Лидия Аверьянова - Vox Humana: Собрание стихотворений

Пятикратный купол крова:
С лужкам-звездам аналой.
Был богат о дни Петровы
Город, смолоду, смолой.

Синим льдом сверкнувший ледник.
Стен обшарпанная голь.
Служат шалые обедни
Галки, черные как смоль.

Вон, заливистой тальянкой
В нижний выманена круг,
Колоколенка – смолянка –
Тихо встала на ветру.

Свейский плес, русея, фыркал:
К флорентинцу шла река.
Богородицына стирка –
С синевою облака.

Невских волн высокий гребень,
Смольный – столпник, выше вех,
Синий с белым, словно небо
Опрокинулось на снег.

О, каменное тело
Без хора голосов,
Пять голубей слетелось –
Пять сизых куполов.

Не колокольня – Боже! –
Венера к нам сошла,
И каждый купол сложен
Как теплых два крыла.

И, чтоб собор мой не был
Как в небе легкий дым,
Не смеет даже небо
Быть темно-голубым:

Но движется, меж лодок,
Бесцветная Нева,
Чтоб в небо или в воду,
В пять крыльев, синева…

И только туч нависших
Расходуя свинец,
Дождь тупо метит в крыши –
Бессмысленный стрелец.

Бегут трамваи – стадо красных серн –
Мостов горбатых обтекая склоны.
На вахтенном, чье имя – Крузенштерн,
Срывает ветер снежные погоны.

Не палуба – булыжный лег настил,
И линиями, всех прямых прямее,
Царь-мореход свой остров прочертил,
Для нас с тобой отторгнутый у Свен.

У каждого фонарного столба
Большой сугроб – осевший, сонный лебедь…
Голландская кирпичная труба
Подъемлет ростры, флаги помнят: реять

Я дохожу до дома твоего
У самых вод – прозрачная застава –
А Медный Шкипер с берега того
Неумолимо указует вправо.

Струится снег, как ровный белый стих –
Мне трагедийный холод плечи вяжет.
И каждая из улиц городских –
Уже не улица: канал лебяжий.

В прозрачный хаос перистого льда
Случайный луч с мостов высоких брызнет.
Клянусь Петровым городом, я – та,
Кому Твой шаг дороже целой жизни.

И оттого, что здесь проходишь Ты
(Еще Овидий пел о скифском снеге),
Взошли, в снегах, альпийские цветы –
Двенадцать нежно-розовых Коллегий.

И в том, что я на это оглянусь –
Пусть мертвая! – а небо пламенеет —
Моим Петровым городом клянусь
И родинкой единственной твоею.

Нам путь указывает вправо
Рука, но влево мы идем.
Собор, как лев, склоняет главы,
Сраженный золотым копьем.

Пышны снега Петрова града,
И льды сковали стык зыбей,
И не доскачет Император
До прежней крепости своей.

Разжав хладеющие пальцы,
Он ждал, чтоб тяжесть отлегла…
Но в те же каменные пяльцы
Златая воткнута игла.

Или навстречу белым льдинам
Неся фасад бесцветный свой,
Собор застыл в разбеге львином,
Пробитый пикой золотой.

Я знаю: схваченная стужей,
Вой там, бессмертна и легка,
Как бы метнувшая оружье,
Еще протянута рука:

И, видя остров заповедный,
Минуя сводчатую гать,
С гранитных круч Охотник Медный
К добыче тщится доскакать.

Матерь Божья втихомолку
Уронила – славен Бог! –
Золоченую иголку
В каменный зеленый стог,

И, блажен в Огне и Сыне,
На кирпичный встал костер
Дивной ересью Трезини
Петропавловский собор.

Раскрыты губы Эвридики,
Но голос, скошенный у губ,
Прорвался в одичалом крике
О полдень пробужденных труб.

Так, город мой. Колоколами
Не завершен Орфеев стих —
И ты раскрыт лишь в пьяном гаме
Кирпичных глоток заводских.

Снега легкую корону
Над достроенной стеной
Посрамит дворец Бирона
Мертвенной голубизной.

Ах, с Галерной, ах, с Гулярной…
Перед небом – всё одно.
Всходит день звездой полярной –
Благовещенье мое:

От Любови мимолетной,
От палящего вина
В город стройный и холодный
Это я возвращена.

…И ветер, вдруг, из-под руки
Разводит узел шарфа. –
Здесь колоннада – у реки
Повешенная арфа:

Меж рваных облачных кустов,
Игрою светотени
Легли, у белых струн — столбов,
Педалями ступени.

И только струны – велики,
И, неизбежно, слева
Сирена врежется, с реки,
В Эоловы напевы.

Здесь воздух мягко влит в оконные квадраты,
И мелом, в восемь черт, набросан стройный план:
У спуска, где Неве разбег широкий дан,
Я вижу, за углом, колонны ствол покатый.

Здесь каждая ступень – как сброшенные лапты,
И голубая кровь течет в просветы ран.
Не зданье: здесь Амур Италии крылатой
Забыл на берегу свой каменный колчан.

Булыжный говорок, асфальтов плавных речь
И цоканье торцов, глухое как th –
Гваренги слышал все, с линейкой наготове…

И начат был чертеж. И циркуль дивно лег –
Быть может для того, чтоб некий Зодчий мог
В столетии другом твои наметить брови.

В который раз река ломает лед,
В учебнике Петра порядок навран, –
А для меня по-прежнему цветет
Огромная, запутанная Лавра.

На белом камне или на снегу
Гниют ветвей чернеющие сети,
И в куполе – я слышать не могу! –
Свистит впустую беспризорник-ветер.

Здесь рыхлый мрамор солнце золотит,
И воробьи, крича свежо и броско,
Не знаю как – а Ломоносов спит –
Занесены на мраморную доску.

Живой себя прелестней и живей,
Всё ждет – и плечи бронзовыми стали –
Неторопливо едущих гостей
Гагарина на круглом пьедестале.

Замерзший сток кладбищенской волы.
Под аркой мост – хрустящих листьев короб,
Свободных стен высокие лады
Не оборвет командою Суворов.

Здесь с городом прощался Александр…

Синеют Невы, плавно обтекая
Пустой пролет чугунного звена.
О Невки, Невский, Кронверкский,
Морская, Галерная – какие имена!..

Так дышат вольным воздухом, так даже
Не дышат вовсе, чтобы слух проник…
И каждое из них мне льдинкой ляжет
В мой смертный час на косный мой язык.