Ринат Валиуллин - Стихи для гурманов

– Что они там, за стенкой,
себе позволяют?
Два часа ночи.
Все нормальные люди спят
одни,
а эти друг с другом.
Я сейчас постучу им в стенку.
– Не надо.
Мало ли, догадаются,
что мы им завидуем.

Она сидела
аппетитная, томная,
и мне захотелось стать её креслом,
в котором ей сейчас было комфортно.
Так и мечтал,
пока некто не подошёл к ней близко,
поцеловал в щёку.
Знал бы он, куда я её сейчас целую
в своих фантазиях,
будучи креслом.
Однако через мгновение она встала
и ушла вместе с типом,
оставив на коже лица моего
лишь вмятину
приятного воспоминания.

– Подвезёте меня?
– Вас далеко?
– Смотря как будете ехать,
но подальше от этого места
и типа.
– Я не тороплюсь.
– Значит, нам по пути.
В парк сначала или в кафе?
– Может, лучше в постель?
– Вы же говорили, что не торопитесь.
– А вы хотели подальше от этого…

Первым был снег.
Вторым, что её впечатлило, —
море.
Третьим был он,
мужчина.
Что она ждала от него в свои 19?
Любви разговорчивой?
Главной роли в их тёплом спектакле?
Счастья?
Четвёртое,
что её огорошило, —
почему он ушёл?
…Уходящим никогда не понять
тех, кто остался…

Никто никому ничего не должен
ни мужчины, ни женщины.
Сколько бы ни брали,
сколько бы ни давали.

– У вас свободно?
– Если вы про сердце
да.
– Вы курите?
– Нет, что вы, —
балуюсь.
– Вы пьёте?
– Нет, что вы, —
напиваюсь.
– А я вам нравлюсь?
– Что вы!
Это я пытаюсь
вам понравиться.
– Вы любите?
– Нет, что вы, —
я влюбляюсь.
– Вы ищете кого-то?
– Не то чтобы ищу —
мечтаю.
– Мечты сбываются?
– Лежат.
Сбыт не налажен…

Думайте обо мне плохо.
Мне это начинает нравиться.
По крайней мере, не надо
льстить,
думать, что говорить,
оком,
как говорить,
как есть,
сколько пить,
с кем спать,
до скольки.
Думайте обо мне плохо.
Я буду жить именно так,
пока вы умираете от тоски.

Вы волнуетесь?
Есть немного.
Может быть, я просто отвыкла
от такого внимания.
Дышите глубже.
Воздух холодный.
Дышите мною.
Чем потом выдыхать прикажете?
А чем бы хотели?
Уверенностью в завтрашнем дне
и ребёнком.

– Да,
вы правы,
женщине необходимы цветы.
– Я бы добавила – постоянно.
– Обещаю, я вам их подарю,
сколько хотите.
– Букет.
Мне нужен красивый букет:
двух сорванцов и одну паиньку.

Любовь не имеет ничего общего с ненавистью,
кроме совместно нажитого имущества.

Проснулся,
думал о вас целое утро.
Вы съели его
и даже не подавились.
Не сразу решился салфеткой
вам вытереть губы.
Искал,
её не было.
Вытер ваши уста поцелуем.

– Вы заметили, что я женщина?
– Да,
вы прелестны.
– Настоящая женщина,
а не то, что себе там придумали.
– В смысле?
– Я хочу жить настоящим
с настоящим мужчиной.
Для этого
вы должны стереть во мне записи
прошлых
стереотипов.

Вышел на улицу,
встретил там погоду.
Поздоровался.
Она вся в слезах,
бледная.
Я спрашиваю:
– Что-то случилось?
Она мне:
– Просто настроения нету,
лето ушло от меня.
С теплом тоже не получается.
Ни солнца, ни неба,
одним словом – бисексуалы.

– Как вы думаете,
возможна дружба
между мужчиной и женщиной?
– Чтобы это понять,
уйдёт какое-то время.
– Вы же знаете – у любви его нет, как обычно.
– Зато у первой – вагоны.
…Дружба между мужчиной и женщиной…
Люди занимаются ею
там, где не получилось любовью.

