Виктор Гюго - Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения
Все испанцы покрывают головы.
(Карлосу.)С покрытой головой
У нас есть право пасть на плахе пред тобой.
Я, Сильва, Лара, ваш по праву рода, чести, —
Хуан Арагонский я; я, графы, с вами вместе.
Хуан Арагонский я! Король! О палачи,
Расширьте эшафот. Точите все мечи!
О небо!
Я забыл, что есть вражда меж нами.
Но тот, кто оскорблен, хранит ее годами.
Обида — пусть о ней обидчик позабыл —
В обиженной груди рождает прежний пыл.
Но я властитель твой, я сын отцов, что были
Грозой твоим отцам и часто их казнили.
Прощенье, властелин! Молю вас всей душой!
Пусть с ним умру и я! Возлюбленный он мой,
Супруг мой. Им одним дышу я. Что за муки!
О, если б нас убить могли вы без разлуки!
Я здесь у ваших ног, я умоляю вас!
Как вам империя, мне дорог он сейчас!
Прощенье!
Дон Карлос пристально смотрит на нее.
Что за мысль во взгляде вашем стынет?
Что ж! Альбатеры цвет, Сегорбы герцогиня,
Маркиза Монруа, — вставайте, донья Соль!
Все имена, Хуан!
Кто говорит? Король?
Нет, император.
О!
Вот, герцог, вам супруга!
О небо!
Мой кузен, они любить друг друга
Достойны. Сильвы честь не снизит Арагон.
Не честь моя скорбит.
С врагом я примирен!
Дать волю гневу? Нет! Безумное желанье!
Они лишь оскорбят твой возраст состраданьем.
Сгорай без пламени, от всех страданье скрой,
Будь тверд, чтоб не могли смеяться над тобой!
О герцог мой!
В душе — одной любви сиянье.
О счастье!
Погаси, душа, свое пыланье,
Пусть разума теперь царит холодный свет.
Взамен любовных дум, которых больше нет,
Германия со мной, и Гент мой, и Кастилья.
Я император, я орел, простерший крылья;
В груди своей несу не сердце — щит с гербом.
Вы Кесарь!
Дон Хуан, достоин ты во всем
Того, чем славен род.
И девушки прелестной.
Склонись!
Эрнани преклоняет колени. Дон Карлос, сняв с себя цепь Золотого руна[444], надевает ее ему на шею.
Прими мой дар.
Служи мне, герцог, честно!
Вот званье рыцаря теперь тебе дано!
С тобой иная цепь, и лучшее Руно,
Какого нет со мной, — пусть я наследник Рима, —
Объятье женщины, что любит и любима.
Ты счастье обретешь, я — лишь имперский трон.
Имен не помню я. Месть, ненависть, закон —
Я все хочу забыть. Я всем дарю прощенье!
Вот то, что миру я сказал бы в поученье.
За Карлом Первым, чей был королевский трон,
Карл Пятый следует, и император он.
В глазах Европы всей величество в короне
Не сирота в слезах — империя на троне!
Да здравствует наш Карл!
Один я ни при чем.
И я!
Я с ним не схож. Я в мщенье тверд моем!
Кто всех нас изменил?
Дружней поднимем клики
В честь Карла Пятого.
Не я, а Карл Великий!
Оставьте нас вдвоем.
Все уходят.
Явление пятое
Дон Карлос, один.
Дон Карлос (преклоняет колено перед гробницей)Доволен ли ты мной?
От королевских уз свободен я душой?
Скажи, сумел ли я уйти от жизни старой?
Соединил свой шлем я с римскою тиарой?
На мировую власть имею ль право я?
Уверен ли мой шаг? Пряма ль тропа моя
Средь варварских руин, которую со славой
Ты проложил для нас стопою величавой?
От твоего ль огня я факел засветил?
Твой голос понял ли, встающий из могил?
Ах, я совсем один перед величьем власти.
Я миром окружен, где воют, бьются страсти:
Уплаты ищет Рим, пора смирить датчан,
Франциск, Венеция, там Лютер, Сулейман[445],
Там тысячи клинков во мраке ждут чего-то.
Ловушки, западни, враги, враги без счета,
Десяток стран, что страх внушают королям.
И этим хаосом я должен править сам!
Я спрашивал тебя: в чем тайна управленья,
С чего начать? И ты ответил мне: «С прощенья!»
