Николай Белоцветов - Небесный хор
НИКОЛАЙ БЕЛОЦВЕТОВ. НЕБЕСНЫЙ ХОР
Виктор Кудрявцев. «Орфей в преисподней»
Николай Николаевич Белоцветов, поэт и прозаик, переводчик и литературный критик, наконец, философ, убежденный последователь антропософского учения Рудольфа Штейнера, родился 3 (15) мая 1892 года в Петербурге. Учился в немецкой школе, окончил философский факультет Петербургского университета. В эти годы находился под влиянием поэтов — символистов, прежде всего А. Блока. Первая серьезная публикация состоялась в литературном сборнике «Перун» (Пг., 1915), в котором, рядом с произведениями С. Городецкого, Н. Бруни. Б. Верхоустинского и нескольких других авторов, были помешены шесть стихотворений Николая Белоцветова. Некоторые из них, в переработанном виде, вошли позже в дебютный сборник поэта.
Участвовал в Первой мировой войне, награжден Георгиевским крестом. Будучи членом Русского антропософского общества, читал в нем лекции «Религия творческой воли», изданные отдельной книгой (Пб„1915). Кроме того, ряд лекций, прочитанных в 1918 году в Московском отделении Антропософского общества, составил позже «Книгу о русском Граале».
В 1921 году Н. Белоцветов на рыбацкой лодке бежал в Финляндию, откуда перебрался к родителям, оказавшимся в Берлине. Здесь, в этом же году, вышли его книги: «Коммуна пролетарских миссионеров» с подзаголовком «Отрывки из неизданного романа “Михаил”» и «Пути России».
До прихода к власти Гитлера Н. Белоцветов жил в Германии, участвовал в работе берлинского «Кружка поэтов» (1928–1933 гг.), а также рижской литературной группы «На струге слов» (1929–1931 гг.). Печатался в журналах; «Перезвоны», «Числа», «Современные записки», «Русские записки», «Журил содружества», в коллективных сборниках русских берлинцев: «Новоселье» (1931), «Роща» (1932). «Невод» (1933). В 1926 году в берлинском издательстве «Гамаюн» была издана книга: Ангел Силезский «Избранные двустишия из Херувимского Странника» — стихи немецкого поэта-мистика Иоганна Шеффлера (1624–1677) в переводе Белоцветова, в которых, по его убеждению, «глубина мысли и художественность формы сочетается <…> с огромным религиозным напряжением».
В 1930 году в Берлине в издательстве «Слово» вышел первый сборник стихов Белоцветова «Дикий мед», выдержанный в подчеркнуто строгой классической манере. Уже в нем получило свое выражение мистическое мировосприятие автора, которое усиливалось с каждой новой книгой. В рецензии на сборник М. Гофман отмечал: «В его стихах не только нет ничего дикого, но они насыщены вековой культурой и отмечены большим образованным вкусом и большим чувством меры и такта» (газ. «Руль» Берлин. 1930, 30 апреля. Еще один критический отзыв, более взвешенный, появился в парижских «Числах» (1930, № 4) и принадлежал перу редактора Н. Оцупа: «Стихи Белоцветова далеко не равноценны. Но он осторожен в выборе слов, достаточно строг к себе и может дописаться до своего стиля».
В Германии Н. Белоцветов продолжал писать стихи и статьи на русском и немецком, встречался с Р. Штайнером (перевел его книгу «Страж Порога». Дорнах, <1920-е>), читал лекции по философии. В 1932 году выпустил в Риге (изд. автора) брошюру «Духолюбие».
В 1933 году уехал из фашистской Германии в Ревель, затем вынужден был отправиться с женой в Ригу, где ее отец был одним из директоров страхового общества «Саламандра». Н. Белоцветов становится председателем Антропософского общества в Латвии. Близко общается с критиком и публицистом П. Нильским, молодыми почтами Ю. Иваском,
И Чинновым, выпускает под псевдонимом Федор Кроткий «Песню о Григории Распутине» (Рига, <1934>). В 1936 году стихотворения Белоцветова были включены в антологию русской эмигрантской поэзии «Якорь», и в том же году в Риге издан второй сборник его стихов «Шелест». В рецензии на книгу М. Цетлин писал: «Элегическая грусть, певучая и не лишенная нарядности, лучше всего удается Н. Белоцветову» («Современные записки», 1937, № 63). Откликнулись на новый сборник поэта и другие критики, причем не только в Прибалтике, но и в далеком Китае («Рубеж». Харбин — Шанхай, 1937, № 4).