Из всех расставаний самое ужасное —
по любви.
Против законов природы
снежинки целовали и таяли.
На улице он поднял воротник.
Другие всегда любили
в любом состоянии.
«Но другие не ты», —
он подумал.
Она набрала в ванну воды,
легла
и закрыла глаза.
Было слышно, как лопаются пузырьки
пены её желаний.
«Ты прав, другие не ты».

– Мужчина,
будьте мужчиной,
сделайте женщин счастливыми.
– Как?
Каким образом?
Не могу же я спасти всех одиноких.
– Спасите хотя бы одну,
которую вы забросили.

– Ничего страшного,
просто нож уронила.
– Значит, мужчина придёт.
– Мне моего хватает.
– Повезло.
Я всё время чувствую
недостаток мужского внимания.
– Ласки?
– Не только.
Хотя её тоже.
Хочется ресторанов, цветов.
Вместо этого – раковина
и подоконники с кактусами.
Может быть, я живу как-то не так?
– Скорее не там.
Ты пытаешься жить с ним,
с мужчиной,
а душа просит просто встречаться.

Некоторые борются с одиночеством размножением.

– О чём она молчит? —
подумал он.
– Могла бы подойти и познакомиться.
Внутри же накипело —
вижу.
Ни кофе не остудит, ни худенькая сигарета,
разве что ресницы,
которые так высоко порхают,
описывая
то, что видеть было неприятно,
больно, страшно.
Молчит,
но держит спину.
И линия фигуры,
что линия электропередач,
натянута.
Там накопились киловатты тока
самолюбия.
Последнего у всех полно,
и я рискую
узнать,
о чём она молчит?
Молчания не перекричать её,
попробую заткнуть
глубоким поцелуем.

– Знаете, почему я вас выбрала?
Вы очень умны.
– Разве это играет какую-то роль,
если чувства?
– Безусловно.
Я от вас без ума, без мозгов.
Вам достаточно взять снисходительно
эту любовь.
И не спорьте —
кто-то
из нас двоих обязан
оставаться в рассудке.

– Девушка,
вам одиноко?
– С чего вы решили?
– Плитка шоколада на вашем столе
исчезает со скоростью света.
– Хотите?
– Спасибо, я полюбуюсь.
Вы целуете дольку за долькой,
как любимые губы.
– Нет,
я их кусаю,
для того чтоб
на некоторое время
оставить в покое свои.

– Я натягиваю чулок,
мою вторую кожу.
Тебе нравятся мои ноги?
– Ты могла бы быть и тактичней,
всё-таки утро.
– Как такое может не нравиться?
– Вот и я говорю.
Сам бы такие носил,
но зачем мне внимание мужчин?

Грусть – это нормально для города.
И она грустила,
долгими вечерами осенними
вязала носки из собственных переживаний,
читала по глазам редких подруг
то, чего не могла найти в книгах,
путаясь в сетях паутины,
принимала ванны
из крепкого кофе,
спрашивала кота
время от времени:
– А что,
может быть, завести мужчину?
Он отвечал ей молча:
– С таким-то телом
для тебя не проблема,
даже я завожусь, поверь мне.

– Что это вы заказали себе?
– Классический студень.
– Улыбаетесь?
– Просто похоже.
– На характер?
– Немного.
Вы никогда не спешите.
Красивый и сонный,
что хочется разбудить,
воткнув вилку фразой:
«Любите меня, любите
или забудьте».

– Опять любовные романы?
– Они меня вдохновляют.
В каждой любовной книге
свои листья, своя грустная осень.
И их листаю
и успокаиваюсь
мыслью:
оказывается, бывает и хуже,
другие страдают сильнее.
– Зависит всё от писателя,
от тех человечков бумажных,
что он напридумывал.
– Вот-вот, напиши мне,
что у нас будет дальше…