Действие пятое
СВАДЬБА
Сарагоса. Терраса арагонского дворца. В глубине балюстрада лестницы, теряющаяся в саду. Направо и налево две двери, выходящие на террасу, которую в глубине сцены замыкает балюстрада с двумя рядами мавританских аркад; сквозь них видны дворцовый парк, фонтаны в тени деревьев, боскеты с блуждающими среди них фонариками и в глубине — готические и арабские вышки освещенного дворца. Ночь. Слышны отдаленные фанфары. Маски, домино, рассыпанные тут и там, время от времени поодиночке или группами проходят по террасе. На авансцене группа молодых вельмож, с масками в руках, смеется и шумно разговаривает.
Явление первое
Дон Санчо де Суньига, граф де Монтерей; дон Матиас Сентурион, маркиз д’Альмуньян; дон Рикардо де Рохас, граф де Касапальма; дон Франсиско де Сотомайор, граф де Велалькасар; дон Гарси Суарес де Карбахаль, граф де Пеньяльвер.
Дон ГарсиО счастья светлый день! Да здравствует невеста!
Вся Сарагоса здесь. На улицах нет места.
При свете факелов нет свадьбы веселей,
Нет ночи сладостней, влюбленных нет милей!
Всё император наш!
Когда в ночном покое
Для хитростей любви с ним вместе шли мы двое,
Кто мог бы нам сказать, чем кончится игра?
Я был там.
Слушайте. Все рассказать пора.
Три сердца пылкие: король, бандит, придворный,
Одною женщиной плененные, упорно
Стремились к ней — и кто ж из них достиг побед?
Бандит!
Но странного, мне кажется, здесь нет.
И счастье, и любовь, куда ни кинешь взоры, —
Взлет меченых костей. Выигрывают воры!
Достиг богатства я среди чужих услад.
Сначала граф и гранд, потом в дворце алькад.
Я даром времени не потерял, признаться.
Старались королю вы чаще попадаться —
Вот тайна.
Никому не уступал я прав.
И жили вы всегда за счет его забав.
А старый герцог где? Ступил на край могилы?
Маркиз, не смейтесь так! Он полон гордой силы.
Он донью Соль любил. Он шесть десятков лет
Был черен волосом — и стал за сутки сед.
Но в Сарагосе здесь его уж не видали?
Ужели гроб ему поставить в брачной зале?
А император наш?
Сегодня грустен он;
Ведь Лютер на него всегда наводит сон.
О Лютер! Вечно он предмет забот и скуки!
С тремя солдатами его бы взял я в руки!
И Сулейман его тревожит…
Сулейман!
Что Лютер, что Нептун, что царь подземных стран!
Зачем мне все они? Ведь женщины прекрасны,
Так весел маскарад, и я шучу всечасно.
Вся в этом суть.
Он прав. Я сам уже не тот.
Когда день празднества порою подойдет,
Чуть маску нацепил — и голова другая.
Вот странно!
Если б жил он, маски не снимая!
Не это ль комната супругов молодых?
Сейчас они пройдут.
И мы увидим их?
О да!
Пусть будет так. Невеста так прекрасна!
А император добр. Эрнани — враг опасный,
И — с Золотым руном! С невестою! Прощен!
Будь император я, давно лежал бы он
На ложе из камней, она б — в шелках лежала.
О, если б мне его пронзить клинком кинжала!
Из грубой мишуры его создатель сшил;
Одеждою он граф, умом он альгвасил.
О чем вы?
Здесь, мой граф, не место ссоре жаркой.
Он мне читал сонет, написанный Петраркой.
Заметили ли вы, сеньоры, меж кустов,
Меж роз и юных дев, меж платьев всех цветов
Тот призрак в домино над балюстрадой сада,
Что траурным пятном стоит средь маскарада?
Да, черт возьми!
Кто он?
Когда я угадал,
То — дон Пранкасио, наш славный адмирал.
Нет!
Маски он не снял.
Он этого не хочет.
То — герцог Сома; он о славе лишь хлопочет
И жаждет взор привлечь.
О нет!
Кто б это был?
Под маской! Тише, он!
Черное домино медленно проходит по террасе в глубине сцены. Все оборачиваются и следят за ним глазами, чего оно, по-видимому, не замечает.