Дмитрий Дарин - Поспели травы

В пыли бумажонок,
В шуршаньях и писках
Жил-был раз крысенок
По кличке Загрызко.

Он в стае крысиной
Был спец по поэтам,
И хвостиком длинным
Хвалился при этом.

Ведь крысам – отрада
Погрызть по живому,
Им хлеба не надо —
Поэты – весомей.

Поверил он очень,
Что был уважаем,
Раз клык был заточен,
Раз писк узнаваем.

– Вот этот не в теме,
На чьем-то подряде —
На новой поэме
Зубов мелкорядье.

Не очень заметна
В хуле, видно, дурость…
Изгрызть чтоб поэта,
Спина изогнулась.

И что не изгадив
В крысином тщеславье,
Он топит, как в яде,
В слепом умолчанье.

Вы зубьев крысиных
Не бойтесь, поэты,
На хвостиках длинных
Их вздернут за это.

Хоть крыса и прыгни,
А все выйдет низко…
Чернилами брызнет,
Вся радость Загрызко.

Сам себе я много напортил
Тем, что сердце закрыть не смог…
И толчками вина в аорте
Отмеряется крайний срок.

Не бывает любви без грусти,
Как без воска пламени нет.
То прихватит грудь, то отпустит,
То темнеет, то брызжет свет.

Ты на мне вымещала нежность,
Ты умела любить взахлеб,
Разжигая меня прилежно,
Искру чувства бросая в сноп.

Но ветра задувают свечи,
Ураганы зальют пожар,
Холодели ночные встречи,
И хмельной выходил угар.

Лишь одно у меня осталось,
Лишь одно продлевает жизнь,
Как другая снимет усталость,
Как глазами подбросит ввысь.

Хоть прошли любовные корчи,
Как и жизнь прошла на бегу,
Сам себе я снова напорчу,
Тем, что сердце открыть не смогу.

Что осталось – боль и скука,
Сердца жженый коробок,
Из груди не слышно стука,
Нот не слышно между строк.

Был я молод, был я весел,
В пляс пускался сам не свой,
А теперь от грустных песен
Пью, поникнув головой.

Где-то в розовом дурмане
Все скатилось под откос,
Я грущу, ничуть не пьяный
Средь поваленных берез.

Ночь опять, бодливый месяц
Полирует небосвод,
Надо мной глумливо свесясь,
Словно смерти близкой ждет.

Мою гибель не проспите,
Чтоб успел я, чтоб простил…
Кто любил – тот ненавидит,
Не любил кто – позабыл.

Да и сам я помню мало
Тех, в которых песни лил,
На траве лежу устало,
Средь заброшенных могил.

Сердце так и не взлетело,
Да осталось зимовать,
Отрекались так умело,
Кто затянет отпевать.

Что осталось – боль и скука,
Да обритая луна
Будет мне теперь в подругах,
Как неверная жена.

Жизнь свою не лей напрасно,
Желтью не полни стакан,
Ничего уже не властно
Надо мной – ни тут, ни там.

Что случилось, как же это вышло,
Что уже не смотришь на меня?
Может быть, в твоей я жизни лишний,
Лишние иллюзии храня?

Боль, как мел, дана для начертанья
Главных слов на прошлого доске,
Если не прожить без расставанья,
Помирать назначено в тоске.

Я смотрю усталым дням в затылок,
На ветру не высечешь тепла.
Скользких чувств бесформенный обмылок
В руки ты мне так и не дала.

Ведь обман – лишь дрожь ресниц от ветра,
Что умело мучают, слезя…
Как полюбишь русского поэта,
Разлюбить которого нельзя!

Красота дается от начала
Тех терзать, кто не живет умом,
Ты меня безжалостно прощала,
Оставляя слезы на потом.

Я лежу с закрытыми глазами,
Руки чуть заранее скрестив,
Что на сердце выжжено словами,
То молчанье уж не возместит.

