Владимир Гуркин - Любовь и голуби (сборник)
СОФЬЯ. Давайте.
АЛЕКСАНДРА (Анне). Нельзя тебе! Ты что?
АННА. Я на язык, для вкусу.
Выпили.
СОФЬЯ (Жене). Поела? Иди в дом к Витьке.
АЛЕКСАНДРА. Путь еще пожует. Или наелась?
ЖЕНЯ. Угу.
СОФЬЯ. Взрослые сидят, матерятся… Уши развесила. Иди.
Женя пошла в дом. Идет медленно, нехотя.
ПЕТР. За мир, значит… (Посмотрел на стакан и допил до конца.) С войной надо как-то управляться.
АННА. Кого делать?
ИВАН. Родину, Нюр, родину защищать… пора. Че сидеть? Да, Петр?
АННА. А-а. Но. Еще самогону? Я сбегаю.
СОФЬЯ. Хватит-хватит. И есть еще… Не пьяницы же. Саня, Ваня, спойте лучше. Давно не пели.
АННА (сразу). Про казака!
ИВАН. Какого? Их много.
АННА. Где доска сломалась.
АЛЕКСАНДРА. А-а… Ванька, заводи.
СОФЬЯ (Жене). Ты здесь еще?
ЖЕНЯ. Мам, можно песню послушать?
СОФЬЯ (смеется). Вот че с ней делать?
ПЕТР. Доча, иди ко мне.
Женя быстро села к отцу на колени, обняв его за шею, другой обняла мать.
СОФЬЯ. Послушай и сразу в дом.
ЖЕНЯ (с готовностью). Угу.
СОФЬЯ. Давай, Иван… Саня.
ИВАН (поет). Шё-о-ол ка-а-а-азак через речку домо-о-ой,
Шё-о-ол до-о-омой молодой, холостой,
О-о-бло-о-омилась доска,
По-одве-е-ела казака…
Появился Римас. Хотел было выйти к поющим, но придержался за углом дома, решив дослушать песню. Закурил.
ИВАН. …За-аче-ерпнул он воды
Са-а-погой!
Обняв мужа, вступила Александра. Поют привычно слаженно. Хорошо поют.
ИВАН, АЛЕКСАНДРА. О-о-бло-омилась доска,
По-о-две-е-ла казака —
За-ачерпнул он воды
Са-а-пого-о-ой!
Когда песня кончилась, все молчали, боясь сбить возникший сладостно-тревожный тон. Зашло солнце, утягивая за собой последний свет заката. Набирало силу слабое мерцание первых звезд. Издали раздалось едва слышимое блеянье коз.
АЛЕКСАНДРА (прислушавшись). Ваня, не наши бекают?
ИВАН. Тося… А счас Катька.
АЛЕКСАНДРА. Доиться просят. Допивайте, ребяты, остатки, пора идти.
СОФЬЯ. Посидели б еще.
АЛЕКСАНДРА. Козы, слышишь, надрываются. Доить надо.
АННА. Пока светло. Да?
АЛЕКСАНДРА. Конечно.
ИВАН (наливая последнее Петру и себе). Тогда за вас, бабы. Лучше вас на свете нет.
Мужики выпили.
АЛЕКСАНДРА. Нюр, бери посуду, поможем Соне.
Собрав все со стола, кроме не выпитого Анной стакана, женщины уходят в дом. Александра приостановилась на крыльце.
АЛЕКСАНДРА. Вань!
ИВАН. Оу?!
АЛЕКСАНДРА. Шайки-то в бане забыли! И Нюрину, и нашу! Сбегай, принеси! (Ушла.)
ИВАН. Тю ты, ек комарок…
Убежал в огород к бане.
Петр подошел к сараю, поправил на стене косу и, расстегивая ширинку, с опаской глядя на крыльцо, потрусил к углу дома, где, сидя на корточках, курит Патис.
РИМАС (вовремя заметив пристроившегося было облегчиться на него Петра, шарахнулся в сторону). Т-ты что?!
ПЕТР (от неожиданности взмахнув руками). А?! Итит твою!
РИМАС. Елки-палки… Прицелился… Ладно, ничего.
ПЕТР. Патис?
РИМАС. Хорошо милицию встречаешь.
ПЕТР. Так я… А ты чего тут?
РИМАС. Радио дома нет – пришел вас послушать.
Небольшая пауза.
ПЕТР. И как?
РИМАС. Что?
ПЕТР. Радио. Понравилось?
РИМАС. Заслушался. Чуть под твою брызгалку не попал. С Краснощековым гуляешь?
ПЕТР. С ним.
РИМАС. Закуришь? (Протянул Петру папиросу.)
ПЕТР. Давай. Римас Альбертыч, ты, правда, чего тут делаешь? Спичку дай.
Появился Иван с двумя цинковыми тазами. Положил их на лавку, взял стакан с самогонкой, хотел выпить, но, услышав голоса, прошел к углу дома.
РИМАС. Сейчас-то облегчись. Не терпи.
ПЕТР. Расхотелось.
ИВАН. О! Патис! Здоров, Римас Альбертыч!
Римас кивнул.
Женька сказала, был ты, убежал. Чего? Мог бы попариться…
РИМАС. Некогда.
ИВАН. Ну раз некогда… давай.
РИМАС. Что давай?
ИВАН. Я почем знаю. Ты… с повесткой, наверное… Или как? Правильно, Петь?
ПЕТР. Если на фронт – повестка… А чего еще?
ИВАН. Мы уж было подумали – забыли про нас.
Небольшая пауза.
РИМАС. На арест не повестки – ордера выписывают.
ПЕТР. Какой арест?
ИВАН. На фронт когда?
