Лаэрт Добровольский - Стихи о главном

Душа в ознобе… Утренняя свежесть —
Мазком новокаина нёбу дня,
И солнце, в нимбе изморози нежась.
Глядит подслеповато на меня.

До маковки во власти Кредитора,
Шепчу ему, как жертва – палачу:
– От твоего я не укроюсь взора…
Повремени ещё… Я доплачу.

Пока Вселенной правит утончённость
И праведность, и ясность до конца…
Но ждёт под дверью жизни обречённость.
Не отводя от скважины лица.

Она давно со мной играет в прятки
И каждый раз успех приходит к ней.
Но в щель дверную пепельные прядки
Тому назад я видел пару дней…

– Не угасай ещё тысячелетье.
Клуби тепло и яркий свет неси.
Чтоб правда – в слове или в междометье
Но всё же прозвучала на Руси:

В ней слишком трудно дышится народу…
Так, задыхаясь, выброшенный кит
Неведомым стремлениям в угоду
Достать его прибою не велит…

Но солнце, в нимбе изморози нежась,
С открытой грустью смотрит на меня…
Душа в ознобе… Утренняя свежесть —
Мазком новокаина нёбу дня.

Не слышен тонкий посвист сабель
И о щиты не бьют мечи.
Но не выдерживает кабель
Речей, что злы и горячи.

Мешая следствие с причиной.
Голосовые связки рвут.
Перед зияющей пучиной
На сооратора орут.

Налево фронт и фронт – направо,
И друг на друга прут фронты;
Рвут государственность и право
На одеяла и бинты.

Как потерявшийся на льдине.
Когда вокруг него – вода.
Стоит народ посередине —
И ни туда, и ни сюда.

И, обращая взоры в небо.
Всё шепчет: – Господи, спаси.
Не дай случиться зло и слепо
Кровопролитью на Руси.

Над нами – лишь Бог и природа,
И к ним продираемся мы.
Ни тропки не зная, ни брода
Сквозь морок обмана и тьмы.

Как с чёрного хода злодеи.
Себя обнаружить боясь —
Лжецы, торгаши, лицедеи.
Собой разносящие грязь

Толкучками рынков и блудней
Святое мельча и круша.
Где в пекле торгашеских будней
В товар превратилась душа.

А нужен – лишь тоненький лучик
В разрыве седых облаков
И ангелов стайка летучих
Над замершим вскликом дворов.

Мальчонка застынет в опаске,
В песок уронив пистолет…
Откроется старая сказка
На новую тысячу лет…

В Отечестве найдётся ли пророк
Из тех – во мраке тайн дорогу зрящих.
Кто, тайн не открывая под зарок.
Предупредит о бедствиях грозящих?

И, как бы ни был знатен и умён,
В какие бы ни проникал глубины.
Он – малый квант пространства и времён
С изменчивым в крови гемоглобином.

Вино ли тайна?.. Истина в вине ль?..
Всё – в истине… Вина и обвиненье.
Груз тяжести не спал ни на мгновенье
За сотни лет на тысячах земель.
Всё – в истине… Кровавый бинт на ней —

Немой укор и веку, и Мессии,
Но пятна крови ярче и видней
На карте исстрадавшейся России…
Царапина от веточки саднит

И каплет кровь с матросской детской блузки
Предвестию безумному сродни —
Предвестию, масштабному по-русски.

Равнодушны сороки-воровки
К чудодействам в рассветном лесу:
Паутинок тугие верёвки
Сушат капли росы на весу.

Неограненных капель алмазы
Торопливой ладонью не тронь —
В них, пронизанных солнцем, не сразу
Притаившийся вспыхнет огонь:

Словно отзвук из далей Вселенной,
Одолевший космический мрак.
Луч, преломлённый каплей смиренной.
Не найдёт адресата никак.

Я приму тебя, ранний посланник.
Не беги от свиданья со мной:
Все мы – братья, и каждый – странник.
Ты – космический, я – земной.

Нас связала такая малость:
Хоть росинок кругом не счесть —
Счастлив я, что мне эта досталась.
Что мы с нею сегодня есть…

Где богатство дороже и чище.
За которым – ни крови, ни слёз?
Не его ли так долго ищет
Эта пара старых берёз?..

На пару с вечностью стою на перекрёстке…
Погашены в домах последние огни;
Так сжато небо крышами, но горстка
Мерцающих светил виднеется – они

По крышам разбрелись отарой: молчаливо
С домов сбирают дань – где что произросло.
Обходят стояки и провода пугливо.
Чтоб непредвиденное не произошло.

