Василе Александри - Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница
Стало совсем прохладно. Облако пыли у нас над головой медленно опускается, оседая на землю. Время позднее. Фонарщик компании газового освещения начинает гасить фонари. Светает. Мы расплачиваемся с хозяином пивной и встаем.
— Куда мы теперь? — спрашивает Нае.
— Я домой.
— Пойдем в пекарню. В это время там как раз достают из печи горячие бублики.
— Поздно, Нае.
— Ну нет, я домой пока еще не пойду. Поброжу по городу, пока кончатся роды.
— Какие роды? — спрашиваю я.
— Моя жена рожает.
— Что?
— Вчера вечером у нее начались схватки.
— !..
— Не могу, мон шер, сидеть дома, когда она рожает. Я всегда вот так брожу туда-сюда. Еще кружку пива выпью, еще кофе, еще чашку шварца, с приятелями потолкую — время и проходит. Когда возвращаюсь домой, все уже кончено.
— Ваша жена рожает тяжело?
— Да нельзя сказать, чтобы очень… Правда, с последним, с Костикэ, дело было посложнее: пришлось наложить щипцы.
— !!!
— Доктор сказал, что на этот раз, возможно, не будет надобности в щипцах.
— !!!
Я все шире раскрываю глаза. Но вот мимо нас проезжает извозчик. Уже рассвело, и Нае узнает сидящую в пролетке даму. Он бросается вдогонку и кричит:
— Мадам Ионеску! Госпожа акушерка! Мадам Ионеску!
Дама оборачивается, в свою очередь узнает Нае и велит извозчику остановиться.
— Ну что, родила? — спрашивает Нае.
— Да, — отвечает акушерка.
— Ну как, легко? — спрашиваю я.
— Легко.
— Уф! — Я вздыхаю с облегчением. — Кого?
— Мальчика.
Пролетка с акушеркой удаляется.
— Поздравляю, Нае! Долгой жизни ему!
— Мерси, желаю и вам того же. Ну, теперь я спокоен. Пойдем же в пекарню. — Нае берет меня под руку. — Знаете, чего нам не хватает?
— Чего?
— Самодержавия, как в царской России… Иначе дело у нас не пойдет, вы меня понимаете? При такой конституции… Вы же видите, что творится, и вы не можете не…
— Простите, Нае, но сейчас не время для разговоров. Я больше никуда не пойду.
— Очень жаль…
— Я до смерти хочу спать, поеду домой и лягу сейчас же. До свидания!
Я подозвал извозчика и уехал, предоставив счастливому отцу лакомиться бубликами в одиночестве.
1900
ДРУГ Н…
Перевод И. Константиновского
Мой друг Н… отлично известен всем жителям Бухареста.
Это в высшей степени симпатичный человек. Да и как мог бы он быть нам не известен? Ведь мы встречаем его так часто и в роскошных салонах высшего общества, и на скромных пирушках где-нибудь на окраине, в ресторанах Капша, Гамбринус, Здравку, «Жокей», и в кафе Шрейбер на Липскань, в Ориент-экспрессе, в трамкаре[124] в экипаже на резиновых шинах и пешком в обыкновенных калошах. И где бы вы его ни встретили, он всегда ласково приветствует вас и сердечно протягивает руку, кем бы вы ни были: митрополитом или пономарем, генералом или капралом, министром или уличным комиссионером, дворянином или простолюдином.
Вследствие этого огромного множества и разнообразия знакомств, которые он поддерживает с истинным искусством, Н… оказывается самым желанным другом для каждого. Естественно, что, посещая столь разнообразные и одинаково близкие ему круги, он вызывает восхищение в людях, подобных мне, имеющих так мало знакомых и так редко попадающих в высшие круги общества, где вращаются сильные мира сего.
Разумеется, он знает, какое вызывает во мне восхищение и каким моральным и интеллектуальным влиянием пользуется в моих глазах, но когда мы встречаемся, друг Н… никогда не ведет себя так, чтобы это могло меня задеть. Всегда скромный, простой и лишенный претенциозности, он неизменно посвящает меня в события, происходящие в высших сферах. Кажется, что этот человек даже и не знает о том, сколь ценна для меня его дружба; вероятно, он даже не представляет себе, как я счастлив, когда узнаю от него важные секреты богов.
