Федор Тютчев - Лирика. Т2. Стихотворения 1815-1873

Ты знаешь край, где мирт и лавр растет,
Глубок и чист лазурный неба свод,
Цветет лимон, и апельсин златой
Как жар горит под зеленью густой?..
5 Ты был ли там? Туда, туда с тобой
Хотела б я укрыться, милый мой.

Ты знаешь высь с стезей по крутизнам?
Лошак бредет в тумане по снегам,
В ущельях гор отродье змей живет,
10 Гремит обвал и водопад ревет…
Ты был ли там? Туда, туда с тобой
Лежит наш путь – уйдем, властитель мой.

Ты знаешь дом на мраморных столпах?
Сияет зал и купол весь в лучах;
15 Глядят кумиры, молча и грустя:
«Что, что с тобою, бедное дитя?..»
Ты был ли там? Туда, туда с тобой
Уйдем скорей, уйдем, родитель мой.

С озера веет прохлада и нега, –
Отрок заснул, убаюкан у брега.
Блаженные звуки
Он слышит во сне;
5 То ангелов лики
Поют в вышине.

И вот он очнулся от райского сна, –
Его, обнимая, ласкает волна,
И слышит он голос,
10 Как ропот струи:
"Приди, мой красавец,
В объятья мои!"

Недаром милосердым богом
Пугливой птичка создана –
Спасенья верного залогом
Ей робость чуткая дана.

5 И нет для бедной пташки проку
В свойстве с людьми, с семьей людской.
Чем ближе к ним, тем ближе к Року –
Несдобровать под их рукой…

Вот птичку девушка вскормила
10 От первых перышек, с гнезда,
Взлелеяла ее, взрастила
И не жалела, не щадила
Для ней ни ласки, ни труда.

Но как, с любовию тревожной,
15 Ты, дева, ни пеклась о ней,
Наступит день, день непреложный –
Питомец твой неосторожный
Погибнет от руки твоей…

Дни настают борьбы и торжества,
Достигнет Русь завещанных границ,
И будет старая Москва
Новейшею из трех ее столиц.

Теперь тебе не до стихов,
О слово русское, родное!
Созрела жатва, жнец готов,
Настало время неземное…

5 Ложь воплотилася в булат;
Каким-то божьим попущеньем
Не целый мир, но целый ад
Тебе грозит ниспроверженьем…

Все богохульные умы,
10 Все богомерзкие народы
Со дна воздвиглись царства тьмы
Во имя света и свободы!

Тебе они готовят плен,
Тебе пророчат посрамленье, –
15 Ты – лучших, будущих времен
Глагол, и жизнь, и просвещенье!

О, в этом испытанье строгом,
В последней, в роковой борьбе,
Не измени же ты себе
20 И оправдайся перед богом…

Нет, мера есть долготерпенью,
Бесстыдству также мера есть!..
Клянусь его венчанной тенью,
Не все же можно перенесть!

5 И как не грянет отовсюду
Один всеобщий клич тоски:
Прочь, прочь австрийского Иуду
От гробовой его доски!

Прочь с их предательским лобзаньем,
10 И весь апостольский их род
Будь заклеймен одним прозваньем:
Искариот, Искариот!

О, в эти дни – дни роковые,
Дни испытаний и утрат –
Отраден будь для ней возврат
В места, душе ее родные!

5 Пусть добрый, благосклонный гений
Скорей ведет навстречу к ней
И горсть живых еще друзей,
И столько милых, милых теней!

Тому, кто с верой и любовью
Служил земле своей родной –
Служил ей мыслию и кровью,
Служил ей словом и душой,
5 И кто – недаром – провиденьем,
На многотрудном их пути,
Поставлен новым поколеньям
В благонадежные вожди…

С временщиком Фортуна в споре
К убогой Мудрости летит:
"Сестра, дай руку мне – и горе
Твоя мне дружба облегчит.