Зачем же, звёзды, вы спускаетесь на землю —
Сияли бы в своём бездонном далеке —
Но мягким их шагам, дыханию их внемлю,
Мерцающим огням и фразам налегке.

Подняться на чердак, окошко слуховое.
Присутствие своё не выдав, растворить,
И, не встревожив их, не возмутив покоя.
Одну из них с руки стихом своим кормить.

У истока певучей реки,
О могучих мечтаюшей струях —
Звук один извлеки – изреки.
Что измыслить хотелось на струнах:

Будут в нём и кипящий партер,
И балкона гремящая лава,
И над сонмом угрюмых химер
Отрешённо плывущая слава.

Хрусталя чуть приметная дрожь —
Дрожь от нервов или от озноба,
И в гламурной косметике ложь,
И на нет исходящая злоба…

Царский бархат и мрамор восславь,
И худую – в заплатах – котомку —
Всё в одном помяни и оставь
Восходящему с солнцем потомку…

Обессинела ночь, отмолчала —
По росе босиком семеня.
Отступает за кромку причала.
Где рассвет ожидает меня.

Гладь речная недвижней паркета.
Цепь послушна в бездушном кольце;
Онемевшей улыбкой аскета
Черноротая щель на крыльце.

У холста насторожённо чутко
Дремлет красок таинственный рой,
И идёт к полотну не на шутку
Новый день, словно юный герой.

На кончики почек весенних берёз
И хвои мохнатой запястья
Слетаются эльфы несбыточных грёз
И недостижимого счастья.

Сникают бутоны несорванных роз
И гибнет букет в одночасье,
И зоркую душу пронзает мороз
Предвестником злого ненастья.

И время в безвременьи мёртвой строки
Глухим ожиданием длится.
Плакучая ива свой стан у реки
Уже распрямить не стремится.

Так метка с запёкшейся кровью
Запомнится долго над бровью.

Ещё мы здесь… Сквозь стёкла старых
рам
Привычной жизни проникают звуки
Начала дня арпеджио и гамм —
Все эти лязги, скрежеты и стуки.

Мы здесь… Но те – глядят с высоких стен,
с портретов охраняя дух жилища —
В борьбе мировоззренческих систем
Они ушли, а мы всё так же ищем

Прямой Ответ на Основной Вопрос,
Нам жизни нет без этого ответа —
Двадцатый век, как видно, не дорос,
А двадцать первый – как тоннель без
света;

Но, чуть заметён, в нём мерцает свет
И наша жизнь его мерцаньем длится:
Из прошлого немеркнущий Завет —
С высоких стен взыскующие лица.

Этой ветви упругая стать так прекрасна…
Только женщина может блистать так опасно:
Красота на пределе границ напряжений
Устоит ли пред тысячью лиц разрушений…

Дети Космоса, в смутах Времён и Пространства
Мы давно друг от друга не ждём постоянства.
Постоянны в одном: каждый раз, умирая.
Нам бы видеть: открыты для нас двери рая,

И в раю – тот же свет, тот же цвет, та же ветка
И на ветке, как дальний привет, та же метка.
Сон румяных плодов-сосунков безмятежный
И под яблоней трав-ползунков шелест нежный..

Триединую сущность свою раздирая.
Нам стоять суждено на краю то ли рая.
То ли ада с кипящим котлом посредине.
Всё надеясь осмыслить потом воедине.

Послушай: Женщина поёт…
О, так – давно она не пела:
Душа ли просится в полёт
Иль жизни радуется тело?

Как птица певчая, она
Поёт, легко паря над бытом,
И вновь забыты времена.
Когда она почти убита.

И песни дивная краса
Тебе откроется не сразу.
Как в свете солнечном роса
Сверкнёт, подобная алмазу.

Послушай, женщина поёт,
А слёзы топчутся в гортани.
Так сердце к счастью вопиет
И душу слушателя ранит!..

Масть самки самости маститого поэта —
В строках, подобных льдинам, вышедшим
из поля
К свободе – в кандалах, где в рамках формы —
воля
Беспамятства о дольних таинствах сонета.

О край строки эпоха рвёт свои тенёта;
Какая для строки быть может выше доля?
Летящая строка без визы, без пароля —

Ещё один комар в объятьях Интернета.
Восстав из праха, ты, поэт, вернёшься в прах.
Но свет твоей строки, поправшей рабский страх —

Земного бытия иное продолженье.
К воронке Времени спешат песчинки лет.
На основной вопрос у каждой – свой ответ.
Но дерзкая строка всё ищет подтвержденье.