Антология - Европейская поэзия XIX века

О, радость юного огня,
Когда, усилий не ценя,
Я в горы шел, — когда меня
Манили кручи,—
Чтоб там, в тени густой сосны,
Познать величье вышины,
Где с осени и до весны
Гнездятся тучи.

Воистину бывал я рад,
Когда летел на землю град,
Небес багряный маскарад
Мне был по нраву,—
Но гром стихал, редела мгла,
Заря благую весть несла:
Ушла зима, весна сошла
На мир по праву!

Почтеннейшие! Навсегда
Умчались юности года,—
Как их воспомню без стыда
И сожалений?
В конюшне стоя без седла,
Была лошадка весела,
Она не грызла удила
В горячей пене.

Сияли зеленью леса,
Сверкала на траве роса,
Мне улыбались небеса
В начале мая,
Так звонко пели соловьи,
Но мне хотелось в забытьи
Оплакать горести свои,
Весне внимая.

О, встреча с морем и волной,
Когда палит июльский зной
И жаждет лист во тьме ночной
Почуять влагу,
Но вал морской к прибрежью льнет,
Прибой под скалами ревет,—
Веди ладью в водоворот,
Яви отвагу!

Как юный бог, спеша вдохнуть
Грозу в подставленную грудь,
Плывешь, победоносный путь
Во тьму нацеля,
Чтоб без руля и без ветрил
Скользить, покуда хватит сил,
Лететь, покуда не испил
Весь кубок хмеля!

О, роскошь — в поле иль в лесу
С ружьем тяжелым на весу
Умело выследить лису —
Хвала добыче!
А если крупно повезет —
Под вечер сбить тетерку влет,
Кто в восхищенье не придет
От доброй дичи?

О, роскошь юношеских лет,
Когда вела меня чуть свет
За раненым самцом вослед
Тропа оленья,
О, как он взоры мне ласкал,
И посреди отвесных скал
Величья гибели искал,
А не спасенья!

Крыла у юности легки:
Как сладостно надеть коньки
И с ветром наперегонки
Лететь свободно,
Бежать по брызжущему льду,
Забыть печаль на холоду,
В философическом бреду
Не гнить бесплодно!

Быть может, мне претил покой,
Я рвался в море сквозь прибой,
Меня над бездною морской
Валы качали;
Вернувшись, я лишался сил,
Меня смущал мой юный пыл,—
В забавах я не схоронил
Свои печали.

Звенел смычок в вечерний час,
Шли косари в веселый пляс,
Неужто счастье каждый раз
Лишь в танцах было?
Благоухал высокий стог,
В нем до зари проспать я мог,
А на хрустальный ручеек
Луна светила.

Порой из ближнего села
Навстречу мне девчонка шла,
Тропа всегда узка была
Среди пшеницы,
А нынче — сколько ни шумят
Цветы, но их покров не смят,
Навек увял роскошный сад
Моей денницы.

Чуть свет с постели я вставал,
Скорей, чем рог к охоте звал,
Но нет, я весел не бывал,
Охотясь в чаще,—
Печально брел по лесу я
И слышал только гром ружья,
И крики соек у ручья,
И стон щемящий.

О чем я думал в те года?
При свете солнечном всегда
Зеркальная равнина льда
Всего чудесней,—
Звенела песня над катком:
«Взгляни кругом, беги бегом»,—
Но не томился ль я тайком
При звуках песни?

О, как сверкает окоем,
Когда с подружкою вдвоем
То спуск встречая, то подъем,
Скользишь с опаской,
И на бегу почуешь вдруг
Касание горячих рук,
И, слыша шуточки вокруг,
Зальешься краской.

Нет, много лучше было мне
С друзьями — иль наедине —
Сидеть в домашней тишине
И беззаветно
Впивать живительный родник
В словах проникновенных книг,
Последних истин каждый миг
Взыскуя тщетно.

Взирает юноша с мольбою страстной
На божество, на лучезарный лик,
И тяжких слез течет живой родник,
Но изваянье к горю безучастно.

Вот обессилел он, и вот — напрасно —
Он рвется в смертный бой, но через миг
Он побежден, и вот уже поник,—
А камень смотрит хладно и ужасно.

Медуза, ты, лишенная души, —
Верней, душа твоя прониклась ядом
В бесслезной, нескончаемой тиши,—

Пускай никто со мной не станет рядом,
Но я склоню колени — поспеши
Проникнуть в душу мне последним взглядом.

Куртина в ясных сумерках бледна;
Цветы еще белей, чем днем, — и вот
Прошелестел за створками окна
Последней птицы трепетный полет.

Окрашен воздух в нежные тона,
Жемчужной тенью залит небосвод;
На мир легко ложится тишина,
Венчая суеты дневной уход.

Ни облаков, ни ветра нет давно,
Ни дуновенья слух не различит,
И все прозрачней мрак ночных теней,—

Зачем же сердце так истомлено,
Зачем оно слабеет, — по стучит
Все громче, все тревожней, все сильней?

О море бурное, что бьется в страсти дикой,
Зерцало, данное изменчивой судьбе,
О море, вечное в неверности великой,
Даритель красоты, неведомый себе.

Одето влажною лазурного туникой,
Преображенное в немыслимой волшбе,
Оно грядет к брегам толпой тысячеликой,
И в ярости ревет, и сетует в мольбе.

О, если бы моя душа вострепетала,
Как море синее, светла и хороша,
Я не томился бы в тщете земной устало,—

С презреньем низкие заботы отреша,
Благой покой познав, душа бы морем стала —
У моря нет границ, — так стань же им, душа!

Я — царь во царстве духа своего.
В душе моей мне уготован трон,
Я властен, я диктую свой закон
И собственное правлю торжество.

Мне служат ворожба и колдовство,
Я избран, возведен, провозглашен
И коронован лучшей из корон:
Я — царь во царстве духа своего.

Но все ж тоска порою такова,
Что от постылой славы я бегу:
И царство и величие отдам

За миг один — и смерть приять смогу:
Восторженно прильну к твоим устам
И позабуду звуки и слова.

Была ночная синева нежна;
Я грезил; из неомраченной дали
Златые звезды ласково сияли;
Дремала утомленная луна.

И грезою предстала мне Она —
Созвездия, столь ясные вначале,
Над ней слились в подобие вуали,
Струящейся, как чистая волна.

Возлюбленная, Ты явилась мне!
Мария, аве! — к небу возлетая,
Возник мой голос в воздухе ночном,—

Исчезли мысли обо всем ином:
Я видел, как стоишь Ты, Пресвятая,
В златом дожде, висящем в вышине.