Мигель де Сервантес - Нумансия
В одну дверь входят, а через другую выходят несколько человек со свертками носильного платья.
Взгляни на эти все приготовленья. —
С какою спешкой и с какой охотой
Сюда народа движутся скопленья!
Они займутся важною работой:
В костер они бросают не поленья,
Не щепки — каждый отягчен заботой
Немедля сжечь до тла и без остатка
Хлам тягостный ненужного достатка.
Губить добро, в огне его сжигая,
Для нас не страшно и весьма почетно.
Но — слух идет — грозит беда другая:
Лечь на костер горящий доброхотно!
И ранее чем к нам нагрянет стая
Врагов, что в наше горло вдвинут плотно
Жестокий нож, своими палачами,
Еще до римлян, видно, станем сами.
Уж решено, как это ни обидно,
Заставить с жизнью стариков проститься,
Детей и жен… Причина очевидна:
На слабых голод ранее польстится…
О друг мой, стало мне отсюда видно —
Та, что любил я, к нам сюда стремится,
Исполнена такой же страшной муки,
С какой я прежде простирал к ней руки.
Проходит женщина; один ребенок у нее на руках, другого она ведет за руку.
М а т ь
Увы, настала смерть для нас!
Кто вынести терзанья может?
С ы н
За платье, мама, не предложит
Нам хлеба кто-нибудь сейчас?
М а т ь
Ни крошки хлеба, ни съестного
Давно уж нет и не достать…
С ы н
Так, значит, мама, погибать
От голода такого злого?
Я, если хочешь, замолчу,
Но дай хоть маленький кусочек.
М а т ь
Ты мучаешь меня, сыночек.
С ы н
Ну, мама, дай, я есть хочу!
М а т ь
Дала бы, только где сыскать?
Никто ни крошки не уступит.
С ы н
Купить ты можешь. Или купит
Сын, раз уж не умеет мать.
Мне только б голод заморить!..
Тому, кто хлеба мне добудет,
Тому, однако, нужно будет
Все это платье подарить…
М а т ь
О бедное дитя! Ты вновь
К груди иссохшей присосалось.
В ней много ль молока осталось?
Ни капельки. А пьешь ты кровь.
Что ж, тело матери кусками
Глотай! Твоя больная Мать
Еды не может добывать
Своими хилыми руками.
О дети милые! Чего
От матери вы захотели?
Возьмите кровь, что в этом теле:
Для вас не жаль мне ничего.
О голод лютый! Ты конец
Дням жалким положил до срока!
А ты, война, веленьем рока
Мне смертный принесла венец.
С ы н
Куда мы шли, идем скорей.
Я умираю, мама. Ноги
Мои слабеют. На дороге
Я голод чувствую острей.
М а т ь
На площадь скоро мы придем.
И там в огонь ты бремя сбросишь
Тяжелое, что ныне носишь,
Мой милый сын, с таким трудом.
Женщина с ребенком уходит, два нумансианца остаются.
В т о р о й
Унылая, и поступью неспешной,
Предвидя скорую с землей разлуку,
Мать бедная в судьбине безутешной
Двух сыновей берет с собой на муку.
П е р в ы й
Такой же путь пройдем и мы, конечно,
И на себе всесильной смерти руку
Почувствуем. Но праздны речи эти —
Пора узнать, что решено в с о в е т е.
Уходят.
Конец третьего акта.
АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ
В лагере тревога. На шум выходят Сципион, Югурта и Гай Марий.
С ц и п и о н
Что значит этот шум, декурионы?
В такое время за оружье браться?
Иль озорник бунтует немудреный,
Который хочет к праотцам убраться?
А может быть, мятеж проник в колонны
И нам с бунтовщиками надо драться?
Ждать от врага не можем мы геройства, —
Ужель дождались мы в тылу расстройства?
Выходит с обнаженной шпагой Квинт Фабий и говорит:
К в и н т Ф а б и й
О, не волнуйся, вождь. Совсем иною
Причиной вызван шум. Но с этим делом
Покончено, хоть, сознаюсь, ценою
Храбрейших и сильнейших в войске целом.
Нумансианца два всему виною,
Нас изумившие поступком смелым;
Ночной порой они сквозь ров пробрались
И в стане нашем мужественно дрались.
Они заставу первую прорвали, —
Не различая, копья ли, мечи ли
Их бешенству во тьме отпор давали, —
И с боем в самый лагерь проскочили.
Они к палаткам продвигаться стали
Фабриция, и время улучили
Вред нанести такой, сражаясь вместе, —
Что шестеро солдат легло на месте.
Лишь луч, в который молния одета,
Так скоро путь на землю совершает;
Лишь по небу хвостатая комета
С такою быстротою поспешает, —
С какою пронеслась лавина эта…
Единый взмах — и меч их сокрушает
Все, что им под руку ни попадется…
Потоками кровь римлян на земь льется.