Наша жизнь – всегда ожог и прорубь,
А поэту – к славе крестный ход…
Бьюсь крылом в глаза твои, как голубь,
Что домой дороги не найдет.

Что случилось, как могло так статься,
Лжи монета катится, звеня.
Умереть мне легче, чем расстаться,
Не гляди так грустно сквозь меня.

Я сам зажег свою звезду,
Пускай горит, роняя мякоть
Лучей печальных в борозду
Осенних душ, где сырь и слякоть,

Пускай мерцает вдалеке
Над стылой русской синевою…
Тот умирает налегке,
Кто жил с тяжелой головою,

Кто пел, у Бога не спросясь,
Но на чертей не нарываясь,
Кто пил, от горя веселясь,
До счастья все ж не напиваясь.

Уж клен бывалый отшумел,
И верба руки опустила,
А я простить всех не успел —
Так быстро вырыта могила.

Так быстро счеты сведены,
Да барыши – опять у Бога,
Ведь у кладбищенской стены
Любая кончится дорога.

Свисает белая луна,
Березы – в дымке серебристой,
Моей ли гибелью полна
Рыдаль и удаль гармониста?

Но днем и ночью – все равно —
Я жгу звезду над небесами,
Ее увидеть не дано
Лишь равнодушными глазами.

Сушит небо снежная колоть,
Ничего не видать впереди…
След замажет белая копоть,
Ты меня на пороге не жди.

Я устал от пыли комфорта,
От конфорок без искры огня,
Где народу шныряет до черта,
Но людей не найти для меня.

Голод сердца в толпах сильнее
Под искусственный свет фонарей,
Я уже ни о чем не жалею,
Так и ты обо мне не жалей.

Под колеса в слякоть слетела
Жизнь подковой с чужого коня,
И под русские злые метели
За оградой схоронят меня.

Будет золотом месяц капать,
Над холодной ссутулясь землей…
И сосновые липкие лапы
Попрощаются молча со мной.

Шьет по небу снежная колоть,
Саван белый готов – хоть куда.
Не по мне ли сквозь стылую копоть,
Одинокая плачет звезда?

Заря спросонья новый день
Вплетала в косы золотые,
Дрожала рожь, шумела клень,
Любила ты, не как другие.

В прощеньях скапливалась стыль,
И потому так это вышло,
Что на подрубленный костыль
Похожа стала наша вишня,

Что сока нету больше в ней,
А на ветвях – цветов и ягод…
Жизнь покатила без корней
Меня комком из бед и тягот.

Вбивало солнце жар гвоздей,
Стал водопой илист и мелок,
И не хватало мне дождей,
Чтоб выгнать сушь из черных веток.

Кто верит так, кто за глаза,
Все Бог дает – беду и милость,
Из сердца женского слеза
На непашь серую скатилась.

Любить по-русски – как больней —
Дано не каждому на свете,
В краю распахнутых полей
Стояла вишня – в белом цвете!

– Давай останемся друзьями, —
Так говорят, когда сошла
Волна любовного цунами,
Но новых сил ты не нашла

Любить в слепом водовороте
И плыть воронкам вопреки,
Истоки сыщутся в болоте
И у серебряной реки.

Всплывает муть со дна обидой,
Плывут коряги по воде,
Не подавайте даже вида,
Что есть пробоины в ладье.

Пусть не хватает парусины
В лохмотьях парус заменить,
Гребут от берега мужчины,
Чтоб бот о скалы не разбить.

Он ослабеет, шквал над нами,
И солнце вылижет прибой.
Мы не останемся друзьями,
Раз не расстанемся с тобой.

Мне столько нормальных людей говорило,
– Да бросьте терзаться, да будьте как все,
Вы место отбили свое под светилом,
Ну вот и встречайте свой частный рассвет.

Я им про войну, а они – ни в какую,
– Без нас все продали, чего уже там,
Войну лишь одну признаем – золотую,
Победу одну признаем – по счетам.

