Тудора Аргези - Лирика

Как витязь в сказке, ветер оседлав,
По всей земле промчался я стремглав,
Но, круч достигнув, окаймленных бездной,
Познал, что штурмовать их бесполезно.

Слепые звезды звали досветла
Наверх меня, а бездна вниз влекла…
И вновь прошел я степи и пустыни,
Но так и не достиг твоей твердыни.

Я шел, я полз, искал я отзвук твой
В стихах, в глаголах, в каждой запятой.
Мне думалось: узрев мои старанья,
Ты снизойдешь хотя б из состраданья.

Всю жизнь склонить тебя к беседе тщусь,
Ты ж от меня скрываешься, как трус.
Чуть дверь твою нашли мои моленья,
А там замки, засовы, загражденья…

Разбить их, растоптать, в песок дробя?
Но нет, я понял: я начну с тебя.

Как средь лиственных факелов летом,
Солнце пусть на душе пробудится,
И пронзит меня праздничным светом,
И качнет в колыбели, как птицу.

Пусть роса увлажнит мои травы,
Миром их умастит благовонным,
Аромат его чистый на славу
Пусть омоет их ветром влюбленным.

Дождь, разрушил я плоть мою — землю,
Что из зерен пробилась сквозь землю.

Ель, сомкни поскорей свои корни —
Пусть не будет счастливее братства.
Пусть не будет смолы чудотворней
Смол тепла моего и богатства.

Не щадите меня. Я без страха,
Я спокойно пойду к вам в неволю.
Мотылек, ты сотки мне рубаху,
Скрой от лунных лучей меня, поле.

Что со мною? О, долго ль еще мне
Через реки и горы влачиться?
Нет. Мое существо все огромней,
Дайте срок — и оно возродится.

Как на флейте и на скрипке людям я играл, бывало,
Чтобы жизнь со мной мирилась и меня не забывала.
И свирелью первой стебель был пшеницы рыжеватой,
Плыли свадебные песни над просторами земли.
Но однажды в волнах речек, в наводнения раскатах
Песнь заглохла, чтоб я слышал, как летели журавли.
Каждый вечер я томился пенья страстною тревогой.
Преклонив свои колени, очи к звездам возводил,
В униженье и печали у вселенной, как у бога,
Новых песен, новых звуков, полный трепета, просил.

Руки к небу воздевая, на колени встав покорно,
Я молился (так, наверно, втайне молится скала),
Чтобы песнь ко мне вернулась, чтобы снова
                                                                  ночью черной
В сны мои она проникла и всегда со мной была.
И за это мне, мальчонке, целовали руку деды,
Что от струн я отрываю, словно празднуя победу.
И меня за это часто хороводы окружали,
Словно волны, что играют под лучами маяка,
И меня в долинах звонких парни стройные венчали
И лавровыми венками, и листвою дубняка.

О, когда б вечерней дойне жить подольше в этом мире!
О, когда бы новым струнам вечно рокотать в эфире!

В прекрасной осени печали нету места…
Мой домик как букет, что в храм несет невеста.
В окне — листва плюща, соцветия глициний,
И днем в мое окно с небесной мирной сини
Шлет солнце дробный свет — он здесь гостит подолгу,
С предмета на предмет скользящий втихомолку,
И в бликах теневых дрожит легко и зыбко
Венчанья иль крестин невинная улыбка.
О чем грустить, когда сквозь этот свет безмолвный,
Как лодка, жизнь моя скользит легко и ровно?
Я вижу кипы книг, столь близких мне и милых,
И новой жизни цвет могучий на могилах.
Я вижу, как с ветвей лист за листом слетает,
Их серебрит луна, а иней разъедает.
Когда же голуби спускаются на крышу,
Я голоса любви в их воркованье слышу.
Со мною сонмы звезд — весь небосвод поныне
Раскинут наверху, как яркий хвост павлиний.
И одиночества тоска со мной, усталым,
Неслышно рядом спит, накрывшись покрывалом,
И шепчет мне она в разрывах сна мгновенных:
«Ты все еще со мной? Ты здесь? Ты в тех же стенах?»
К чему стыдиться мне и ей к чему стыдиться,
Что ото всех других она со мной таится?
О чем же мне грустить? О том ли, что из глины
Звучаньем скрипок я не обжигал кувшины?
А дранкой крытый дом, мой дом, с букетом схожий,
Близ Тро́туша[5] стоит. О чем грустить? И все же…

