Дмитрий Дарин - Поспели травы

Вчера был штиль – сегодня шторм.
Вчера не пил – сегодня в лом.

Вчера был друг – сегодня враг.
Вчера супруг – сегодня так…

Вчера я бил – сегодня бьют.
Вчера вкусил – сегодня жрут.

Вчера стакан – сегодня два.
Вчера туман – сегодня мгла.

Вчера война – сегодня мир.
Вчера чума – сегодня пир.

Вчера был нож – сегодня шрам.
Вчера кутеж – сегодня в храм.

Вчера был вор – сегодня мэр.
Вчера позор – сегодня сэр.

Вчера порез – сегодня прыщ.
Вчера был Крез – сегодня нищ.

Вчера распят – сегодня бог.
Вчера был свят – сегодня сдох.

Вчера был зной – сегодня снег.
Вчера конвой – сегодня зэк.

Вчера был тих – сегодня нет.
Вчера был стих – сегодня бред.

На шее жилы напряглись,
Как будто струн недоставало.
Всех жизней линии сошлись,
И в душах воздуха не стало.

Он «на рывок» бежал вперед,
Хоть не сидел, и уж не сядет,
И снайпер целил, чтобы – влет,
И все-таки добили, бляди!

Нестройно и так неприкаянно
Гитара стонала отчаянно,
И голос с надрывом неистовым
Нам вдалбливал в голову истины.

Под Курском он не воевал
И недострелянным не падал,
Он по крупицам жизнь отдал,
Оставив память, как награду.

Душой цепляясь за скалу,
Он в пропасть ложью не сорвался,
И, стоя пьяный на краю,
Вниз, в наши души не плевался.

Нестройно и так неприкаянно…

Теперь – другие времена,
Теперь нет жалости у хилых.
Поэтов нет – одна шпана
На братских роется могилах.

Ты не дожил, но верь – не зря
Смерть самых лучших выбирает, —
Ты научил, как жить нельзя,
Хоть падаль снова выживает.

Нестройно и так неприкаянно…

Я вдыхаю вино кабаков
И рассыпчатость жизни приемлю,
Когда третий берешь полуштоф,
Покидаешь вдруг грешную землю.

Каждый что-то свое пропивал,
Разбавляя грехи алкоголем,
Находил, но не то, что искал,
И лечил, но не то, чем был болен.

Льется хмель, и цыгане, как встарь,
Подправляют заблудшие души.
И напротив аптеки фонарь
Светом ссыт в потемневшие лужи.

Наливают, уже не спросясь,
Видно, чуют, что меры не будет.
Кто-то плачет, неловко крестясь,
И трясутся цыганкины груди.

Наступает похмельный рассвет,
На душе же пока не светает.
Мне узнать бы заветный ответ,
Но Господь его, видно, не знает.

Я вдыхаю вино кабаков,
И душа уж смердит перегаром…
Мне под водку – подайте стихов,
Чтоб душа не пропахла задаром.

Да, я часто блевал в кабаках,
Ну так что ж с того, ну так что же?
Зато там, позабыв о врагах,
Бил неверным товарищам в рожи.

Что поделаешь – в душах асфальт,
Пробивается разве крапива.
Заглушает разнузданный гвалт
Переборы гитары плаксивой.

Водка плещется в душах гостей,
Не с того ли – душа с перегаром?
Как мозаику – жизнь – из частей
Я скреплял ресторанным угаром.

И, знаменьем себя осеня,
Опрокидывал в глотку по сотке
За любовь, что минула меня,
Нелюбовью разбавленной водки.

Да, я часто блевал в кабаках,
У тоски не бывает ведь меры.
И с граненым стаканом в руках
Восстанавливал русскую веру.

Милая,
Распахни глаза, красивая!
Ты – пушинка словно снежная, —
Нежная!

Волосы,
Распусти на плечи волосы…
Просто мне не хватит голоса
Спеть о нас…

Два черных лебедя скользят,
Два гордых лебедя скользят
По озера любви
Старинным водам.
Никто из нас не виноват,
Никто из нас не виноват,
Что есть еще любовь
Под небосводом.

Родинка…
Ты зарделась, как смородинка.
Поцелуями избалую
Шалую…

Стихшая…
У реки любви застывшая
Не плакучей, но счастливою
Ивою…

Два черных лебедя скользят,
Два гордых лебедя скользят
По озера любви
Старинным водам.
Никто из нас не виноват,

Никто из нас не виноват,
Что есть еще любовь
Под небосводом.

Белою
Улетаешь чайкой смелою…
Возвращайся с неба синего
Зимнего…

Милая,
Счастлив я, коль ты счастливая…
Тела трель твою послушную
Слушаю…

Черный Ангел летит, Черный Ангел!
Трубы воют. Палач молодой.
В пятки прячутся души – подранки —
«Не за мной! Не за мной! Не за мной!!»

