Лев Маляков - Милосердие весны

Зима уходит старой женщиной.
Давно ль снегурочкой была?
Ей столько было наобещано,
Да выгорело все дотла.

Моя снегурочка печальная
Сама исчезла, будто сон.
Висит сосулька музыкальная —
Забытый ею медальон.

Стоят березы, ветви свесили,
Качают на ветру грачей.
Как сорванец,
С горушки весело
Бежит отчаянный ручей.

Не рано ль тешимся прогнозами
И слепо верим мы судьбе?..
Не поцелуями, морозами
Зима напомнит о себе.

Честно трудится моторик
Возле бани на реке…
Дедов старенький топорик
Ухает в моей руке.

У поленницы на плахе
Я орудую, как встарь,
Босиком, в одной рубахе —
Хорошо живешь, скобарь!

Ноздри щупают
Ядреный
Вкусный воздух смоляной.
На лесине окоренной,
Словно сахар, тает зной,

Ветерок рубаху сушит —
Это тоже благодать.
Дорогая тетка Нюша,
Что взамен тебе отдать?

На родимое поле
Ничком упаду.
Я теперь от него
Никуда не уйду.

За холмом шелестят
Переплески зарниц,
Надо мной косяки
Улетающих птиц.

Я шепчу, улыбаясь:
— До майского дня!
Не курлычьте,
С собой не маните меня!

И в мечтах о весне
Незаметно усну,
И во сне обниму
Ту страну-тишину.

И пойму,
Как надежно мне
В этой стране.
Как в кольчуге,
Лежу в полевой тишине.

Деревья совсем одичали,
Последние сбросив листы.
И негде приткнуться печали
Среди городской суеты.

Уеду отпраздновать осень
Туда;
Где и в отпуск не ждут.
Вечерние тени, как лоси,
Тихонько к костру подойдут.

В лесу у озерного плеса
Всю ночь промолчу под сосной.
Прогрохают гулко колеса
По тряской дороге лесной.

Ничем тишины не нарушу —
Один на один у огня.
Лишь сосны в открытую душу
Глядят
И врачуют меня.

А угли мерцают,
Мигают,
По углям змеятся огни.
Мне думать они помогают,
Забыться помогут они.

He черствеем душою с годами,
Я об этом сужу по себе.
Удивленный,
                   иду городами
Иль гостюю
                 в крестьянской избе.

Вознеслась
                над рекою плотина —
Воплощенье отцовской мечты.
Выгибают могучие спины
Из бетона и стали мосты.

Провода убегают
                          в деревни,
Где весенняя нынче страда.
Я иду
       современный и древний,
Словно мне
                 и года не в года.

За широкой трудягой-рекою
На просторных полях —
                                     зеленя,
Где давно ли отец мой
Сохою
Обучал управляться меня.

А теперь я и сам постигаю
Неуемный космический век.
Не стушуюсь,
                  коль в солнечном мае
С неба ахнет
                  на голову снег.

Любоваться плотиною буду,
Восхищенья ничуть не тая.
И на старую выйду запруду,
Чтобы слушать
                      всю ночь соловья.

Хочу того иль не хочу —
Война живет во мне.
Я по ночам во сне кричу —
Я снова на войне.

И снова полыхает Русь,
Враги со всех сторон.
И я никак не отдышусь,
Из сердца рвется стон.

До леса только б доползти —
Накрыть проклятый дот!
Но кажется, на полпути
Фашист меня убьет.

Огонь горит в моей груди,
Пылает тридцать лет.
Беда осталась позади,
Но с сердцем сладу нет.

Под вражьим дулом я молчу —
На лбу холодный пот…
Хочу того иль не хочу —
Война во мне живет.

Летела пуля тридцать лет.
Настигнут я —
Пробито сердце.
И надо мной
                   чернеет свет…
От памяти
Куда мне деться!

Лежу я,
Вдавленный в песок,
Крест-накрест
                     болью перехвачен…
И надо мною колосок
Склонился,
Будто наудачу.

Вот-вот осыплется зерно,
Налитое немой тревогой.
И все,
       что было так давно,
Придвинулось —
                          рукой потрогай.

Горит
(В бреду иль наяву?)
Родная наша деревенька.
Пробитый пулею,
В траву
Навек упал
               приятель Сенька.

Незатухающая боль
Меня —
Как на огне бересту.
Песок в глаза метет, как соль,
И разъедающе,
                     и остро.

Мой друг не встанет,
                                хоть кричи,  —
Зашлась душа недетской болью…
Летят тридцатые грачи
Над Сенькиным немым раздольем.

Промерзла,
Стала каменной земля,
Насквозь пропахла гибельным тротилом.
Мне думалось:
Нужна какая сила
Израненные возродить поля!

Своим дыханьем грели мы окоп,
Чтоб зеленели будущие травы.
Не ради орденов,
Не ради славы
Мы шли на верную…
Однако стоп!

Хотел я не о том.
Меня опять
Сюда приводят памятные тропы.
Здесь не тротилом —
Вызревшим укропом
И чем-то вечным можно подышать.

И помолчать,
И снова вспомнить тех,
Кто отстоял в огне родную землю.
Я всей душою сущее приемлю
Теперь один,
Один за вас за всех.

С чего бы это?
Через тридцать лет
Передо мной мишенями всплывают
Фигуры в касках,
                         заслоняя свет.
И солнце эти каски заслоняют.

С чего бы это?
Через тридцать лет
Плечом я слышу выстрела отдачу.
Снаряды кончились,
Патронов нет.
Мы пятимся в болото наудачу.

С чего бы это?
Через тридцать лет
Смертельной схватки я не позабуду.
Враги вокруг.
Спасенья больше нет.
Надежда на гранату
                              и на чудо.

С чего бы это?
Через тридцать лет
От вражеской я вздрагиваю речи.
Подумать только:
Через тридцать лет
Нас та война
                   корежит и калечит.

Прошли сквозь гиблые огни,
По ноздри пороха хлебнули…
Подумать только:
                         наши дни
Отсчитывали вражьи пули.

И вот
      гремит последний бой.
Мой друг —
Ничком на черном поле…
Мне слышится:
                       «Ура, за мной!» —
Погибшего святая воля.

И я вскочил,
Встречать готов
Штыком атаки лобовые…
Он не вернется больше в Гдов,
Где льны, как небо, голубые.

Там ждет его который год
Девчонка с затаенной грустью.
Но он к невесте не придет
И не сыграет нам на гуслях.

В победный день его родня
Не ахнет
           от веселой пляски,
И не тянуть ему бредня
По ласковой озерной ряске.

И нам не знать его сынов,
Не ведать миру
                      их свершений.
Осиротел старинный Гдов
На много-много поколений.

Живущий ныне,
Не забудь —
Какие мы несем утраты!
Который год
                  мне давят грудь,
Как бревна,
                думы в «три наката».