Я им так и так, мол, святыни остались,
И храмы стоят, и гудят имена.
Они мне в ответ: все давно уже сдались,
Ты только один здесь чудишь, старина.

Нет, братцы, шалишь, не такое мы племя,
Чтоб душу отдать за здорово живешь,
Они, слабаки, все пихают на время,
Где, дескать, всей правды уже не найдешь.

Но я огляделся: а фланги редеют,
Кто руки поднял, у кого самострел.
Кричу: «Не сдаваться! Ведь вас не жалеют,
Ведь вас покупают за выссытость тел!»

А мне из окопа: «Кончай комиссарить,
Нас всех обещали возвысить в плену…»
Лишь два беспартийных – поэт и прозаик
В казенную часть заряжали Луну.

Русь стоит, уж точно, поболе обедни,
Враг, совесть по локоть задрав, налегке
По Родине прет, но я сдамся последним,
Я сдамся последним – с гранатой в руке!

Стихи не делают, не пишут,
А вырывают из души
Для тех, кто не ушами слышит,
За звонкость ценящих гроши.

Их вырывают с кровью, с мясом
Из вдрызг надорванных сердец,
Их одевают, словно рясу,
А коль придется – как венец.

Стихи живут, когда поэты
Чужих сердец уловят сбой,
И на ребре стоит монета —
Как недоброшен жребий мой.

Я напился сегодня в склянь,
Под собою копыт не чуя,
Потому какая-то дрянь
Назвала меня вдруг буржуем.

Собеседник был сам не нищ
И по моде вальяжно одетый,
Он сказал, как выдавил прыщ:
– Не схоронят тебя поэтом.

Слишком много в тебе от нас,
Любишь деньги бросать на ветер,
А чего-то хочешь от масс,
Разъезжая в кабриолете.

Я его не ругал, не бил,
Хоть частенько с другими бывало,
Только молча в поддушье лил,
Что в стакан рука наливала.

– Да зачем тебе этот вздор —
Бередить незнакомые души?
И его ненавидя в упор,
Зажимал я ладонями уши.

Говорил он: «Подумай сам,
Ремесло ведь всегда надежней».
Но не он платил по счетам
Со всезнающей сытой рожей.

Да, я много профессий постиг,
Но молю тебя, Боже, об этом:
Чтоб в последний печальный миг
Взял отсюда меня поэтом.

Какая ласковая ночь,
И никого здесь, кроме Бога,
Лишь звезд резная узорочь
Да в вечность млечная дорога.

Здесь сосны синие вокруг,
Вздохнет вдали ночная птица.
И захотелось сердцу вдруг
В такую ночь остановиться.

Чтоб грез не бить стеклянный груз
О камень жизни неумелой,
Оскомин чтоб забылся вкус
С любви смородины неспелой.

Чтоб больше не было меня
Среди тобою нелюбимых,
Чтоб больше не было вранья
В красивых жестах и порывах.

Чтоб ты, холодная как лед,
Меня, оттаяв, полюбила,
И пусть под тополем цветет
Моя красивая могила.

Звезда созрелой вишней вниз
Упала Господу под ноги,
А под моей ногой карниз,
Да кто-то едет по дороге.

Дай мне, Господи, первую строчку,
Остальное я выпесню сам,
Чтоб до капли, до дна, до глоточка
Вылить сердце к родным родникам.

Пробивается прищур заката
Сквозь насупленных елей забор,
Был я счастлив с любимой когда-то,
Вымяв клевера мятный ковер.

Жизни речка – с осокой и плесом,
Я размашисто плыл поперек,
Затянуло меня под утесом
В омут тихих и гибельных строк.

Заболотилась речка у устья,
Да давно отошла резеда,
И еловой сосновою грустью
Заросли молодые года.

Но в конце мне расчистят крапиву
И троих вороных запрягут,
Чтоб с замыленной гривой, красиво
Мне на Высший вкопытиться суд.