Чего же ждать? Что будут обильны и щедры
Моей воскресшей жизни нежданные дары?
Чего же ждать? Что ночью шаги заслышу вдруг,—
О, кто он, безымянный, всегда далекий друг?
Чего же ждать? Чтоб в лунном серебряном затишье
Вновь ласточек увидеть, ютящихся под крышей?
Иль чтобы к той калитке, затерянной в ночи,
Тоскующая память подобрала ключи?
Чтоб вспыхнул в мертвом пепле огонь неугасимый?
Но нет ко мне дороги, но все проходят мимо,—
Одна тропинка вьется, как тень, как струйка дыма…
Ни двери, ни ступенек, ни окон, ни крыльца.
Лишь звезды шепчут ночи о чем-то без конца…
Зачем же ждать чего-то от завтрашнего дня?
Вся жизнь сейчас, все годы, все рухнет на меня…

Уж полстолетья ты тревожишь неустанно
Чернила и слова, перо томишь в руках,
И все ж, как и тогда, победы нет желанной:
Они всегда с тобой — сомнение и страх.

И для тебя опять, как тягостная мука,
Страница белая и вид строки твоей,
И первого в душе опять боишься звука,
И буквы для тебя опять всего страшней.

Когда же вновь листки исписаны тобою,
Они уже летят поверх озерных вод,
Летят из сада прочь, как листья под грозою,
Так что и персик сам их проглядел уход.

И в каждом слове ты вновь чуешь содроганье,
Сомненье горькое чернит твои мечты,
Живешь ты, как во сне, в своих воспоминаньях.
Кто диктовал тебе — уже не знаешь ты.

Ушла. Я сам просил, чтоб ты ушла скорей.
Глядел вослед тебе, как шла среди полей
По тропке, что вдоль клевера тянулась.
А ты ни разу и не обернулась.

Я мог позвать, рукою шевельнуть.
Но тень моя могла ль тебя вернуть?
Хотел, чтоб ты ушла, чтоб не ушла.
Но мысль дойти до слуха не могла.
Я сделал знак — вернуть тебя с пути.
Ушла? А почему бы не уйти?

Скрипач, брось скрипку, мне ее не надо,
И вздохам тем душа моя не рада.
Мне звуки флейты задают вопросы,
И тягостен их хор многоголосый,
Я на вопросы отвечать не в силах,
Пусть прошлое покоится в могилах.

Свирели, наи, трубы сладкогласны,
Но в их звучанье слышен стон неясный.

Молчите, ветры, воды и криницы,
Как будто вы не быль, а небылицы.
Пруд, зеркало свое забудь и тени,
Что промелькнули в нем, как ряд видений.
А если б я услышал отзвук дальний,
То стал бы дух мой горше и печальней.
В свинцовый саван призраки одеты,
И мне невыносимы их приветы,
И мне невыносимы их упреки.
Что ж не смолкаешь ты, смычок жестокий?

Возводишь ты алтарь, что был в твоих мечтах.
Не призрачен ли он? Не разлетится ль в прах?
В тот миг, как тормошить ты души словом стал,
Навеки клятвой той судьбу свою связал.
Велишь ты звездам петь, людей возносишь ввысь,
Тщеславье позабудь и дара не страшись.
Нельзя шутить с огнем, коль стал писать стихи:
Пусть много в книге слов — не меньше шелухи.
Им красок новизну и свежесть подари,
По-новому они заблещут изнутри.

Проклятье над тобой век будет нависать.
Пока строитель ты, все волен выбирать.
Но чтоб алтарь стоял у бездны на краю,
В фундамент заложи свой дух и жизнь свою.