Мигель де Сервантес - Нумансия

Ты, трус, меня не слушаешь, уходишь?
Тебе наш поединок не по вкусу?
На храбрецов ты славных не походишь.
Ответил ты, как подобает трусу.
Сам трус, такой же шайкой верховодишь
Людей, способных к подлому укусу,
Готовых разве что к такому бою,
Где все решают скопом да гурьбою.

Лжецы вы, негодяи, лицемеры,
Предатели, спесивые тираны!
Холопы, скареды вы, изуверы,
Свирепы вы, но подлы и поганы!
Без меры трусы — вы хитры без меры!..
Упрямые, тупые истуканы,
Вы ждете, вас за то прославят хором,
Что взяли вы Нумансию измором?

В широком поле с нами бой откройте
И выходите небольшим отрядом,
Но только так, смотрите, не подстройте,
Чтоб были ров или стена тут рядом.
Меча не опуская, крепко стойте!
При первом страхе не бегите стадом!
Велите же солдатам храбрым вашим
Сразиться грудь о грудь с отрядом нашим.

Победа в тех боях у вас обычна,
Где вы, слукавив, перевес имели.
Сражаться вам на равных непривычно,
От встреч таких вы ускользать умели.
О зайцы в львиных шкурах! Как вы зычно
Свои победы жалкие воспели!
Но — жив Юпитер — дни не за горами! —
Вас вижу я Нумансии рабами.

Несчастьям нашим меры нет, поверьте.
Должны мы радоваться, словно счастью,
Найдя конец мученьям в скорой смерти.
И тайному, грядущему несчастью
Прообраз был в гаданье; сам гадатель —
Маркино — поглощен могильной пастью.
Не принял поединка неприятель!
Настал конец, вы видите воочью.
Его приблизить к нам теперь не кстати ль?
По данному нам свыше полномочью
Мы с пламенем, которое не тухнет,
В груди на римлян устремимся ночью!
Под бурным натиском стена их рухнет.
Мы выйдем — и умрем в открытом поле.
Кто жалкий трус — тот с голода пусть пухнет!
Что даст наш подвиг? — Только смерть на воле,
И от врага нам не уйти. Иной он
Даст способ умереть нам — но не боле!

С таким согласен мненьем каждый воин,
И, сокрушив воздвигнутую стену,
С любой враждебной силой примет бой он.
Внести, однако, в плане перемену
И боевою истомить нас жаждой
Способно появленье на арену
Жен милых наших. Было так однажды.
Мы собрались для вылазки подобной,
На своего коня надеясь каждый
Да силу рук. Пол небоеспособный
Мы порешили было здесь оставить…
Разведав про наш замысел подробно,
Они (их гордость на своем поставить!)
Вмиг ухитрились спрятать с коней сбрую
И тем мужей бездействовать заставить.
Так задержать и вылазку вторую
Они успеют: стоит — зарыдают…
Про то напомнить на себя беру я.

Они намерение наше знают
Все до одной, и все, само собою,
Печалятся… но в голос утверждают,
Что раз с мужьями общею судьбою
На жизнь и смерть они соединились, —
То право с нами быть возьмут — хоть с бою!

Вы видите, просить они явились
Не обрекать ни на день их разлуке.
Будь сталью вы, и то бы вы смягчились.
И дети с ними простирают руки,
Стоят печально. В этих взорах столько
Любви, а в этих поцелуях — муки!

Мужья любезные! Сочтите, сколько
В Нумансии мы претерпели вместе
Ужасных мук, таких — что смертью только
И врачевались! — Рассудите, взвесьте!
Поистине мы женами вам стали,
А вы — мужьями нам, скажу по чести.
Что ж вы теперь, когда с небес едва ли
Не худшее из испытаний шлется,
Урок любви плохой нам преподали?
Нам ведомо (все нами узнается!)
Что ваша горсть на бой с неисчислимым
Противником в порыве гневном рвется;
Что вам милее биться с целым Римом,
Чем трепетать пред вражьими тисками,
Иль голодом — врагом неумолимым.
Погибнуть вы желаете бойцами,
А мы одни должны с детьми здесь сгинуть?
Не лучше ль вам своими же руками
Сталь острую вот в эти горла вдвинуть
И повернуть… Ужели это хуже,
Чем на бесчестие врагам нас кинуть?
Мне расставаться надо почему же
С тем, чем живу я, — с участью законной
Дышать и жить и умереть при муже?
И будет в том любая непреклонной,
Считая гибель меньшею напастью,
Чем быть в беде от мужа отделенной.
Или чужой его остаться счастью.