Только ждет на Суде проволочка —
И стихов, и грехов – пополам.
Дай мне, Господи, первую строчку,
И тогда уж я выкручусь сам.

Эх собака, ты, собака,
Мокрый нос, печаль в глазах,
Ухо, вырванное в драках,
Шерсть свалялась на боках.

Что-то схожее меж нами,
Я ничей и ты ничей,
Побиваемый камнями
Много знает про людей.

Угостить тебя мне нечем,
Знаю сам, что виноват.
Я, как ты, судьбою мечен,
Раз живу так невпопад.

От Всевышнего подачки
Принимал порою я,
Трудно жить не на карачках
Среди разного зверья.

Эту знаешь ты науку,
Что ведет нас по судьбе, —
Не лизать чужую руку,
Что так ласкова к тебе.

А так хочется поверить
Хоть бы раз, закрыв глаза,
Позабыв про все потери,
Что любовь не всюду зла.

Хоть и ты любовью ранен,
Предавать – не знаешь как,
Человеку в этом плане
Не подняться до собак.

Ну прощай же, друг хвостатый,
Не скули мне так во след,
Все мы брошены когда-то —
Что собака, что поэт.

Месяц, весело осклабясь,
В спину бьет желной,
В юность сердцем ударяясь,
Дерну дверь пивной.

Эх, кабацкая гитара,
Вызвень синих струн,
Пусть мотив немного старый
Стихнет поутру.

Не кори меня гульбою,
Не ругай в сердцах.
Я гублю себя тобою
В усмерть в кабаках.

Надо мною хмель не властен,
На душе – лишь ил,
Пригубив с тобою счастья,
Сам себя сгубил.

Мне ли, мне ли знать усталость
В буйном кутеже,
Ты по мне оттосковалась,
Я в тоске уже.

Не езжай за мной, не надо,
Да не вешай крюк,
Как уронят пальцы с лада
В сердце нужный звук,

Я пойду домой, шатаясь,
Только то – не спирт —
То я, чувств волны касаясь
Выплываю в мир.

Месяц – стершийся обмылок,
Синяя лохань,
Все, что сердце сохранило,
Не издергай в рвань.

Белый лес стоит в исподнем,
Месяц дарит милость,
Скоро станет прошлогодним
Все, что отлюбилось.

Скоро станет так ненужным,
Что я недоделал,
Я хочу, чтоб ненатужно
Ты со мною спела.

Целуйте любимых
На стыке годов,
Целуйте любимых,
Чтоб в звездочках синих
Мерцала любовь,
Мерцала любовь, да на все времена,
Целуйте любимых, целуйте до дна.

Спой про снег, как будто вишни
Облетели разом,
Подпою тебе чуть слышно,
Расцелую сразу.

Целоваться в новогодье —
Лучшая примета,
Хоть при всем честном народе —
Мелочь для поэта.

Целуйте любимых…

Я тебя не поздравляю —
Все мы станем старше,
Но, бокалы наполняя,
Пьем за счастье наше.

Год уходит, год усталый,
Будь же молодою,
Тихо месяц льет в бокалы
Мед над головою.

Я умру с открытыми глазами
Посреди разбросанных листов,
Их так много было между нами,
Вслух тебе невысказанных слов.

Что слова – поступки гнут сильнее,
Словно ветер, что тревожит рожь,
Сеять ложь – что может быть земнее,
Только урожай не соберешь.

Может статься, я любовь обидел,
Кто простит, лишь тот, кто далеко…
Перед Богом в непрощенном виде
Представляться – ой как нелегко.

Кто-нибудь опустит долу веки,
И, крестясь, проводит душу в рай…
Смерть лишь собирает в человеке —
До поры несжатый урожай.

Я умру с распахнутой душою
Посреди искромсанных страниц,
Только их другой слеза омоет,
Вдруг сорвавшись с крашеных ресниц.