РИМАС. А как стемнеет. (Помолчав.) Приехали за вами. Из органов. Госуправление безопасности. (Ивану.) Понял?
ИВАН (не сразу). Из органов? Губисты… Понял.
ПЕТР. А где они?
РИМАС. У председателя догуливают. В три ночи за тобой, потом к Краснощекову… пойдем.
ИВАН. Ко мне?
РИМАС. К тебе. Как стемнеет, уходите… Чтоб никто не видел.
Пауза.
ПЕТР. Бумагу, что ль, накатал кто?
РИМАС (кивнув). Бумагу. Не одну.
ИВАН. Кто?
РИМАС. Не ясно кто?
ПЕТР. Губарев?
Римас не отвечает.
Римас… В чем обвиняют?
РИМАС. Разное. Жучок в муке… Шесть мешков. Было?
ПЕТР. Вот гадина! Он же сам из муки всю березу выкинул!
РИМАС. Какую березу?
ПЕТР. Ветки! Обшкуренные…
ИВАН. От жучка они. Если ветка в муке, с ней – хоть десять лет – ничего не сделается. И никаких жучков.
ПЕТР. А этот долбень – председатель, мать вашу – взял и всю березу выкинул… Никому ничего не сказал. Конечно, жучок появится.
РИМАС. Подумал, наверное, что мусор?
ПЕТР. А там есть, чем думать? Не знаешь – спроси.
РИМАС. А с фермы зачем весной прогнали? Побили зачем?
ИВАН. Дак он пьяный к дояркам в трусы полез! И глядеть на него?
РИМАС. А бить-то зачем?
ПЕТР. Да не били его.
ИВАН. За шкирку взяли и вытащили с территории. И все!
РИМАС. Вот вам и вредительство, вот вам и заговор… против местной советской власти.
Помолчали.
ИВАН. Петь, надо было нам первыми бумаги двигать.
ПЕТР. Надо было, да не та кобыла.
Пауза.
РИМАС. Как до Молотова доберетесь? Машин нет, пешком… В семь утра эшелон с добровольцами отходит. Не успеете.
ИВАН. А если по реке до Дивьи?
ПЕТР. На веслах?
ИВАН. А че? Вдвоем, по течению, без остановки… Догребе-о-ом!
РИМАС. Часа два… От Дивьи лесовозом. Лесовозы всю ночь в город ходят… Тогда успеете… Можете успеть. Женам скажите, когда спрашивать у них начнут губисты – где вы, что вы? – пусть не врут. Правду пусть говорят… Мол, на фронт все время рвались, вот и убежали. Ясно? Пойду, а то хватятся…
ИВАН. Римас Альбертыч! (Протянул стакан.) Альбертыч…
РИМАС. Лодка на ходу?
ИВАН. Хоть до Астрахани. Недавно с Петром смолили.
РИМАС. Софье с Александрой строго накажите – пусть не крутят насчет вас. Те все равно узнают, а им потом – слезы. (Выпивает.) Прощаться… Провожать к реке… (Возвращает стакан.) Не вздумайте. (Уходит.)
ИВАН (с удивлением). У него же язва! Непьющий же! Полный стакан жахнул! Гляди!
ПЕТР (спохватившись, вслед Патису). Спасибо!
Из дома вышли Анна и АЛЕКСАНДРА. Взяв тазы с лавки, идут со двора.
АЛЕКСАНДРА. А где мужики наши?
ИВАН. Здесь! (Петру.) Так чего?
ПЕТР. В одиннадцать у твоей лодки.
ИВАН. В одиннадцать. Давай.
ПЕТР. Документы не забудь.
Петр остался один. Прошелся по двору, заглянул в окно дома, легонько постучал. Присел на крыльцо.
СОФЬЯ (выйдя на крыльцо). Ты стучал?
Петр смотрит на жену.
Что? Петь, ну что?
ПЕТР. Иди сюда…
Картина третья
В доме Краснощековых. Тихо. Постукивают ходики. На столе недособранный вещмешок, слегка притушенная керосиновая лампа. Из соседней комнаты послышался резкий скрип кровати, негромкие быстрые голоса, шлепанье босых ног. Появились Иван и Александра. Они в исподнем, начинают торопливо одеваться.
АЛЕКСАНДРА. Все же таки дотянули…
ИВАН. Ниче, в самый раз… Сколько там на ходиках?
АЛЕКСАНДРА. Не вижу…
ИВАН. Лампу прибавь.
АЛЕКСАНДРА (прибавляя фитиль в лампе). Залью счас ее…
ИВАН. Кого?
АЛЕКСАНДРА. Лампу, кого… (Вытирает глаза от бегущих слез.)
ИВАН. О! Че они у тебя не кончаются-то, слезы-то? Целый час ревешь, а не кончаются… А, Шуренок? (Помогает управиться со слезами. Крепко обнял.) Родник у тебя там, что ли, забил или еще какой источник? Озеро какое-нибудь… Где воды стоко берешь?
АЛЕКСАНДРА. Правду Соня сказала – не к добру смеялись. Она, как мама – все чует. Целый день веселились… Не к добру хохотали, ясно теперь.
ИВАН. Узнать бы, кто нам войну эту… нахохотал? А идти надо. Рано или поздно… Шур, пол-одиннадцатого… Тридцать минут еще…
АЛЕКСАНДРА. А дорога?
ИВАН. Че там… Пять минут к реке спуститься. А, Шур?
Начинают быстро раздеваться.
АЛЕКСАНДРА. Да рубаху-то уж не снимай… Ладно уж… (Ведет Ивана в спальню, но в дверях останавливается.) Вань! Мешок недособрали! Одевайся! Быстро!