Их сталь легко Фабриция пронзила,
Эрациеву каску проломала,
Ольмиде руку начисто скосила,
И жить ему, увы, осталось мало.
Проворных ног стремительная сила
Где только Стацию не помогала? —
Но пал и он: с нумансианцем спорить, —
Не значило ль — свой к смерти бег ускорить?
Среди палаток буйство продолжая,
Они внезапно к складу повернули,
Где сберегалась пища небольшая:
Хлеб, сухари… И тут мечи сверкнули,
Один, надежды наши разрушая,
Успел уйти. Другого в миг проткнули
Клинки солдат. Убитый очень молод.
Обоих разъярил, как видно, голод.
С ц и п и о н
Когда они в тисках осады столько
Способны обнаруживать напора, —
Так если дать свободу им — насколько
Покажут больше силы и задора!
Неукротимые они! — Но только
Лишь до поры до времени. Мы скоро
Докажем — перед хитростью военной
Не устоит противник дерзновенный.
Сципион со своими уходит; тогда суматоха начинается в городе. Показывается Марандро, весь истекающий кровью; в левой руке у него белая корзинка, в которой лежит несколько окровавленных сухарей. Он говорит:
М а р а н д р о
Ты что, мой милый, ослабел?
Ты что? совсем ослабеваешь?
Не ты меня в беде бросаешь! —
Я бросил друга!.. сам же цел!
О Леонисьо, друг! Идем!
Ужели он не отзовется?
Ужель мне одному придется
Вернуться? — Мы ушли вдвоем!
Так, значит, платой дорогой —
Ценой истерзанного тела —
Судьба продать нам захотела
Вот этот жалкий хлеб сухой?
Но раны гибельная сила,
Что жизнь твою скосила вдруг,
О, для чего она, мой друг,
Меня тогда же не сразила?
Угодно, стало быть, судьбе,
Взамен желанной общей доли,
Мне даровать отраву боли,
А славу верности — тебе.
Но, друг, тебя я не лишу
Венка за истинную дружбу! —
Чтоб оплатить такую службу,
И сам к тебе я поспешу.
И тотчас же душа, ликуя,
К тебе, любимый, отойдет,
Лишь Лира нежная придет
За хлебом грубым, что несу я.
Хлеб, взятый у врагов лихих,
Нам с боя жаркого уступлен!
Он пролитою кровью куплен
Друзей погибнувших двоих.
Выходит Лира с охапкой платья, которое она несет, чтобы сжечь на костре.
Л и р а
Ты ль это встал перед очами?
М а р а н д р о
Я пред тобой в последний раз, —
Мучения мои сейчас
Окончатся, увидишь, сами.
Слова, что я сказал, не ложь, —
Припомнить их тебя зову я:
«Знай, Лира, ты, пока живу я,
Голодной смертью не умрешь!»
Двойная мука, вижу я,
Обоим выпала на долю:
Тебе принес я хлеба вволю, —
Но на исходе жизнь моя.
Л и р а
Что ты сказал, Марандро, милый?
М а р а н д р о
Не медли голод утолить
Тем временем, как Парка нить
Срезает над моей могилой.
И этот, Лира, хлеб простой,
Напитанный моею кровью,
Насытит, принятый с любовью,
Печальной горькою едой.
Перед тобою хлеб, который
Все силы Рима стерегли,
И все ж купить его смогли
Два добрых друга смертью скорой.
Любовь, что душу мне томит,
Какой хотите мерой мерьте:
Из-за нее пришел я к смерти,
И Леонисьо мой убит.
Мою любовь, которой чище
Нет на земле, принять спеши.
Она — питанье для души,
И выше не бывает пищи!
Добра ли жизнь была иль зла, —
Моей судьбою ты владела.
Прими же ныне это тело,
Как душу ранее взяла.
Падает мертвым, а Лира кладет его к себе на колени.
Л и р а
Мой друг, сокровище мое,
Уснул ты?.. А недавно сила
Горячая в тебе бурлила…
Зачем ты погубил ее?
И вот тебя не стало вдруг,
С тобою ж — радости и счастья!
Нет в мире большего несчастья,
Чем час, когда уходит друг.
Ты был всегда, Марандро мой,
В любви бестрепетным и верным!
Но вел тебя в твоем безмерном
Дерзанье к смерти путь прямой.
Ты подвиг смелый совершил,
Врагов дивиться заставляя.
Но, смерть от милой удаляя,
Всей жизни ты ее лишил.
Хлеб кровью тот покрыт… И взгляд
В испуге на него кидаю, —
Его и хлебом не считаю:
В нем яд губительный! в нем яд!
И если все-таки к устам
Его, терзаясь, подниму я, —
То разве лишь для поцелуя: Марандро кровь осталась там.
В это время входит на сцену мальчик; он слабо бормочет. Эго брат Лиры.