Повис фонарь луною полной,
И лужа света плещет в темь,
На свете нет любви безбольной,
И эта боль владеет всем.

Я эту боль глотал кусками,
Как хлеб голодный человек,
Все, что осталось между нами, —
Лишь ил на дне иссохших рек.

Но все же сохранилось русло,
И так же круты берега,
И там, где так безводно, пусто
Все ж узнаваема река.

Я жду грозы с ночного неба,
Что русло сможет напоить,
И где бы я в пространстве не был,
Я не сумею не любить.

Жизнь, как сон, сладка и мимолетна,
Но вовсю вскипела в сердце муть,
За завесой прожитого плотной
Мне уже не любится ничуть.

Нет уже во мне того веселья,
Чтоб как прежде – вдребезги стакан,
А с любви – тяжелое похмелье,
Потому что все это обман.

Все обман, о чем в душе мечталось
Мне в тиши закатов над рекой,
Ведь судьба и дареную малость
Отбирает твердою рукой.

Видно, вышел срок мне просыпаться
Под осенний ясеневый шум,
И слова багрянцем осыпаются
С черных веток одиноких дум.

Уж берез застенчивые груди
Листьев не скрывает пелена,
Кто-то вспомнит, кто-то позабудет,
Но заплачет только лишь одна.

Ей одной – наследство расставаний,
Ей одной, что, отшумев, ушло…
Как во сне не чувствуешь касаний,
В жизни так не чувствуешь тепло.

Сон пройдет, и растворятся грезы,
По озерам забелеет студь…
И когда весной вернутся грозы,
Ты с дождем поплакать не забудь.

Осенний вечер два крыла
Простер над синими лесами,
И залегла на сердце мгла,
Закрыв, что было между нами.

А было все – подполье зла
И счастье трепетных касаний,
И что простить ты не смогла —
Лежит в золе воспоминаний.

Я научился у тебя
Не быть с тобою одиноким.
Ведь просто только не любя
Не быть с любимою жестоким.

Но кости брошены вразлет,
Пусть говорят, что время лечит…
Осенний вечер – это чет,
Пустое сердце – это нечет.

Поцелованный зарей
Заалел восток над нами,
Что ты делаешь со мной
Беспечальными глазами,

Что ты делаешь со мной
Колокольчиковым смехом,
Под ущербною луной
Я совсем с катушек съехал.

Позабыв значенья слов,
Я тобой одной любуюсь,
Под рассветных соловьев
Я с тобою поцелуюсь.

Мир зажегся голубой,
Небо нежное, парное,
Такой ласковой собой
Что ты делаешь со мною?

Я когда-то вернусь
На коне или пешим,
И, как в юности, пусть —
Без гроша и безгрешен.

Кто дождется меня
На крыльце у дороги
У подножия дня
На истертом пороге.

Это ты иль не ты,
Что любила когда-то?
На окошке цветы —
Резеда или мята.

Будет грустно луна
Серебрить бездорожье,
Как жила ты одна
Между правдой и ложью?

Что останется мне,
Если вдруг не осталось
Тех заснеженных дней,
Где о лете мечталось?

И, как в юности, пусть
В дым сгорают печали,
Я когда-то вернусь,
Но останусь едва ли.

Жизнь ценна по мелочам,
Утекая между прочим,
Зря Господь прощает нам,
Кто и каялся не очень.

Все плывет куда-то вдаль,
Под сиреневые тени,
Листьев желтую печаль
Осень в сердце мне постелит.

Тот, кто много потерял,
Знает больше бережливых,
Вот и я уже узнал,
Для чего поэты живы.

Сгинут верные друзья,
Как закончатся пирушки,
Удержать любовь нельзя
На заплаканной подушке.

Годы – камешки в воде,
Нерестится жизнь мечтами,
Ты скажи, в какой беде
Мост сгорел меж берегами.

