь такое — от Версаче…»

Шпаргалка для мужей. О, древний грек!
Ты волен был в пределах Ойкумены,
А ведь ворчал: «Какой развратный век!
В портах жульё! Нигде нет честной мены!»

Какое там столетье на дворе —
Не выяснишь по вечным изреченьям.
Пусть многое рассеется в дыре
Немерянной, но чуждое забвенья
Останется, как муха в янтаре,
В навечно остановленном мгновеньи.

        14. В навечно остановленном мгновеньи
Покой и буря равно безопасны:
Любовь без боли, горе без мученья
ОСТРАНЕНЫ — и выглядят прекрасно.

Жизнь отгорчила — к чёрту огорченья!
Чернила на исходе… ночь на сломе…
И что б не петь о месяца свеченьи?
О пастушках и лютиках в соломе?

Нет! Хочется поумничать в предмете
Поэзии: «Мол, в звуке бубенца
Есть тайных смысл!..» Но знают даже дети,
Что не природа — заданность скопца
Виновна в том, что все на этом свете
Венки сонетов пишутся с конца!

       15. Венки сонетов пишутся с конца:
В конце концов, классическая строчка
«Лицом к лицу — не увидать лица»
Вернее всех вопросов и отточий
Всего пять лет осталось домотать,
И можно подводить итоги веку:
Освистанное впредь не освистать,
Возвышенному дать слегка поблекнуть,
Раскрасив чёрно-белое кино,
Во всех полутонах найти знаменья,
И оценить, как старое вино,
И серы вкус, и ангельское пенье,
И не забыть добытое Руно
В навечно остановленном мгновеньи.