Ужас слепит довольные лица,
И сверкает на солнце топор.
Черный Ангел, к чему торопиться, —
Не убийца же я и не вор.

И, обкатанный в сольных концертах,
Кат красиво берет на плечо…
Черный Ангел, ты вечно из первых,
Кто в затылок глядит горячо.

Я себя и казню, и калечу
За все зло, что тебе причинил.
Черный Ангел отравою лечит
Все, что счастием я отравил.

Жил-был бедняк во тьме веков,
Привычный крест тащил,
Но возроптал: «Из всех крестов
Ты дал мне свыше сил!»

Господь был незлобив в тот день,
Призвал Он бедняка.
– Пойдем со мной в густую сень,
Ты отдохнешь пока.

Смотри – за той Святой горой
Равнина, а на ней —
Крестов, как звезд, – бери любой
И приходи ко Мне.

И тот, который донесешь,
И днесь, и ввек нести, —
Пошел бедняк, унявши дрожь
И лоб перекрестив.

С Святой горы он бросил взор,
И сердце замерло.
Под ним темнел крестовый бор,
В раю проросший злом.

Сто дней, а нет в раю ночей,
Пытался человек
Найти тот крест, что поскромней,
Чтоб смог нести вовек.

Прибрел с поклажей за спиной
Бедняк, измучив плоть…
Сказал Творцу: «Я выбрал свой,
Прости меня, Господь!»

Он чтил войну, сенат и Рим,
Но смута чернью полыхнула,
И зло одно лечить другим
Решился консул Луций Сулла.

Любимец женщин и бойцов
Своих послушных легионов, —
Сносил он тысячи голов,
И Рим оглох от страшных стонов.

Всего добившись, что хотел,
И наведя стальной порядок,
Он власть безмерную презрел —
На власть, как все, он не был падок.

Рабами править – цель рабов,
А он свободой упивался.
«Никто на головы врагов
Сильнее злом не обрушался,

И много так добра друзьям
Никто из смертных не содеял».
Он высек эту надпись сам
В грядущем камне мавзолея.

Прошли века, тот Рим исчез
Среди вандального разгула.
Но каждый раз трепещет плебс,
Когда приходит новый Сулла.

Не говори – я не люблю,
Не говори, что надоело…
Пускай я счастье тороплю,
Пускай я слеп – не в этом дело.

Не говори – я не приду,
Не зарекайся расстояньем.
Мы любим – на свою беду
И привыкаем к расставаньям.

Не говори – навек прощай,
Ничто навечно не уходит.
Растает снег, запахнет май,
И сердце вновь захороводит.

Ты говоришь – вот я пришла,
Мне так тебя недоставало.
Другой любви ты не нашла,
Но эту – тоже потеряла.

Нет, ничего не изменить,
И ничего нельзя исправить.
Дрожит струной серебряная нить,
От сердца к сердцу брошенная нами.
Не дай, Господь, сердца разъединить,
Свяжи все то, что мы порвали сами.

Я, конечно, умру, но не так, как вам, верно, хотелось —
Под забором иль дома в постели – с родней и попом.
Все в душе отшумело уже, отошло, отболелось.
И не хочется уж ничего оставлять на потом.

Что так скулы свело и зрачки – уж давно поджидаем,
Чтобы хлопнуть стакан с запотелой моею судьбой?
Не пугайте меня вашим скучным затерханным раем,
И тем более – старым, испитым, больным Сатаной.

Я умру, окочурюсь – но не так, как все остальные,
Покрасивее что ли, с гитарою или ножом.
Эх, но прежде успеть бы распрячь вас, родные гнедые,
Чтобы новый ездок расстарался приличным овсом.

Перестаньте скулить, я и сам не хотел оставаться
Среди умных и трезвых, желающих только добра.
Чтоб поэта отпеть, нужно, братцы, еще постараться,
А потом со спокойной душою гулять до утра.

Дьякон ноту возьмет так, чтоб стекла в сердцах задрожали,
И на клиросе враз: «…со святыми его упокой!»
На Руси убиенных чуть больше всегда уважали,
Может, мне повезет – самому не придется с собой…

Где-то там наверху приютят, ободрят, обогреют,
И, смотрясь в позолоту намоленных здесь куполов,
Напослед о грехах своих тяжких слегка пожалею,
И что слишком недолго бросал в вас каменьями слов.