Не жалей же, не жалей
Мне любви безлунной ночи…
Не ценил я мелочей,
Зря вот каялся не очень.

Ты мне пишешь все короче и короче,
Видно, сердце первым устает,
Я твое письмо читаю тихой ночью,
Зная содержанье наперед.

Ничего там нет от старой страсти,
Ничего от выцветшей любви,
Будто что-то свет от солнца застит,
Ты привычкой это не зови.

Ты, слова мне скинув на листочек,
Словно тополь лишнюю листву,
Для другого обнажила ночи,
Постелив багряную траву.

Все теперь и проще и сложнее,
Нежности твоей не узнаю,
Может, потому я стал нежнее,
Что душой с тобою не устаю?

Нанесло по прошлое сугробы
Неужели стали мы старей,
Но любовь – когда высокой пробы,
То и снег искрится от лучей.

Ты мне пишешь все короче и короче,
Ничего не слышно между строк,
Тополь мне печальное пророчит,
Что, как я, на свете одинок.

Я болен странною болезнью.
Случилось это и со мной,
Как будто горестную песню
Поет мне лебедь под луной.

Не много мне судьба наметит,
По грани прошлого скользя,
Родная женщина изменит,
Уйдут ненужные друзья.

Мы все живем куда-то мимо,
Теряя преданных людей,
Что жизнь – всего лишь пантомима
Из намалеванных страстей.

Терять вошло ко мне в привычку,
Лишь находить – не мой успех,
Кто без ключей – берет отмычку,
Кто без замков – счастливей всех.

Дрожали голые колени,
И сердце билось через раз,
Чем ты бывала откровенней,
Тем меньше правды было в нас.

И потеряв навеки радость
Простого кроя бытия,
Осел я молодостью в старость,
Где песня кончилась моя.

Болезнь сердечного порока,
Симптомы пишет мудрый рок,
Кто сердце выпеснил до срока,
Бессрочно будет одинок.

Я черпал до дна веселья
Дней, обласканных тобою,
А сейчас кружат метели
Над моею головою.

Ничего не видно в поле,
Воют волки в стынь бурана,
Я закрыл глаза от боли
После сладкого дурмана.

Обещала ты со смехом
Полюбить меня до гроба,
Только я вот не доехал
По наваленным сугробам.

Я давно с дороги сбился,
И пути не чуют кони,
Зря я раньше не молился,
Зря сейчас молитву вспомнил.

Далеко теперь до дома,
Сгину к черту по дороге,
Вязнут в гибельной истоме
Обмороженные ноги.

Кони упряжь рвут на части,
Коренник на вой косится.
Кто хоть раз горел от счастья,
Замерзать не побоится.

И засыпет свежей пудрой
Кудри, русые когда-то,
Как найдут меня наутро
На полу моей палаты.

Бывает,

Любовь без ласки пропадает,
Как потемневшая звезда,
Что, на рассветном небе тая,
Мерцать не сможет никогда.

Бывает,

Что друг последний изменяет,
А улыбается в лицо.
Пусть это много не меняет,
Но тухнет жизнь от подлецов.

Бывает,

Чужой чужому помогает
Не за награду – в этот век,
Не благодарности желая,
А потому что – человек.

Бывает,

В бою затвор вдруг заедает,
И кажется, уже кранты,
Но новобранец выручает,
Прикрыв от пули со спины.

Бывает,

Надежда первой умирает,
И кто там есть на небеси —
Но ничего не помогает,
Как Бога сильно не проси.

Бывает,

Гармонь по-дьявольски играет,
Чтоб каждый душу заложил.
Ведь что на свете не бывает,
Такого просто не бывает,
Чтоб русский песню не любил.

Мы что-то слишком часто лжем
Врагам, друзьям, знакомым, людям,
Себе, себя же жжа живьем,
И тем, кого нечестно любим.

И, привыкая к легкой лжи,
Не сразу, медленно, но верно
Становится ровнее жить
Без правды маленького крена.

