Любовь Столица - Голос Незримого. Том 2

О, друг, что вижу я? Венки не сплетены!
Ты разве позабыл, что мы идти должны
На праздник? Ах, Тифон! С тобой мы не плясали
Уж так давно, давно… С осенних вакханалий!

Да, и достались же мне пляски эти… Ух!
Казалось, после них, что испущу я дух!

То не грозит тебе. Ты средь людей счастливец!
Но встань же, выпрямься, прелестный мой ленивец,
Красавец стройный мой. Попробуем, давай,
Наш танец повторить. Ну, что же? Начинай!

Сейчас, сейчас.

Ой, как дрожат поджилки!

Не заставляй просить! Ведь ты – танцовщик пылкий.
Когда всех прочих ты усердьем превзошел!

Да, помнится…

Скакал я, как хромой козел,
Вдобавок бешеный.

Смеялись все вакханты, —
Так ловко прыгал ты, склонял так гибко стан ты
И вдруг небрежно пал, как светлый бог в венке.

Пожалуй…

Вывихнул я ногу при прыжке!

Я жду, возлюбленный! Упрямец! Ты недвижим…
А если, приклонясь к кудрям янтарно-рыжим,
В ушко румяное я попрошу о том?
(Делает, что говорит)
Мне не откажешь ты? Иль разлюбил?

Начнем.

Вот это зрелище! В театр ходить не надо,
Плешивый Дионис и шалая мэнада!

Помилуй! Не могу… Я умер… Я мертвец…

Что за невиданно-блистательный конец!
Упал нарочно ты?

Ничуть: сказался вывих!
Ох, Эос, брось меня для молодых, красивых…

Он не безумен ли?

Нет, – просто слишком стар,
Чтоб принимать любви твоей горячий дар!
Не веришь? Так гляди хотя б на эту челюсть, —
В ней зуб всего один и черный… Правда, прелесть?
На эту голову взгляни, глаза утешь:
Какая круглая и розовая плешь!
А худоба его, морщинистость, сутулость, —
Любуйся и на них!

О, я как бы очнулась
От чьих-то страшных чар и злого волшебства…

Те чары принесла шальная тетива
Эрота одного, что, очевидно, спятил, —
И о любви навек твердит теперь, как дятел!

Как я его могла любить хотя б и миг?
Оставь меня скорей, несчастнейший старик!

Благодарю тебя за это милосердье!
Похлопочи еще у Зевса, чтоб бессмертья,
Что мне так тягостно, лишил Тифона он.

Расторгнут наш союз – и ты его лишен.

Хе-хе! Теперь пойду, разлягуся удобно
И буду сочинять себе стишок надгробный!

Как я обманута! И пусть теперь снята
Повязка с глаз моих, но в сердце – пустота…

Зато кругом тебя леса, как встарь, не пусты:
Там, что ни шаг, везде – охотник алоустый.
Так выбери ж скорей любого – мой совет!

Чтоб полюбить на миг?

Другой любви же нет!

ЭОС, взволнованная, удаляется.

Итак, я выиграл заклад,
И досверкает лишь закат, —
Сойдусь я с тем Эротом – плаксой,
Что зря в борьбе со мной напрягся!

Который раз иду я этой же дорогой
В тот портик мраморный, где под белейшей тогой
Лежит любовник… нет! возлюбленный лишь мой —
Он, вечный юноша, земной и неземной!
И каждый раз живит меня надежды трепет,
Что он пробудится, и встанет, и раскрепит
Камею строгую у моего плеча…
Но, нет! Всё дремлет он, чуть слышно лепеча…

То поступь милая иль тихий шелест бука?
Селена! Это ты? Склонись ко мне, баюкай…
Пусть голос твой звенит, как серебристый систр,
И сон мой сладостный не будет слишком быстр…

Эндимион, взгляни! Я принесла со склонов
Фиалок голубых и алых анемонов.
Эндимион, привстань! Я приношу, любя,
Тебе невинность всю и пламенность… себя!
Проснись, Эндимион!

Кто плачет здесь бесшумно?
Ты, милая? Люблю… И сплю…

Как я безумна!
Пускай светильник чувств моих неугасим,
Мои надежды вновь развеяны, как дым.

Селена! Что тебя, счастливица, печалит?

Я счастлива? О, нет! Мой кубок счастья налит,
Но я к нему досель не приложила губ.
Вот я лобзанья лью, но распростерт, как труп,
Любимый мой, а сам – такой розоволицый,
Такой пленительный! И бесконечно длится
Мое томленье…

Всё ж, как это ни зови,
То упоение чистейшее любви!
А выпив кубок свой, поверь, как он ни сладок,
Ты ощутила бы горчайший вдруг осадок.

Не может быть, эрот! На друга поглядев,
Меня бы понял ты.

То – заблужденье дев,
Ему принадлежа, сама б ты поразилась,
Как это дивное лицо бы исказилось,
Как изменился б взор, внезапно мутным став,
Как запеклись уста…

Быть может, ты и прав.
И счастье лишь в одном…

Томленье поцелуя…

Где ты?

С тобой. Всегда. О, спи… Тебя люблю я!

Итак, я выиграл пари,
И в первых проблесках зари
Найду насмешника – Эрота,
Что оскорблял меня без счета!

Вот я, хоть и темно еще!
Как настроенье?

Хорошо.
Меня разнежил мрак лазурный…
Твое же?

И мое недурно.
А я, признаться, ожидал,
Что духом ты совсем упал!

Мне духом пасть? Но отчего бы?

Да от исхода нашей пробы.

Я, право, не пойму тебя!

Коль ты забыл, напомню я.
Тому назад уже полвека
Ты сумрачного человека
С богиней утра золотой
Соединил своей стрелой
И верил – будут прочны узы
Такого странного союза!

Я в это верю и теперь.

Ха-ха-ха-ха! Угодно – верь!
Но загляни сначала, комик,
В приют их – ивовый тот домик! —
Уже оставлен Эос он.
Там гордый некогда Тифон,
Теперь бессилен, жалок, брошен,
На листьях дрыхнет, горсть горошин
Пустыми деснами жует
И с нетерпеньем смерти ждет!

Ну, что поопустились крылья?

Негодный! То твои усилья.
Ты Эос вымолить внушил,
Чтоб жизнь он вечно сохранил,
Не досказав: храня и юность…

Не отопрусь. Куда я сунусь,
Не миновать уж там разлук!
Что ж? Отдавай же мне свой лук!

О нет! Мне самому он нужен.
Ты ж не останься безоружен!

Как так? Вот в голову придет!

Теперь напомнить мой черед.
Тогда ж, тому назад полвека
Ты трепетного человека
С богиней ночи голубой
Соединил своей стрелой
И думал – будут слабы путы
Такой любви, любви минуты!

Я так же мыслю и сейчас!

И ошибешься… в этот раз!
Смотри же ты, о скептик смелый,
На храм тот маленький и белый!
Селеною построен он,
И там лежит Эндимион,
Такой же любящий, любимый, —
И с нежностью непостижимой
Богиня к дремлющему льнет
И пробужденья страстно ждет…