Джон Донн - Английская лирика первой половины XVII века

Когда в узилище ко мне
Летит Эрот шальной
И возникает в тишине
Алтея предо мной,
Когда в душистых волосах
Тону средь бела дня,
Какие боги в небесах
Свободнее меня?
Когда, заслышав плеск и звон,
Я уношусь на пир,
Где Темзою не осквернен
Веселья эликсир,
Где льется пламенный рубин,
Печали прочь гоня,
Какие рыбы средь глубин
Свободнее меня?
Когда, как песенка щегла,
Презревшего тюрьму,
Из уст моих летит хвала
Монарху моему:
О том, как длань его щедра,
Тверда его броня,
Какие над землей ветра
Свободнее меня?
Уму и сердцу не страшна
Решетка на окне:
И в клетке мысль моя вольна,
Любовь моя — при мне,
Ей нипочем любой засов,
Любая западня…
Лишь ангелы средь облаков
Свободнее меня!

Образчик мудрости несложной,
Сама себе приют надежный,
Улитка! научи меня
Спешить, спокойствие храня.
Евклида в сжатом изложенье
Передают твои движенья:
Вот предо мною точка — вдруг
Она описывает круг,
Вот контур плавного овала,
Квадрат и ромб нарисовала,
Вот провела диагональ,
Прямую линию, спираль…
Еще до солнца из темницы.
Выходишь ты, как луч денницы,
Покинув хладную постель,
Как Феб — морскую колыбель;
Твои серебряные рожки
Мерцают ночью на дорожке
Пред тем, как медленно взойдет
Двурогий месяц в небосвод.
Как мне назвать тебя? Какая
В тебе загадка колдовская?
Праматерь всех существ иных
Воздушных, водных и земных
Тебя чурается Природа:
Твой способ продолженья рода
Ей страшен! Ты себе самой
Дитя и мать, и муж с женой,
Зародыш собственного чрева
И старая горбунья-дева…
Когда спокойно все вокруг
Ты из себя выходишь вдруг,
Но чуть кусты зашелестели
Скрываешься в своем же теле,
В живом жилище роговом,
В прохладном склепе родовом.
Продолжим. Уподобить впору
Тебя разумному сеньору,
Что коротает дни свои
Без лишних трат, в кругу семьи
И в стенах замка, а к знакомым
Коль наезжает — то всем домом:
Так скифы, собираясь в бой,
Везли свой город за собой.
Когда по веткам в день дождливый
Вершишь свой путь неторопливый,
Ты тянешь нити серебра
Из влажной глубины нутра
И оставляешь светлый след
Как будто лес парчой одет.
Ты — храма древнего служитель
Или монах, последний житель
Монастыря; и жребий твой
Кружить по стрелке часовой
Под сводом здания сырого,
Жевать салат, постясь сурово,
Да четки слез низать тайком,
Прикрывшись серым клобуком.
Настанет срок — ив келье тесной
Ты погрузишься в сон чудесный:
Природа, мудрый чародей,
Тебя растопит в колбе дней;
Ты растечешься, растворишься,
И постепенно испаришься,
Как бестелесная вода
Или упавшая звезда.

Том. Ты видел? Лишь она явилась
Как все вокруг одушевилось!
Цветы, головки приподняв,
Тянулись к ней из гущи трав…
Ты слышал? Музыка звучала,
Она, ступая, источала
Тончайший, чудный аромат,
Медвяный, точно майский сад,
И пряный, как мускат…

Джон. Послушай, Том, сказать по чести,
Я не заметил в этом месте
Ни благовонных ветерков,
Ни распушенных лепестков
По мне, там ни одно растенье
Не помышляло о цветенье!
Все эти призраки весны
Твоей мечтой порождены.

Том. Бесчувственный! Как мог ты мимо
Пройти, взглянув невозмутимо
Живому божеству вослед!

Джон. Невозмутимо? Вот уж нет!
Мы слеплены из плоти грешной
И я не слеп — и я, конечно,
Сам замечтался, как и ты,
Но у меня — свои мечты.
Я ловко расправлялся взглядом
С ее затейливым нарядом:
Слетал покров, за ним другой,
Еще немного — и нагой
Она предстала бы, как Ева!
…Но — скрылась, повернув налево.