Со временем до мастерства
Доходит легкое уменье,
И вот уж частью естества
Сидит в нас обессовестленье.

И над наивностью смеясь
Людей, от Бога беспорочных,
Себя мы втаптываем в грязь
Обманов липких и непрочных.

И те, кто так же лгал тебе,
Пусть сожалеть о том не станут,
Ведь правда о твоей судьбе —
Что в главном ты уже обманут.

Привыкшим всей душой кривить,
Всем уготовлена потеря,
Что вряд ли можно возместить —
Ведь тот, кто лжет, – не может верить.

Несравненная ты, несравненная,
Для тебя лишь мерцает Вселенная,
Для тебя море ласково плещется.
Любишь ты, или только мне грезится?

Синеокая ты, синеокая,
То ли близкая, то ли далекая,
Как рябина стройна, как березонька,
Где-то ходишь одна-одинешенька.

Драгоценная, словно хрустальная,
Не веселая ты, не печальная,
Как посмотришь, то сердце заводится,
Да тропиночки наши не сходятся.

Ты скажи мне, скажи мне, красавица,
Что любовь у тебя называется,
Но не скажешь ни громко, ни шепотом,
Лишь улыбкой одаришь, как золотом.

Ты не хмурь свою бровь соболиную,
То казня, то зачем-нибудь милуя.
От тебя не уйду, как из плена я,
Несравненная, о несравненная.

Поэту многого не надо,
Ни шумной славы, ни фанфар,
Ни блеск сомнительной награды,
Ни денег призрачный угар.

Поэту лишнего не надо,
Гореть, хоть свечкой, но гореть,
И чтобы с милой греться рядом,
Которой дан талант терпеть.

Поэту русскому не надо
Чужих идей пустой Грааль,
Россия – вот его отрада,
Россия – вот его печаль.

Хоть искушений много рядом,
Но перед тем, как умереть,
Поэту многого не надо —
Стихом народ свой обогреть.

Любовь всегда имеет цену,
Ее мы платим, словно дань,
Прощеньем, подвигом, изменой,
Душой, искромсанною в рвань,

Стихами, пьянкой до изжоги,
Разбитой в драке головой,
И возвращеньем с полдороги,
И сердца порванной струной,

И покаяньем, исступленьем,
Истерик мутною волной,
Молитвой, бунтом, преступленьем,
Пожаром, пламенем, золой!

Я не одну порушил стену,
Расправив ширь пернатых крыл…
Любовь всегда имеет цену,
Но, видно, я недоплатил.

Жизнь свое забирает строго —
Ничего не проси у людей,
И немного проси у Бога —
Умереть наперед детей,

Умереть наперед любимой,
Приказать долго жить друзьям…
Даже смерть может быть счастливой,
Если жизнь изменила вам.

Пусть никто не запомнит злое,
Пусть хорошее отболит…
Покрывало свое золотое
Осень стелет на мой гранит.

Не снимай ты его, не трогай,
Так уютней душе, теплей.
Я свое получу от Бога,
Ничего не взяв у людей.

Разгулялся ветер в чаще,
Только ясень – недвижим,
Мы чужим прощаем чаще,
То, что близким не простим.

Так и ты вот не простила
Мне любовного огня.
В сердце чувств иссякла жила,
Что слепила так меня.

Много золота снаружи,
Нету золота внутри,
Я тебе уже не нужен,
Как рассвету – фонари.

Постою еще немного,
Через слезы веселясь,
Кто прощает – любит Бога,
И прощается, смеясь.

Вот и я теперь – как ясень
На ветру среди дорог…
Тот, кто любит, – тот прекрасен,
Кто прощает – одинок.

Я теперь не пишу о прекрасном,
Я теперь не пишу о былом,
Слишком часто я дергал напрасно
Наши души с набрякшим брюшком.