О воители мои,
Вижу, — к женам вы суровы:
Вы идти без нас готовы
На сраженья, на бои!
Дев невинных не жалея,
Видно, мы на том стоим,
Чтобы победитель Рим
Растлевал их все наглее?
Не отдать ли сыновей
В рабство римское хотите?
Их уж лучше придушите
Собственной рукой своей!
Алчность римскую насытить
Телом тела своего?
Дети — наш трофей. Его
Дать врагам у нас похитить?
Враг в своих желаньях лих.
Наш очаг ему сломать бы!
И отложенные свадьбы
Ваши с нами — будут их…
Вылазкой дела исправить —
Мысль, пожалуй, не плоха!
Только как без пастуха
Стадо, и без псов, оставить?
Вы спускаетесь сейчас
В ров? — Идите вместе с нами!
Смерть — но только о-бок с вами —
Это будет жизнь для нас!
Голод, враг ли перережет
Горло нам — не все ль равно?
Наша жизнь уже давно
Мука да зубовный скрежет.

Тут дети скорбных матерей
Стоят и ни о чем не просят…
Отцы сейчас одних нас бросят, —
Молите, плачьте же скорей!
Вполне довольно и того вам,
Что голод вас за горло взять
Успел… Ужель вас истязать
Придут враги с злорадством новым?
Скажите же, что вы — сыны.
Отцов свободных, и что сами
Свободны, и что матерями
Свободными вы рождены.
Раз нашу родину сгубить
Решили — боги ли, судьба ли, —
То вы, отцы, что жизнь нам дали,
Нас можете, должны убить!
Будь это небесам угодно,
Стена бы голос подала
И закричала бы: «Была
Всегда Нумансия свободна!»
Дома и храмы наши — им
Создаться помогло усердье —
Все молит вас о милосердье
К супругам и сынам своим.
Мужья любезные, смягчите
Железные свои сердца,
И сердце нежное отца
В своей груди вы разбудите!
Пусть стену римлян прошибить
Удастся вам, — зато нет спора,
Что кара вас настигнет скоро:
Вас не преминут всех убить.

Найдут только в нашей опоре
Жена и стыдливая дева —
Одна — как укрыться от гнева,
Другая — как выжить в позоре.
В пасть хищнику прямо не бросьте
Богатой добычи без толку —
Голодному римскому волку
Такие понравятся кости.
В ту сторону разве по праву
Толкает отчаянье вас,
Где смерть вы найдете сейчас
И разве посмертную славу?
А если б отряд уцелел
(Оплот нашей мощи гражданской),
Какой бы нам город испанский
Прислать с ними помощь посмел?
Предчувствию женскому верьте,
Что вылазка ваша лихая
Потешит врагов, обрекая
Нумансию гибели, смерти.
Смешно им, смешно даже то,
Что встретите смерть вы геройски.
Ведь тысячи три в нашем войске,
У них же — у них тысяч сто![41]
Пусть, бросив свой вал, без защиты,
Враги бы свой лагерь открыли,
И то б наши воины были
Один за другим перебиты.
Советую вам подчиниться
(Так чувствует каждый и сам!)
Всегда и во всем небесам:
И жизнь от небес и гробница.

О женщины, глаза от слез отрите!
Иль каждая из вас не замечает,
Что скорбью вашей вы пожар творите
В сердцах мужей, и он не потухает.
Любовью к нам вы равною горите,
Беда ль растет, иль счастье нас ласкает.
Но всякий раз, — как в жизни, так и в смерти, —
Мы вам верны, мы будем с вами, верьте.

Когда мечта ворваться в ров манила,
Мы больше чем удачи — смерти ждали.
Такая смерть, однако, жизнь таила:
Мы месть врагу той смертью утверждали.
Тот бой для нас был верная могила.
Но ныне — раз вы это угадали —
Мы ни детей, ни жен не бросим наших,
Своих путей не отделим от ваших.

Единое, о чем дружина тужит, —
Не дать врагу похитить нашу славу!
Нет, пусть он сам свидетелем послужит
Тех подвигов, что Риму не по нраву!
Ко мне примкнув, пусть каждый обнаружит
Высокий дух. А это нам по праву
Бессмертье даст! Все в пламя побросайте,
Корысти вражеской не потакайте!

Большой костер на площади разложим, —
И огнь ужасный пищей напитаем,
Все то, что дома разыскать мы сможем,
Чем дорожим и чем пренебрегаем, —
Испепелим до тла и уничтожим!
А то, что сделать мы предполагаем,
Когда сожжем пожитки, не жалея, —
Еще ценнее и еще смелее!

На час-другой мы голода задуем
Огонь, что грыз так долго наши кости,
Для этого мы пленных четвертуем,
Которых мы заполучили в гости;
Ни молодых, ни старых не минуем!
Для дележа добычи жребий бросьте.
Всем поровну. Прибавит только славы
Нам этот вынужденный пир кровавый.