Владимир Гольцшмидт - Послания Владимира жизни с пути к истине
И «памятник» на извозчике привез: пьедестал и фигуру. Остальные — прочие футуристы зааплодировали и закричали не то «ура», не то «караул».
Гольцшмидт стащил памятник с извозчика и стал его устанавливать на клумбе.
Небольшая фигурка из гипса изображает «великого футуриста» совершенно голым с поднятым кверху лицом. А внизу — собака, которая хватает «великого» за пятку. — Почему вы держите голову кверху? — спрашивает кто-то. <…> — Это я иду навстречу солнцу! — А собака для чего? — А это общественное мнение!
Театральный сквер на некоторое время превращается в филиальное отделение «желтого дома».
Футуристы читают около «памятника» стихи, часть публики смеется, часть возмущается. <…>
Позорище кончилось. Футуристическая орда растаяла. На клумбе остался стоять голый Гольцшмидт.
Позорище на Театральной площади. Воскресные новости. 1918. № 5. 21 (8) апреля.
Так пришли мы к Театральной площади, где застали любопытную сцену. Некто, по фамилии Хрящ, а по профессии чемпион французской борьбы и «футурист жизни», дававший советы молодым девушкам, как приобщиться к солнцу, водружал сам себе в скверике памятник. Хрящ был рослый, с позолоченными бронзовым порошком завитками жестких волос, с голыми ногами, невыразительным лицом и прекрасными бицепсами. Толпа опасливо молчала, полагая, что это какой-нибудь «большой большевик». <…> Потом пришел красноармеец, сплюнул и повалил статую на землю. Публика разошлась…
И. Эренбург. Необычайные похождения Хулио Хуренито… Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников. Жизнь и гибель Николая Курбова. Рассказы. Ростов-на-Дону, 2000.
По Кузнецкому мосту не так давно ходили два дебелых молодчика <В. Каменский и В. Гольцшмидт>. <…> Один в блузке из пестрого кретона. Другой — в шелковой, с большим черным крестом на шее.
Немного позднее один из них <В. Гольцшмидт> проколол себе левое ухо и привесил длинную серьгу.
Мимоза. Футуристические антрепренеры. Театр. 1918. № 2125. 6–8–9 октября.
Один из футуристов появился на эстраде с серьгой в ухе, в беленькой рубашечке, отороченной синеньким. <…> Появление Гольцшмидта вызвало целый восторг «сочувствующих».
Ф. З-т. «Оркестрион великолепного отчаяния» (Вечер футуристов 3 октября). Театральный курьер. 1918. № 15. 4 октября.
Я взял Вадима <Шершеневича> под руку, отвел в сторону и объяснил:
— Я вижу, Дима, что ты не в своей тарелке. Что произошло? Вместо ответа он спросил:
— Не знаешь, чем закончилось дело Гольцшмидта? Это случилось в жаркий июльский день прошлого года. Днем из одного подъезда на Петровке вышел в костюме Адама футурист жизни, первый русский йог Владимир Гольц-шмидт, а вместе с ним две девушки в костюмах Евы. Девушки понесли, держа за древки, над головой шагающего футуриста жизни белое полотнище, на котором крупными черными буквами было намалевано «Долой стыд!» Первый русский йог стал зычно говорить, что самое красивое на свете это — человеческое тело, и мы, скрывая его под одеждой, совершаем святотатство. Разумеется, толпа окружила голых проповедников и с каждой минутой росла. Вдруг откуда не возьмись бойкая старушка закричала: «Ах вы, бесстыжие глаза!» — и стала довольно усердно обрабатывать одну из обнаженных девиц белым зонтиком. Та несла двумя руками древко и не могла защищаться. Обозлившись, первый русский йог вырвал зонтик из рук старушки и забросил в Дмитровский переулок. Старушка упала и завопила. Толпа стала угрожающе надвигаться на Гольцшмидта и его спутниц. В это время подоспели милиционеры и доставили всех троих в 50-е отделение милиции, которое тогда помещалось в Столешниковом переулке. На территории этого отделения находился клуб Союза поэтов, я был знаком с милицейскими работниками и прочитал протокол. Футурист жизни и его спутницы сперва находились в камере предварительного заключения, а потом, после суда, были высланы из Москвы с правом жительства повсюду, кроме шести столиц наших республик («минус шесть»). В провинции первый русский йог начал выступать в роли фокусника, гипнотизера и в заключение программы разбивал о свою голову разные предметы…
М. Ройзман. Все, что помню о Есенине. М., 1973.
