Виктор Гюго - Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения
Явление второе
Те же, Эрнани, донья Соль, свита.
Эрнани (приветствуя всех)Друзья мои!
Ты в нас рождаешь ликованье!
Святой Иаков! Он Венеру вводит в дом!
Какая ждет их ночь вслед за подобным днем!
Какие будут там лобзания и речи!
Стать феей, видеть все — как дверь закрылась, свечи
Погасли, — что милей?
Уж поздно. Мы идем?
Все приветствуют новобрачных и выходят — одни через дверь, другие по лестнице в глубине сцены.
Эрнани (провожая их)Пускай хранит вас бог!
Будь счастлив!
Эрнани и донья Соль остаются одни. Шум шагов и голоса удаляются, потом замолкают. В начале следующей сцены постепенно умолкают фанфары и гаснут одни за другими удаляющиеся огни. Понемногу наступают молчание и ночь.
Явление третье
Эрнани, донья Соль.
Донья СольМы вдвоем!
Ушли.
Моя любовь!
Сейчас… ночной порою…
Мой ангел, ночь пришла, и вместе мы с тобою.
О, как устала я! Не правда ль, дорогой,
Все это празднество души мрачит покой?
Да, счастье, милый друг, нам не легко бывает.
Лишь в бронзовых сердцах оно свой след врезает.
Восторг страшит его, плетя гирлянды роз;
В его улыбке смех, а также близость слез.
Твоя ж улыбка — день!
Эрнани пытается увлечь ее к двери. Она краснеет.
О, подожди немного!
Ах, я твой верный раб! Нет, не гляди так строго!
Все будь по-твоему. Я не хочу просить.
Ты над собой властна. Как скажешь, так и быть.
Когда захочешь ты, я петь, смеяться стану.
Душа моя горит. Скажи «смирись!» вулкану, —
И он закроет зев, что был пылать готов,
Покрыв бока свои ковром живых цветов.
Везувий стал рабом, для нежных чувств забавой,
И можешь ты не знать, что грудь в нем дышит лавой.
Цветов твой хочет взор? Прекрасно! Пусть кипит
Гроза в его груди, — но будет зелен вид.
Со слабой женщиной вы стали добрым, милым,
Эрнани, сердца друг!
Что в имени постылом?
Не называй меня Эрнани! Что мне в нем?!
Ты вспоминаешь то, что сам считал я сном.
Я знаю, жил такой Эрнани, и, бывало,
Бесстрашный взор его сверкал клинком кинжала;
Изгнанником он жил в ночной тиши, средь скал,
И только слово «месть» вокруг себя читал;
Проклятье вслед за ним влачилось по стремнине.
Эрнани больше нет! И я люблю отныне
Лишь песню соловья, леса, цветущий луг.
Принц Арагонский я и доньи Соль супруг!
Я счастлив!
Счастлива и я!
Какое дело
До тряпок мне, что я у входа сбросил смело?
В давно покинутый я возвратился зал.
Небесный херувим меня у двери ждал.
Из праха я воздвиг разбитые колонны,
Зажег огонь, раскрыл ряд окон запыленных
И вырвал на дворе растущую траву.
Восторгом, радостью и счастьем я живу.
Пусть замки мне вернут, где раньше предки жили,
И пусть с почетом я войду в совет Кастилий.
Иди ко мне на грудь с пылающим лицом.
Пускай оставят нас! Забудем все кругом,
Я нем, я ослеплен, вновь жить я начинаю.
Все стер я, все забыл. Безумье? Ум? Не знаю.
Люблю вас! Вы моя! Душа моя полна!
На черном бархате горит огонь Руна!
Украшен и король цепочкой был такою.
Не замечала я. Была к нему слепою.
А бархат или шелк — не все ли мне равно?
Лишь на твоей груди заметно мне Руно.
Ты благороден, горд, сеньор мой!
Он хочет увлечь ее.
Лишь мгновенье
Постой! Ты видишь, друг, я плачу от волненья.
Смотри, какая ночь!
Мой герцог, подожди,
Дай мне взглянуть вокруг, услышать ночь в груди!
Погасли все огни, все звуки карнавала.
Здесь только ночь и мы. Блаженство нас объяло.
Не кажется ль тебе — природа в тихий час
Со счастья нашего не сводит нежных глаз?
Луна на небесах, погружена в мечтанье,
Как мы, вдыхает тьму и роз благоуханье.
Смотри, огней уж нет. Повсюду тишина.
Лишь подымается задумчиво луна.
Пока ты говорил, лучи ее дрожали
И с голосом твоим мне в сердце проникали.
Спокойной я была, веселой, милый мой,
И умереть в тот миг хотела бы с тобой!
Несешь забвение ты голосом прелестным!
Он кажется таким далеким и небесным.
Как путник в челноке, теченьем увлечен,
Скользит по воле струй, когда закат зажжен,
И берегов следит кудрявых очертанья,
Так весь я погружен душой в твои мечтанья.
Уж слишком тихо все, и слишком мрак глубок.
Хотел бы ты звезды увидеть огонек?
Иль голос услыхать, и нежащий и странный,
Летящий издали?
О друг непостоянный!
Ты только что бежать хотела от людей!
От бала, да! Но там, где птицы средь полей,
Где соловей в тени томится песней страстной
Иль флейта вдалеке!.. О, с музыкой прекрасной
Нисходит в душу мир — и, как небесный хор,
Встают в ней голоса и рвутся на простор.
Ах, если б услыхать…
В ночи слышен звук далекого рога.
Эрнани (содрогаясь, про себя)О горе!..
Ангел сам исполнил все мечтанья,
Твой добрый ангел, друг.
Мой ангел!
Снова звук рога.
(В сторону.)Вот опять!
Могла ли, дон Хуан, я рог ваш не узнать?
Не правда ль?
Это вы — участник серенады
Такой прелестной?
Как?
О, эти маскарады!
Люблю я дальний рог, поющий в тьме лесной!
Он ваш и мне знаком, как голос дорогой.
Рог слышен снова.
Эрнани (про себя)Там бродит злобный тигр и шлет свое рычанье.
То рога вашего, о дон Хуан, звучанье.
Эрнани называй меня! Эрнани я!
Вновь с этим именем слита душа моя.
Что слышу я!
Старик!
Как мрачны ваши очи!
Что с вами?
Там старик смеется в мраке ночи.
Иль вы не видите?
Ты бредишь? Что с тобой?
Какой старик?
Старик!
О милый, милый мой,
Что в сердце ты таишь, скажи мне, умоляю,
Скажи!
Но я клялся…
Клялся?
Она тревожно следит за всеми его движениями. Внезапно он останавливается и проводит рукой по лбу.