Сижу я, например, в дешевом питейном заведении, затерянный среди толпы, и думаю о себе: я ведь не кто-нибудь, а скорей — что-нибудь; в массе людей я представляю собой лишь статистическую единицу народонаселения; впрочем, может быть, меня даже и нет в списках, поскольку во время последней переписи населения статистики посетили почти всех обитателей нашей слободы, а ко мне почему-то не заглянули. Я не честолюбив, но эти мысли все же огорчают меня… Ощущать себя таким маленьким и ничтожным! Под тяжестью этих дум я смиренно склоняю голову и вздыхаю. И тут же чувствую, как чья-то рука опускается на мое плечо. Я подымаю глаза, и — о, какая радость! — это не кто иной, как мой друг Н… Бог весть из каких высоких сфер прибыл он сюда, чтобы оказать мне честь и посидеть рядом со мной в обыкновенной пивной. Мы обмениваемся дружеским рукопожатием, и это как-то сразу поднимает мое настроение.
Я хорошо знаю моего друга, знаю, какое облагораживающее влияние он на меня окажет, знаю, что я стану более высокого мнения о себе, когда он сообщит мне вещи, о которых не может знать человек, принадлежащий к низшему обществу, человек, который никогда не сможет достигнуть даже подножия Олимпа. Я почтительно встаю ему навстречу, предупредительно уступаю ему место у своего стола и не опускаюсь обратно на свой стул, пока не садится он. Мой друг переводит дух, вынимает из кармана платок и вытирает лоб — видимо, он пришел пешком. Лицо его сияет, глаза многозначительно щурятся. Сколько раз он смотрел на меня таким невидящим, обращенным внутрь взором, взором человека, переполненного мыслями и идеями! И всякий раз, когда он глядит на меня подобным образом, я знаю, что он располагает важными сведениями огромного значения. Я и на этот раз трепещу от нетерпения — так хочется мне заставить его поскорее излить передо мной свой бесценный источник информации.
— Уф! — говорит мой друг. — Ужасная сегодня жара!
— Ужасная! — подтверждаю я.
— Что нового?
— Кто знает! — отвечаю я. — Да и откуда мне знать!.. Уж лучше мне спросить об этом у вас.
Мой друг улыбается с видом человека, которому воздают должное.
— Откуда вы? — спрашиваю я.
— От Таке[125]…
Читатель, конечно, не знает, кто такой Таке, у которого был мой друг Н… Но я-то знаю. Мой друг Н…, будучи на короткой ноге со всеми, разумеется, никогда не скажет, подобно мне или вам, что он был у Таке Ионеску. Он скажет просто: «От Таке».
— Ну и?..
— Он не хочет войти в коалицию. Решительно!.. Сколько я его не убеждал! Не хочет, и точка!
— Неужто не хочет?
— Когда я к нему входил, от него как раз выходил шеф…
Мы, простые смертные, я или вы, говорим: «Господин Петре Карп», или, когда мы торопимся, коротко: «Карп», но мой друг Н… поступает иначе, он говорит попросту — шеф.
— Ну и?..
— Шеф был в хорошем настроении… «Ты куда, — спрашивает он меня, — к Таке? — «Да», — говорю. «Тогда, говорит, попытайся его убедить, потому что у меня уже нет сил!» И он ушел посмеиваясь. Разве вы не знаете шефа?..
— Нет, — говорю я, — не знаю!
— …Ну и шутник! Ох, и насмешил же он меня позавчера в «Континентале»!.. Там был и Барбу…
— Господин Делавранча[126]?
— Да… и Нику…
— Господин Филипеску[127]?
— Конечно! И Костика…
— Какой Костикэ?
— Костикэ Арион… Костикэ предпочел бы получить министерство юстиции, но разве вы не знаете шефа? С шефом ведь нельзя спорить.
Пауза, во время которой я вполне отдаюсь чувству восхищения перед этим человеком, который знается со столькими блестящими деятелями, а теперь разрешает мне сидеть рядом с собой. Вот как может поднять тебя дружба подобного государственного мужа!
— Скажите, — робко прерываю я молчание, — это правда, что чиновникам снизят жалованье?
— До сих пор ничего определенного по этому вопросу еще неизвестно. Я как раз вчера беседовал об этом с Александру.
Видя, что я не понимаю, о ком идет речь, мой друг добавляет:
— …С Александру Маргиломаном. Он считает, что не следует слишком туго завинчивать гайку экономии, полагает, что следует изучить возможные способы создания новых источников производства. Du reste[128] он придерживается того же мнения, что и шеф, Нику и все остальные.
Мимо пивной, в которой мы сидим, проезжает пролетка, в которой сидит человек с бакенбардами… Я его как будто знаю… Кажется, я видел его на параде по случаю открытия парламента… Мой друг весьма фамильярно его приветствует. Но тот в это время рассеянно смотрит в другую сторону и не отвечает на приветствие.
— Ага! — говорит мой друг. — Вот прибыл и он… Значит, не сегодня-завтра закончится формирование кабинета министров.
— Кто — он?
— Разве вы не видели, кому я поклонился?.. Это Костикэ.