Начавшаяся Вторая мировая война лишила семью Белоцветова всех средств к существованию. В 1941 году он с женой и дочерью вновь уехал в Германию. Уже после их отъезда в риге в 1943 году была издана «Антология русской поэзии, включающая стихи Н. Белоцветова. Трем сестрам и брату поэта удалось перебраться в США, а ему сделать то же самое помешала длительная тяжелая болезнь. 12 мая 1950 года Николай Белоцветов скончался в Мюльхейме, перейдя за три года до этого в католичество.
(Подробнее о жизни поэта в эмиграции: Н. Белоцветов. Дневник изгнания. Frankfurt am Main, 2006).
В 1953 году в парижском издательстве «Рифма» А.Ф, Белоцветовой при участии И. Чиннова издан третий, посмертный сборник стихов «Жатва». В том же году произведения Белоцветова были включены в антологию «На Западе» (Нью-Йорк, 1953). В предисловии к «Жатве» вдова поэта писала о том, что он обладал «…большим певучим сердцем, отзывавшимся на всю боль нашего разорванного мира. Он пел, как Орфей в преисподней». При этом его завораживающая музыка, его орфизм «рождался из подлинно христианского истока». В свою очередь Ю. Иваск в «Новом журнале» в некрологе Белоцветову отмечал: «Многое в его творчестве может быть объяснено антропософскими медитациями… Его поэзии действительно — чистое искусство. В этом его сила, но также и слабость: сила в чистоте тона, а слабость в том, что в слышимой им музыке было мало человеческого. Он всегда пребывал в высших сумерках бытия, где прислушивался не только к ангелам, но и к демонам».
ДИКИЙ МЁД (Берлин, книгоиздательство «Слово», 1930)
Из Гёте
Всё ближе вы, изменчивые тени,
Вы, некогда бежавшие очей.
Окрепшему откроетесь ли зренью?
Пребудете ль, как встарь, в любви моей?
Всё ближе вы! Царите же, виденья,
Сквозите же за дымкой всё ясней!
Как юноша дрожу я, очарован
Явлением волшебного былого.
О, давних дней, о, дней минувших благость!
В вас стольких милых призраков приют.
Старинной, полупозабытой сагой
Любовь и дружба снова восстают.
И снова боль, и пробегать не в тягость
По лабиринтам лжи всю жизнь свою.
Друзья благие, вас я вспоминаю,
Шепчу ушедших близких имена я!
Но внемлют ли, кому зарею ранней,
Зарею лет я песни распевал?
Где вы, друзей приветные собранья?
Где вы, любви ответные слова?
В чужой толпе горит подобно ране
Печаль моя, взрастая от похвал.
А тот, кому звучали эти строки,
Ведь умер тот иль бродит одинокий.
И снова он, давно забытый голод
По тихой, кроткой, ангельской стране,
Нежней, чем ветр над арфою Эола,
Мне веет песнь в невнятном полусне.
О, слезы, слезы! Скорбию тяжелой
Смягчилось сердце строгое во мне.
Всем, что мое, я всем теперь оставлен.
Все, что ушло, мне снова стало явью.
«Я робок, беден и убог…»
Я робок, беден и убог.
В одежде хожу верблюжьей.
Беру только то, что дает мне Бог,
И горстью пью из лужи.
Но есть цветы на горах крутых.
На высочайшем пике.
И пчелы мои облетают их
И мед собирают дикий.
И медом их горьким питаюсь я.
И кажется мне он сладок.
О, мудрая горечь бытия!
О, ключ золотых загадок!
Не обращаю никого —
Не я ли последний грешник! —
Но всем от меду моего
Дарю я с полей нездешних.
«Робок дух мой и тяжел. Горы ему недоступны…»
Робок дух мой и тяжел. Горы ему недоступны.
Дразнят сияньем своим. Мне б не взобраться на них,
Если бы пчелы мои, золотокрылые пчелы,
Не возносились наверх, словно кифара, звеня.
Светлых божеств письмена я в их полете читаю,
Рок свой гадаю по ним, волю богов узнаю.
В рощах блуждая глухих, мел золотой вырезаю,
Что собирают они в дряхлого дуба дупле.
Так и проходит мой день, солнцем любви осиянный,
В сонном гудении пчел, в ласковом блеске высот.
«Как ты горек, золотой мой мед!..»
Как ты горек, золотой мой мед!
Не заесть мне горечи до гроба.
О, как остро, о как больно жжет
Мне мой мед гортань мою и нёбо!
Как горька ты, скорбная земля!
Ты горишь в груди моей и в чреве.
Диким медом голод утоля,
Поклонюсь пчелиной королеве.
Как горька ты, плоть моя, на вкус!
Как горька ты, чаша голубая!
Но в свою я горечь облекусь,
Воспою я скорби, улыбаясь.
«Вопросы, разговоры, споры…»