Сняв с лебединой тонкой шеи,
Ты ладанку надела мне.
А я, прощаться не умея,
Исчез в неловкой тишине.
Хоть я не верю в талисманы
И оберегов не носил,
Обычный крестик деревянный
Я до ожога намолил.
Свистит сквозь сердце встречный ветер
И годы набирают ход…
Счастливы те, несчастны эти,
И Бог лишь правду разберет.
И вот, когда наступит время,
Зачтет мне строгий судия
Не мелочь дел, не славы бремя…
Зачтется ладанка твоя.

На звездах вновь повисла ночь,
Меня окутав с головою.
С тобою быть уже невмочь,
И невозможно – не с тобою.

Ты спишь тревожным нервным сном,
А мне сегодня не забыться.
Хоть двое нас, мы не вдвоем
Соединяем наши лица.

Мне вспоминается сейчас
Под желтый свет луны ущербной,
Как много ночи было в нас
И мало лунности, наверно.

Я ем глазами темноту,
И оттого душа чернеет,
Когда любить невмоготу,
Но не любить еще больнее.

Ты остудила навсегда
Все то, что сердце согревало,
И промерцала мне звезда
Не то конец, не то начало.

Я знаю, так любить нельзя,
В порыве струны обрывая,
И все ж лучи звезды скользят,
Холодным светом обнимая.

Пускай под этот тусклый свет
Тебе весеннее приснится.
Хоть той звезды давно уж нет,
Любовь по-прежнему струится.

Года мне хлещут по щекам
Студеным ветром что есть мочи…
Стезю себе я выбрал сам,
Что на версту короче прочих.

Другие шепчешь имена,
Ты, выбрав радости другие…
Как филин, косится луна
В глаза такие дорогие.

Но эту ночь уже не мне
Ты отписала беспощадно,
В июльской тополь седине,
А мне свою не сбыть обратно.

Узнав, найдя, что не искал,
Что жизнь – потерь печальный свиток,
Я так значительно молчал
Среди искательных улыбок.

Теперь смеются мне в лицо
Все те, кто выиграл не от Бога,
Как ты могла среди скопцов
Так не любить мужчину строго?

Ведь нас ведет всегда впотьмах
Любовь – дорога роковая,
И золотится грязь в лучах,
Что с неба льет луна пустая.

Хоть я с годами приустал,
В проклятом прошлом вязнут ноги,
Но путь мой все ж длиннее стал,
Раз ты сошла с моей дороги.

Волокуши лет скрипят,
Поистерлись малость,
Я не вылюбил тебя,
Или показалось?

По щеке течет слеза,
Жалость – беспощадна,
За лампадой – образа,
И в душе лампадно.

Где же юности кружиль,
Хоть еще не старость,
Оседает пыла пыль
Много ли осталось?

Кто прощал, не изменил,
Ты же не простила,
Я, сгорая, отлюбил,
Ты и не любила.

Волос русый потемнел,
Злость в глазах утихла…
Я, как тополь, облетел,
Ты, как ива, сникла.

Листья в душу шелестят —
Не было ли, было…
Волокуши лет скрипят
За судьбы кобылой.

Я ли это, сам не знаю,
Где-то удаль растряслась,
От себя ли отвыкаю,
От твоих ли черных глаз.

Здесь по капле юность вылил
Я в березовом краю,
Лишь свербит в глазах от пыли,
Кроет что стезю мою.

Так и так, во тьме обрыва
Иль бугра не распознать,
То ль на кряж несет с надрывом,
То ли в пропасть улетать.

Месяц бьет во все лопатки,
Только гуще темь вокруг,
Нет друзей, на славу падких,
Нет изменчивых подруг.

Хлещет твердою рукою
Рок по спинам пристяжных,
И с больною головою
Я молчу о днях былых.

Как, бывало, солнце било
Нам в счастливые глаза,
Где, когда ты отлюбила,
Где я счастье искромсал?

Я ли это, сам не знаю,
Спрыгнуть наземь нету сил,
Что любил я, проклинаю,
Тех, кто помнит, позабыл.

Охотний рог
Как будто смолк,
Я выжить смог,
Матерый волк.

И кровь, как крап,
Снега молчат,
Следы от лап —
Прочь от волчат.

Собачий лай
В злобе по нам,
Закон всех стай
Знаком волкам —

Бросать своих
Удел – гиен,
И пуль людских,
Их горше плен.

Породы зов —
На воле жить,
И я готов
За это грызть.

Как много сук
Забыли степь,
Кто ест из рук —
Награда – цепь.

Хоть кровь собак
Сродни волкам,
По части драк —
Не вровень нам.

Я под ружьем
Не раз петлял,
Но взять живьем —
Никто не взял.

Флажков забор
Стена – для нас.
Но волк, как вор,
Отыщет лаз.

И в этот раз
Я выжить смог,
Лью желть из глаз —
Матерый волк.