В воскресенье, 12 января, зал Общественного Собрания над Городской Управой наполнился публикой, собравшейся на лекцию «представителя московских футуристов», «русского йога», известного хорошо пермякам своим необычным видом и поведением (и смутными слухами о московских похождениях), Владимира Гольцшмидта. Все билеты проданы, выпускаются добавочные. По-видимому, интерес к Гольцшмидту с весны, когда он читал свою первую лекцию в Городском театре, значительно повысился, а может быть, просто публика о лекциях соскучилась. Сцена убрана какими-то диковинными пестрыми тканями, коврами и шкурами. Это Гольцшмидт «творит красоту вокруг себя».
Лектор выходит в праздничном футуристическом костюме, которому нельзя отказать в изяществе. Первая часть лекции посвящается любви и взаимоотношениям мужчины и женщины. Вторая же представляет такой сумбур, что решительно не удается уловить, о чем хочет говорить лектор.
Вообще все, о чем говорилось, можно разделить на две части. Или Гольцшмидт под видом «нового слова» ломился в открытые двери, или говорил абсолютные нелепости. К числу первых утверждений, уж двадцать раз рассматривавшихся и в литературе, и в искусстве, принадлежит провозглашенная им, например, мысль о том, что нужно любить, не связывая своего чувства с ответным чувством другого человека. <…>
К числу утверждений второго сорта принадлежит (оставляемое нами на совести Гольцшмидта) мнение, что «все новое ценно». Гольцшмидт упустил из виду, что можно выдумать целую коллекцию нелепостей, которые вряд ли будут иметь хоть какую-нибудь ценность, кроме отрицательной. Также вряд ли может у сколько-нибудь здравомыслящего и образованного человека не вызвать улыбки утверждение Гольцшмидта, что сильное желание человека лететь может преодолеть закон тяготения, подобно тому, как человек осуществляет свое желание ползать, ходить, плавать и т. д.
В. Покровский. Лекция Гольцшмидта. Свободная Пермь. 1919. № 15. 17 января.
Вероятно, Тюмень обратила внимание на появление на ее улицах человека, разгуливающего очень и очень легко одетого, без всякого головного убора. Некоторые очевидцы передают, что видали его купающимся в одной из прорубей Туры. Вот этот самый господин и есть футурист Гольцшмидт. <…>
Лекция собрала почти полный зал.
Внешне г. Гольцшмидт производит очень и очень хорошее впечатление. Хорошо сложенный с открытой могучей шеей и с шапкой густых кудрявых волос, он представляет из себя великолепный образец физического здоровья. Читает лекцию с некоторым пафосом, и надо отдать ему справедливость, читает совсем не по-футуристически, т. е. избегает уж очень резких выражений по адресу аудитории, еще не отрешившейся, по учению футуризма, от «рабства и хамства самого себя». <…>
Правда, так, вскользь — чуть-чуть не обошлось без определения всех слушателей «стадом баранов», «толстобрюхими и тупыми буржуями», неспособными к самопознанию «своего жизненного инстинкта», но это было сделано в такой мягкой форме, что аудитория даже наградила за это лектора аплодисментами.
Лекция футуриста Гольцшмидта. Свободное слово. Тюмень, 1919. № 41. 26 февраля.
Как бы ни были пустозвонны словоизлияния г. Гольцшмидта и его сотоварища по ремеслу г. Гущина, но им приходится уделить некоторое внимание. <…> Проповедовали развязные «одинокие юноши» уничтожение рабства мещанской условной морали, сковывающей свободу чувства любви, и полный свободный его расцвет; идеализировали простоту «изгибности» любви животных; предлагали учредить кооперативные дома воспитания детей, так как семейная жизнь сковывает любовь, и др. в том же роде. А затем шло самовосхваление г. Гольцшмидта. На какие только высокие пьедесталы не громоздится лектор: то он яркая индивидуальность, то учитель жизни, то пророк, указыватель истинного пути человечеству и мн. др. не менее скромно сообщает о себе г. Гольцшмидт. Не отказывая в талантливости Пушкину и Толстому, он, однако, добавляет, что они, футуристы, сами таланты и «кователи» личности, а потому им Пушкин и Толстой не нужны.
М. С-ын <М. Синицын>. «Лекция поэзо-вечер». Сибирская жизнь. Томск, 1919. № 51. 14 марта.
Гольцшмидт воспылал нежными чувствами к некой туземке камчадалке и решил вступить с ней в законный брак. Однако к этому браку оказалось серьезное препятствие недоуменного свойства, а именно священник до совершения брака обратился в епархию с просьбой разъяснить — возможен ли брак камчадалки и футуриста. По-видимому, футурист мыслится то ли как особа явно языческая, то ли как выходец из неведомого народа, с которым Камчатка дипломатические отношения еще не успела установить.
