Игорь Северянин - Том 3. Менестрель. Поэмы

Пой, менестрель! Пусть для миров воспетья
Тебе подвластно все! пусть в песне — цель!
Пой, менестрель двадцатого столетья!
    Пой, менестрель!

Пой, менестрель! Слепец, — ты вечно зрячий.
Старик, — ты вечно юный, как апрель.
Растопит льды поток строфы горячей, —
    Пой, менестрель!

Пой, менестрель, всегда бездомный нищий,
И правду иносказно освирель…
Песнь, только песнь — души твоей жилище!
    Пой, менестрель!

Как Феникс, возникший из пепла,
Возникла из смуты страна.
И если еще не окрепла,
Я верю, окрепнет она:

Такая она трудолюбка,
Что сможет остаться собой.
Она — голубая голубка,
И воздух она голубой.

Всегда я подвержен надежде
На этих утесах, поверь, —
В Эстляндской губернии прежде,
В республике Эсти теперь

Где некогда бился Калевич,
Там может ли доблесть уснуть?
О, сказочный принц-королевич
Вернется к любимой на грудь!

Давно корабли вдохновений
Качнул к побережью прилив:
Их вел из Поэзии гений
Со сладостным именем — Лийв.

Запомни: всегда вдохновенна
Мелодий ее бирюза.
У Ridala, Suots'a и Еnnо
Еще не закрылись глаза…

И вся ты подобна невесте,
И вся ты подобна мечте,
Эстония, милая Эсти,
Оазис в житейской тщете!

Отчаянье и боль мою пойми, —
Как передать мне это хладнокровно? —
Мужчины, переставши быть людьми,
Преступниками стали поголовно.

Ведь как бы человека ни убить,
При том в какие б роли ни рядиться,
Поставив лозунг: «быть или не быть», —
Убивший все равно всегда убийца.

Разбойник ли, насильник, патриот,
Идейный доброволец подневольный
Простой солдат, — ах, всякий, кто идет
С оружием, чтоб сделать брату больно,

Чтоб посягнуть на жизнь его, — палач,
Убийца и преступник, вечный Каин!
Пускай всю землю оглашает плач
С экватора до полюсных окраин…

Какие ужасающие дни!
Какая смертоносная оправа!..
Отныне только женщины одни
Людьми назваться получают право…

О вы, размеры старые,
Захватанные многими,
Банальные, дешевые,
Готовые клише!
Звучащие гитарою,
И с рифмами убогими —
Прекраснее, чем новые,
Простой моей душе!

Вы были при Державине,
Вы были при Некрасове,
Вы были при Никитине,
Вы были при Толстом!
О вы — подобны лавине!
И как вас ни выбрасывай,
Что новое ни вытяни —
Вы проситесь в мой том.

Приветствую вас, верные,
Испытанно надежные,
Округло музыкальные,
Любимые мои!
О вы — друзья примерные,
Вы милые, вы нежные,
Веселые, печальные,
Размеры-соловьи!

У Виснапу не только лишь «Хуленье»
На женщину, дразнящее толпу:
Есть нежное, весеннее влюбленье
    У Виснапу.

Поэт идет, избрав себе тропу,
Улыбкой отвечая на гоненье;
Пусть критика танцует ки-ка-пу —

Не в этом ли ее предназначенье?…
Вдыхать ли запах ландыша… клопу?!
— О женщины! как чисто вдохновенье
    У Виснапу!

Правительство, когда не чтит поэта
Великого, не чтит себя само
И на себя накладывает veto
К признанию, и страшное клеймо

Правительство, зовущее в строй армий
Художника под пушку и ружье,
Напоминает повесть о жандарме,
Предавшем палачу дитя свое.

Правительство, лишившее субсидий
Писателя, вошедшего в нужду,
Себя являет в непристойном виде
И вызывает в нем к себе вражду.

Правительство, грозящее цензурой
Мыслителю, должно позорно пасть.
Так отчеканив яркий ямб цезурой,
Я хлестко отчеканиваю власть.

А общество, смотрящее спокойно
На притесненье гениев своих,
Вандального правительства достойно,
И не мечтать ему о днях иных…

Еще семь дней, и год минует, —
Срок «царствованья» моего.
Кого тогда страна взыскует,
Другого или никого?

Где состоится перевыбор
Поэтов русских короля?
Какое скажет мне спасибо
Родная русская земля?

И состоится ли?… едва ли:
Не до того моей стране, —
Она в мучительном развале
И в агоническом огне.

Да и страна ль меня избрала
Великой волею своей
От Ямбурга и до Урала?
Нет, только кучка москвичей.

А потому я за неделю
До истеченья срока, сам
Все злые цели обезделю,
Вернув «корону» москвичам.

Я отрекаюсь от порфиры
И, вдохновляем февралем,
За струнной изгородью лиры
Провозглашаюсь королем!

Жалейте каждого больного
Всем сердцем, всей своей душой,
И не считайте за чужого,
Какой бы ни был он чужой.

Пусть к вам потянется калека,
Как к доброй матери — дитя;
Пусть в человеке человека
Увидит, сердцем к вам летя.

И, обнадежив безнадежность,
Все возлюбя и все простив,
Такую проявите нежность,
Чтоб умирающий стал жив!

И будет-радостна вам снова
Вся эта грустная земля…
Жалейте каждого больного,
Ему сочувственно внемля.

Из меня хотели сделать торгаша,
Но торгашеству противилась душа.

Смыслу здравому учили с детских дней,
Но в Безразумность влюбился соловей.

Под законы все стремились подвести, —
Беззаконью удалось закон смести.

И общественное мненье я презрел,
В предрассудки выпускал десятки стрел.

В этом мире только я, — иного нет.
Излучаю сквозь себя огни планет.

Что мне мир, раз в этом мире нет меня?
Мир мне нужен, если миру нужен я.

Поэту, как птице, Господь пропитанье дает:
Не сею, не жну — существую второй уже год.
И добрые люди за добрые песни-стихи
Прощают ошибки и, если найдутся, грехи.

Кому теперь нужно искусство? не знаю кому…
Но мне — оно воздух, и вот я пою потому.
А некто лучистый, — не русский, эстонец, чужой, —
Не ангел ли Божий? — следит неустанно за мной.

Он верит в искусство, и полон ко мне он любви:
«Поэт, будь собою: пой песни свои и живи!»
Как нищая птица, поэт подаянию рад…
Восторженной трелью я славлю тебя, светлый брат!

Все то, что раньше было б диким,
Теперь естественно вполне:
Стать пред решением великим —
Быть иль не быть — пришлось и мне.

Но так как дух «не быть» не может,
И так как я — певучий дух,
Отныне выбор не тревожит:
«Быть» выбрал из решений двух.