Владимир Корвин-Пиотровский - Поздний гость. Стихотворения и поэмы

И та же степь, и тот же зной,
Лазурь над глиной и песками, —
Знакомый путь передо мной,
Поросший ржавыми веками.
Сверкнет дорожный бубенец,
Переплеснется воздух четкий,
И за курганами беглец
Вздымает пыль стальной походкой.

Опять ордынская стрела
В колчане зреет и томится,
И в узкой балке расцвела
Багряной былью сукровица.
Неистребимы и легки,
Кудрявым Игорям на смену,
Спешат веселые полки
Забрызгать степи конской пеной.
Сухие стебли ковыля
Срезают кони удилами, —
И стала русская земля
За невысокими холмами.

Всё та же степь, и тот же хруст,
Блуждают сумерки в овраге,
И неприметный к ночи куст
Стал тяжелей от росной браги.
Печаль дорожная звенит
Крылом подбитым журавлиным,
От граней дымчатых в зенит
Струится тень широким клином.
Несется полночь на коне,
Томится ратник в поле чистом,
На половецкой стороне
Смерть пляской тешится и свистом.
Предгрозовой тяжелый пар
Гнет долу тощие бурьяны,
И синей молнии пожар
Поют тревожные баяны.
Но жаркий шлем закинут в Дон,
Заря скрипит над волчьим логом, —
Летит с попутным ветром звон
Лебяжьим пухом по дорогам.

Мне по обочинам пустым
Дано трубить в мой рог суровый
И призывать далекий дым
В забвенье рухнувшего крова.
Но снилось — вызрела стрела,
И дева вещая Обида
По бездорожьям и телам
Прошла от Кеми до Тавриды.
Как птица древняя, в ночи
Кричала сонная телега,
И пересохшие мечи
Тупились в ярости набега.
Горели заревом костры,
Дымилась степь кремневой пылью,
И все овраги и бугры
Цвели всю ночь багряной былью.
И знал, — от зарева проснусь, —
Звеня железными полками,
Придет и снова станет Русь
За невысокими холмами.
Костями рылась борозда,
Ломались крепкие орала,
И темной гибели узда
Ладони кровью обагряла.
Но трудный полдень согнут в рог, —
Веселый Игорь скачет прямо
И в каждый встреченный порог
Звенит победными ветрами —
Широкий ветер освежит
Немой простор земного круга,
Перемешает рубежи
И дали вымеряет туго.
Росой коснется пыльных губ,
Дождем прольется над долиной
И в кирпичи высоких труб
Плеснет размеренной былиной.

Снова хмель загулял во сне,
Сад в три дня молоком облит, —
А в лесу, на овражном дне,
Половецкая девка спит.

Березняк да крапивный дух
Приведут под уздцы коня, —
За конем прибежит пастух,
Завернет поводок вкруг пня.

Паровоз за бугром свистит,
Бродит в снах колокольный звон —
Ты коня, молодец, пусти —
Половчанку бери в полон.

Выйдет ночь проверять весну,
Стянет звездный тугой кушак, —
В молодом весняном плену
Зацветет на сорочке мак.

Ярится степь, — уже не дева,
Дождем и солнцем пронзена,
Земля для пламенного сева
Блистательно обнажена.
Сгрудились борозды за плугом,
Безмолвен пахарь и суров,
И черный пар пояшет туго
Сосцы набухшие бугров.
Взыгравший ветр вгоняет щедро
Тепло в земные глубины,
В зерном беременные недра
Подъятой плугом целины.
Как укрощенная рабыня,
До дна распаханная новь
Несет, покорная отныне,
Железа терпкую любовь.
А там, в овражной буйной чаще,
В насторожившемся яру,
Зверье бродяжное всё чаще
Взывает к звездному костру.
И вечерами дней погожих,
Когда закат кропит поля,
Волчат, детенышей пригожих,
Рожает рыжая земля.
И в тяжкий час степной натуги,
Обрекший жатве тонкий злак,
Волками полнятся яруги
И заповедный буерак.
Когда же в голые просторы
Морозы выжмут кровь рябин,
Волчата хмурые, как воры,
Крадучись, выйдут из глубин.
Уйдут в осенние туманы,
Разыщут гибель в ржавой мгле,
И ветр, остуживая раны,
Пригнет их к матери земле.

Глухая ночь. Фонарь, зевая,
Оберегает черный мост,
Метель, как лошадь скаковая,
На крыше распустила хвост.

То пляшет на сугробе взрытом,
Играя, рвется на дыбы,
То бьет в чугунные столбы
Своим рассыпчатым копытом.

И вдруг зальется ржаньем грозным,
Галопом скачет вдоль стены,
Попона облаком морозным
Летит с крутой ее спины.

Как часовой стою на страже,
Слежу за ней из-за угла,
Я жду ее, зову и даже
Касаюсь зыбкого седла.

И вот — вскочу, заправлю ноги
В сверкающие стремена
И бурным вихрем, без дороги,
Помчусь по воле скакуна.

На обозленный и усталый,
На город пыльных чердаков
Звезда вечерняя упала
Из мимолетных облаков.

И сразу стало по-иному, —
То горячее, то нежней,
По улицам — от дома к дому —
Взлетели тысячи огней.

Мгла исступленно просветлела,
И, в новый ритм вовлечена,
Душа медлительное тело
Оставить вдруг обречена.

Еще привычно попираю
Гранит сердитым каблуком,
Еще неловко протираю
Очки фуляровым платком, —

А из-под ног земля уходит
В лазурь, в туманы — навсегда —
И лишь вечерняя звезда
Одна навстречу мне восходит.

В холодный дым, в туман морозный,
Сегодня город погружен,
Над белой аркой всадник грозный
Сияньем тусклым окружен.

Его лицо забили туго
Непроницаемые льды,
И медленно пушится вьюга
В широких кольцах бороды.

С карнизов косо пыль сдувая,
На острых выступах свистит
И мутным облаком летит
По голой линии трамвая.

Глуша прохожего звонками,
Срывает шляпы и платки
И мчит огромными прыжками
Увертливые котелки.

А вслед за буйными вещами,
Рождая черные смерчи,
Взлетают с треском над плечами
Широковейные плащи.

Громовый грохот и стенанье,
Обвалы каменной стены —
То ветер из моей страны
Приносит мне напоминанье.

И всё внезапной тьмой сокрыто, —
Шумит метель по всей земле —
Лишь там над бездной, в белой мгле
Чернеет конское копыто.

Взошла звезда над каменной трубой,
И вот — не сплю, не двигаюсь, бледнею —
Да, три волхва бредут уже за нею,
Роняя тени в сумрак голубой.

Их кудри белы львиной белизной
(Вся седина моей земли бесплодной), —
Их губы дышат горечью степной,
По-летнему прозрачной и холодной.

Но бьют часы. В бесформенном углу
Отчетливей границы очертаний; —
Три полотенца свесились во мглу
Предутренних пустых очарований —

Нет, не жалей, душа моя. Храни
Все голоса, пропевшие однажды,
Все марева, возникшие от жажды,
Всех дальних звезд неверные огни.