5 Дарами лучшими моими
Его осыпала, как мать, –
И что ж? Ничем не насытимый,
Меня скупой он смел назвать!..

София, верь мне, будем дружны!
10 Смотри: вот горы серебра –
Кинь заступ твой, теперь ненужный, –
С нас будет, милая сестра". –

"Лети! – ей Мудрость отвечала. –
Не слышишь? Друг твой жизнь клянет –
15 Спаси безумца от кинжала,
А мне в Фортуне нужды нет…"

Прекрасный день его на Западе исчез,
Полнеба обхватив бессмертною зарею,
А он из глубины полуночных небес –
Он сам глядит на нас пророческой звездою.

Когда осьмнадцать лет твои
И для тебя уж будут сновиденьем, –
С любовью, с тихим умиленьем
И их и нас ты помяни…

Есть много мелких, безымянных
Созвездий в горней вышине,
Для наших слабых глаз, туманных,
Недосягаемы оне…

5 И как они бы ни светили,
Не нам о блеске их судить,
Лишь телескопа дивной силе
Они доступны, может быть.

Но есть созвездия иные,
10 От них иные и лучи:
Как солнца пламенно-живые,
Они сияют нам в ночи.

Их бодрый, радующий души,
Свет путеводный, свет благой
15 Везде, и в море и на суше,
Везде мы видим пред собой.

Для мира дольнего отрада,
Они – краса небес родных,
Для этих звезд очков не надо,
20 И близорукий видит их…

Куда сомнителен мне твой,
Святая Русь, прогресс житейский!
Была крестьянской ты избой –
Теперь ты сделалась лакейской.

Ее последние я помню взоры
На этот край – на озеро и горы,
В роскошной славе западных лучей, –
Как сквозь туман болезни многотрудной,
5 Она порой ловила призрак чудный,
Весь этот мир был так сочувствен ей…

Как эти горы, волны и светила
И в смутных очерках она любила
Своею чуткой, любящей душой –
10 И под грозой, уж близкой, разрушенья
Какие в ней бывали умиленья
Пред этой жизнью вечно молодой…

Светились Альпы, озеро дышало –
И тут же нам, сквозь слез, понятно стало,
15 Что чья душа так царственно светла,
Кто до конца сберег ее живую –
И в страшную минуту роковую
Все той же будет, чем была…

Когда-то я была майором,
Тому уж много, много лет,
И вы мне в будущем сулили
Блеск генеральских эполет.
5 В каком теперь служу я чине,
Того не ведаю сама,
Но к вам прошусь я в ординарцы,
Фельдмаршал русского ума.

Недаром русские ты с детства помнил звуки
И их сберег в себе сочувствием живым –
Теперь для двух миров, на высоте науки,
Посредником стоишь ты мировым…

Ты взял свой день… Замеченный от века
Великою господней благодатью –
Он рабский образ сдвинул с человека
И возвратил семье меньшую братью…

Теперь не то, что за полгода,
Теперь не тесный круг друзей –
Сама великая природа
Ваш торжествует юбилей…

5 Смотрите, на каком просторе
Она устроила свой пир –
Весь этот берег, это море,
Весь этот чудный летний мир…

Смотрите, как, облитый светом,
10 Ступив на крайнюю ступень,
С своим прощается поэтом
Великолепный этот день…

Фонтаны плещут тиховейно,
Прохладой сонной дышит сад –
15 И так над вами юбилейно
Петровы липы здесь шумят…

Он прежде мирный был казак,
Теперь он попечитель дикий;
Филиппов сын – положим, так,
А все не Александр Великий.

Тебе сердечный мой поклон
И мой, каков ни есть, портрет,
И пусть, сочувственный поэт,
Тебе хоть молча скажет он,
5 Как дорог был мне твой привет,
Как им в душе я умилен.

Затею этого рассказа
Определить мы можем так:
То грязный русский наш кабак
Придвинут к высотам Кавказа.