Дмитрий Дашков - Поэты 1820–1830-х годов. Том 1
387. ЧЕРНЫЙ АНГЕЛ
Меня недуг измучил беспокойный;
Я памяти лишался… Кто-то, мне
Неведомый, в разгоряченном сне
Тогда предстал: то юноша был стройный,
Таинственный и чем-то неземной —
Но бледною был страшен красотой!
И кипарис и траурные розы
Вились венком в распущенных власах,
И, яркие, сияли на листах
Иль крупные жемчу́га, или слезы!
Его покров — густая тьма ночей,
И крест златой в деснице! Взор очей
Разительной казался мыслью, чудным
Его души перуном иль лучом
Из горних мест! Я робкий взгляд на нем
Остановил — и жизнь дыханьем трудным
Чуть веяла в груди моей… Я знал,
Я чувствовал: он смерти ангел черный!
И смерти страх по сердцу протекал,
И жар меня томил и мраз тлетворный!
Он мне поднес священный крест: с креста
Какой-то огнь потек в мои уста,
Пронзительный, но чудно-благотворный,—
И засветлел внезапно гений черный:
Венок из роз, как звезды, вкруг чела,
Лицо горит румяною красою!
Как облако, над ним летает мгла,
И радуга над гордою главою
Торжественно сгибается… С рамен
Слетел покров — и улыбнулся он
И, крылия златые развевая
И крыльями шумящими махая,
Вспорхнул, исчез в сияньи… Вкруг меня,
Как море, блеск; бежали тени ночи,
И эмпирей восторгов и огня
Меня слепил… с трудом прозрели очи:
В них ударял восход светила дня.
388. ВЕСТАЛКА
Скромно очи потупляя,
Легкой грации милей,
Шла весталка молодая —
Гордый ликтор перед ней
«Дай дорогу! — восклицает. —
Деве Весты дай пройти!»
Это имя совращает
Племя Ромула с пути.
Рвенье чистое ко благу
Сильной родины храня,
Уважают за присягу
Жрицу вечного огня:
Жрица девствует, и строго
Ей любить воспрещено;
Слава жрице! власти много
Ей в возмездие дано!
Сходит дева роковая
С Капитольского холма.
Слышен дальний шум — густая
Появилась черни тьма:
Много ликторов пред нею —
Повелительно кричат
И на лобную Тарпею
Осужденного влачат!
Приближается тревога…
Кто ж несчастный? Вот! на нем
Широка, богата тога,
Свеж и молод он лицом!
Он погибнет смертью жалкой,
Рано к теням низойдет!
Всё утихло вдруг… Весталкой
Остановлен смертный ход.
Чернь безмолвно встрепенулась,
Как торжественно рукой
Дева милая коснулась
Бедной жертвы молодой:
«Невзначай тебя сретаю:
Да исполнится закон!
Я весталка — я спасаю!
Скиньте цепи — он прощен!»
К бурным чувствиям готовый,
Во́пит радостный народ;
Распадаются оковы,
Дева далее идет —
Ветр играет багряницей,
Ризу белую клубит…
И спасенный вслед за жрицей
С удивлением глядит.
Тибр бушует; ночь глухая;
В древнем храме тишина,
И весталка молодая
Пред огнем святым одна —
В легкой тунике небрежной,
В вольной прелести красы,
И в повязке белоснежной,
И распущены власы.
«Скучно жить во храме Весты,
И скучнее день от дня!
Милых юношей невесты
Трижды счастливей меня!
Сердце бьется, чувства ноют…
Я могла б любима быть!
Я… но заживо зароют —
Нет, не смею я любить!
Квирис юный, мной спасенный!
Честью, славой Рима будь!
Но, фортуной возвышенный,
Ты весталки не забудь!
В лаврах ты знакомой жрице
Пышно в сретение мчись —
С триумфальной колесницы
Ей приветно поклонись!»
389. МЕРТВАЯ КРАСАВИЦА
О боже! мертвая! Ко мрамору ланит
Прилипнул взор мой: ангел милый,
Ах! дева, розами осыпанная, спит —
Не сном любви, но сном могилы!
Лилея смятая! я стражду… то прилив
Кипящей крови грудь стесняет,
То смерти хлад в груди, и снова сердца взрыв
По жилам пламень разливает!
Я не видал тебя во блеске юных дней,
Средь игр любви на солнце мая!
Но, мертвая, ты жизнь зажгла в душе моей…
Ах! что б ты сделала живая!..