Только мне не до сна, не до жира,
Зря не взводят послушный курок,
Знать – не зря я настраивал лиру,
Натянув тонкий нерв на колок.

Если петь, то добыть главных истин,
Не молчать, доказать, убедить,
Если петь – чтоб не слышен был выстрел,
Чтоб не сразу несли хоронить.

Пусть поплачут над гробом чужие,
А родные со свечкой замрут.
Если петь – то терзаться Россией,
Чтоб потом успокоиться тут.

Мне под водку резвилось прекрасно,
Трезвым сразу полез на рожон,
Если не был ты в песне опасным,
Был курок тот напрасно взведен.

Так, как я, так пьет не каждый,
Оттого мечусь во сне,
Вот и Берия однажды
Мне привиделся в пенсне.

Он, блеснув очками строго,
Щуря мудрые зрачки,
Вдруг сказал: «А все-таки много
Было пользы от ЧеКи.

Дисциплина, хоть какая,
На Руси всегда нужна.
Без нее народ, как стая —
Что самой себе страшна.

Лили вражью кровь, как воду,
Только нужных берегли,
Чтоб советскому народу
Помогали, чем могли».

Я ему: «Да Сталин в зоны
Чуть не полстраны загнал».
– А доносов миллионы
Тоже Сталин написал?

Это наш народ советский
Кровь с чернилами смешал,
И погнали по «железке»
Ваню на лесоповал.

На расстрел вернется мода,
Нам без страха – никуда.
Я и сам как враг народа
Был расстрелян без суда.

Я очнулся спозаранку,
Хлопнул рюмку – не дрожу,
Но с тех пор я на Лубянку
Даже пьяный не хожу.

Я стою на сцене, у обрыва,
Кто там, в этом зале, в темноте,
Ждут чего – душевного порыва
Или кислорода в духоте?

Я сюда пришел стрелять по душам
Не свинцом, а словом из свинца,
Кто-то встал уже – не хочет слушать,
Значит, я промазал по сердцам.

Может и попал – в броню из стали,
Равнодушье – что бронежилет.
Нынче те опасливые стали,
Брезгует кто сдачей за билет.

Если мы с штыком перо ровняем,
У меня трехгранный русский штык,
Капли пота гильзами роняя,
Я срываюсь на охрипший крик.

Я хочу всего задеть, не ранить,
Отстреляюсь – сразу замолчу,
Но стекает вниз по острой грани
Жир из душ, похожий на мочу.

Темнота коварна, глаз не видно,
Я один на бруствере стою…
Остаются те, кому обидно
За державу ржавую свою.

Не гадай ты мне, гадалка,
Что ты знаешь о судьбе?
Ведь меня не будет жалко
Ни любимой, ни тебе.

Ты оставь в покое карты,
Что там знают короли,
Рыцаря – ни щит, ни латы
Не спасают от любви.

Что на левой, что на правой —
Знак в ладонях роковой, —
Что ты можешь знать о славе,
Обвивающей петлей?

Не гадай ни так, ни этак,
Разве видишь ты в душе?
Богом русскому поэту
Все нагадано уже.

Кому на гроб – одну лишь землю,
Кому – с цветами пополам,
И что я в жизни не приемлю —
Доверил пламенным стихам.

Они не просто лезут в уши,
Они как кнут, розга, вожжа —
Согреть ведь вымерзшие души
Нельзя, сердец не обожжа.

Кому-то хочется покоя,
Мошны набитых животов,
И этих, сдавшихся без боя,
Ждет плен безбольных сытых снов.

Но тот, кому тревожно спится,
Кому еще не все равно,
В том будет хлебом колоситься
Стихов проросшее зерно.

Мне нелегко остаться целым,
Мне не досталась тыла бронь,
И я стираю пыль с прицела,
Чтоб вызвать на себя огонь.

Я критикам своим не внемлю,
Что ценят только рифмы вязь,
И мне поэтому – не землю,
На гроб лопатой кинут – грязь.