Том. И вовремя! Сомненья нет,
Ты избежал ужасных бед:
Когда бы ты в воображенье
Успел открыть ее колени
Пустился бы наверняка
И дальше, в глубь материка,
И заплутал бы, ослепленный,
Жестокой жаждой истомленный.

Джон. Едва ль могли б ее черты
Довесть меня до слепоты!
Грозишь ты жаждой мне? Коль скора
И впрямь прельстительна опора,
То бишь колонны, что несут
Благоуханный сей сосуд,
Не столь я глуп, чтоб отступиться:
Добрался — так сумей напиться!
А заблудиться мудрено,
Где торный путь пролег давно.

Как! Милостям — конец? Не провожать?
Ни веер твой, ни муфту подержать?
Иль должен я, подсторожив мгновенье,
Случайное ловить прикосновенье?
Неужто, дорогая, нам нельзя
Глазами впиться издали в глаза,
А проходя, украдкой стиснуть руки
В немом согласье, в краткой сладкой муке?
И вздохи под запретом? Как же быть:
Любить — и в то же время не любить?!
Напрасны страхи, ангел мой прелестный!
Пойми ты: легче в синеве небесной
Певцов пернатых разглядеть следы
И проследить падение звезды,
Чем вызнать, как у нас произрастает
Любовь и что за ключ ее питает.
Поверь, не проще обнаружить нас,
Чем резвых фей в часы ночных проказ.
Мы слишком осторожны! В самом деле,
Уж лучше бы застали нас в постели!

Твоих лилейно-розовых щедрот
Я не прошу, Эрот!
Не блеск и не румянец
Нас повергают ко стопам избранниц.

Лишь дай влюбиться, дай сойти с ума
Мне большего не надо:
Любовь сама
Вот высшая в любви награда!

Что называют люди красотой?
Химеру, звук пустой!
Кто и когда напел им,
Что краше нет, мол, алого на белом?

Я цвет иной, быть может, предпочту
Чтоб нынче в темной масти
Зреть красоту
По праву своего пристрастья!

Искусней всех нам кушанье сластит
Здоровый аппетит;
 А полюбилось блюдо
Оно нам яство яств, причуд причуда!

Часам, заждавшимся часовщика,
Не все ль едино,
 Что за рука
Взведет заветную пружину?

Вояка я, крещен в огне
И дрался честно на войне,
На чьей бы ни был стороне,
В чьем войске.
От чарки я не откажусь,
Кто носом в стол — а я держусь,
И с дамами я обхожусь
По-свойски.
До болтовни я не охоч,
Но вам, мадам, служить не прочь
Хоть ночь и день, хоть день и ночь
Исправно.
Пока полковники мудрят,
Я, знай, пускаю в цель снаряд,
И раз, и двадцать раз подряд
Вот славно!

Что, влюбленный, смотришь букой?
Что ты хмур, как ночь?
Смех не к месту? — так и скукой
Делу не помочь!
Что ты хмур, как ночь?
Вижу, взор твой страстью пышет,
Что ж молчат уста?
Разве ту, что слов не слышит,
Тронет немота?
Что ж молчат уста?
Брось-ка ты вздыхать о милой!
С ними вечно так:
Коль сама не полюбила
Не проймешь никак!
Черт с ней, коли так!

Лет пять назад, не так давно,
Я ей сулил немало:
За ночку сорок фунтов. Но,
Нахмурясь, отказала!
Но после, года два спустя,
При встрече с давним другом
Сказала: коль согласен я,
Она к моим услугам.
А я: я холоден, как лед,
И равнодушен столь же.
Ну ладно, так и быть, пойдет,
За двадцать, но не больше!
Та, что скромна была весьма
Когда-то и бесстрастна,
Спустя три месяца сама
Пришла сказать: согласна.
А я: столь поздно почему
Сознание вины
Пришло? Раскаянье приму,
Но лишь за полцены!
Свершилось! Поутру она,
Придя ко мне, осталась:
Невинность столь была ценна,
Что gratis мне досталась!
— Хотя отдал бы в первый раз
Я сорок фунтов, все же,
Я молвил, — кажется сейчас
Мне дар стократ дороже!