Вострепенулся дух, разбилась урна — ты,
Жилище духа под луною,—
Но мысль о вечности над трупом красоты
Светла, как небо над весною!
390. ПОСТОЯЛЫЙ ДВОР
Путешествуя ко гробу,
Где почиет твой супруг,
Позабудь мирскую злобу:
Бог вдовице нежный друг!
Покорись же провиденью,
Сокрушенная сестра!
Отдохни под дымной сенью
Постоялого двора!
Нет перины, нет служанки!
Но отвыкнувшей от нег,
Без кровати, без лежанки
Будет сносен сей ночлег;
Как-нибудь тебя пристрою:
Есть подушка и шинель;
Под иконою святою
Постелю тебе постель!
Спи, мой ангел злополучный!
Для несчастнейшей из жен
Непогоду жизни скучной
Да заменит тихий сон!
С верной трубкою сижу я,
Одиноким стражем сна;
Пью, мечтательно тоскуя,
Чашу горского вина.
Дни веселья миновались:
Мы, в разгуле молодом,
По-гусарски восхищались
На девичнике твоем…
Свадьбы день, твое венчанье,
В спальне позднею порой
Многошумное прощанье
С милой девственной женой!..
Помню: в дымке белоснежной,
(Будто было то вчера)
Ты сидела, ангел нежный,
У богатого одра!
А сегодня — провиденью
Так угодно! — ты, сестра,
Бедно спишь под дымной сенью
Постоялого двора!
Магнетическою силой
Поминальных дум моих
Населю твой сон унылый
Легким роем снов златых.
Сны! для спящей радость ваша
Да продлится до утра!
Ну, прости, пустая чаша:
Отдохнуть и мне пора!
391. 26-е МАЯ[236]
В дни соловья, во дни утех и цвета,
Когда с небес слетают счастья сны,
Есть празднество — великое для света:
Как торжество, как лучший день весны,
Мы празднуем рождение Поэта,
Чьей жизнию мы все оживлены!
Сей день богам в хвалу и честь мы ставим —
Так! Гения сошествие мы славим!
Давно ль еще, таинственный, как рок,
С уставами ничтожной жизни в ссоре,
По областям Поэзии он влек
Сомненья век, блистательное горе?
Как грозный дух, как бедствия пророк,
Давно ль блуждал в эфирном неба море
Неведомым, причудливым путем —
Полночное светило с бунчуком!
Но разлился живой рассвет с востока…
Мадоны лик, как солнце, восходил —
И веяли горе́ туманы рока
В дыхании светила из светил!
Сей чудный лик для нашего пророка
Игрой лучей весь мир преобразил…
И пролилась — в услышание света —
Сиона песнь из звучных уст Поэта.
392. ПАСТУШИЙ РОГ В ПЕТЕРБУРГЕ
Здесь, в столице пышной скуки,
Слышу утренней порой
Идиллические звуки,
Говорящие со мной —
Будто старые мы други,
В детстве слившие сердца,
Будто юные супруги
После брачного венца!
Милый отзыв деревенский,
Звук сердечной простоты!
Ты природы голос женский,
Эхо первой чистоты;
Вестник счастия и мира,
Ты любви волшебный клик;
Ты несозданного мира
Существующий язык!
Рог пастуший! для поэта,
Нежных полного страстей,
Ты дороже блеска света
И петропольских затей!
И он радуется детски,
Что он прост еще душой,
Что досель обычай светский
Не сгубил любви прямой.
Да вовек он не погубит
Нежной детскости моей!
Ум мечтает, сердце любит
Средь бесчувственных людей;
Духа творческая воля
Здесь в столице, средь забот,
Сени рощиц, воздух поля
И пастушек создает.
Так мечтой, свободно-думной
Лишь созданиям своим,
Я живу в тревоге шумной,
Молчаливый нелюдим.
Весь мой чудный мир со мною;
Жизнью собственной дыша,
Первобытной чистотою
Свято девствует душа.
Рог пастуший, рог пастуший!
Молви: внемлют ли тебе
Эти суетные души —
Недруг каждая себе?
Нет! растленные развратом,
Дети неги и тщеты,
Спят еще, в быту богатом,
Сном сердечной пустоты!
Некий тайный глас, быть может,
Укоризной прозвуча,
Совесть спящую встревожит
В бедном сердце богача —
И природы клик утешный
Иногда раздастся там,
Как в столице многогрешной
Рог пастуший по утрам.
393–394. МИЛОЙ НЕЗНАКОМКЕ