Пётр Лонгин - Путешествие в Эдем
В этот момент гражданин Антонов-Овсеенко монументально подымает голову к небу, и тут невидимый воробей загаживает ему пенсне. Иван фыркает и давится от смеха. К Ивану сзади подкрадывается 1-й урка, хлопает его по левому плечу и, пока Иван оборачивается, заходит с другой стороны, хватает винтовку и тянет к себе. Иван не поддаётся. Состязания по перетягиванию винтовки прерывает подошедший 2-й урка с красным бантом на груди. 2-й урка старше, солиднее и явно «авторитетнее» первого. 1-й урка резко отпускает винтовку, Иван падает.
2-й УРКА Ша, мальчик!..
1-й УРКА Ба… Какие люди на свободе!.. Прыщ!
2-й УРКА Не Прыщ, а товарищ Прыщ!.. (показывает на красный бант) Оставь винтарь в покое! Это оружие не для нас.
1-й УРКА Но…
2-й УРКА (проникновенно) А что ты скажешь о новеньком… чёрненьком… пахнущем свеженькой смазкой… волыне системы Нагана… (поигрывает револьвером перед носом коллеги)
1-й УРКА (пытаясь ухватить револьвер) Сколько?
2-й УРКА (вырывая револьвер) Совершенно бесплатно…
1-й УРКА Где?
2-й УРКА Тут рядом, во дворце Кшесинской… Я дам рекомендацию…
Иван внимательно прислушивается.
1-й УРКА Куда?
2-й УРКА В большевики!.. Понял? Они всем своим наганы выдают…
Иван вмешивается в разговор.
ИВАН Эй, товариш-ши, возьмите меня с собой!
1-й УРКА Хиляй, служивый, от нас подальше…
2-й УРКА Уж больно от тебя окопом воняет… (зажимает нос)
ИВАН Хорошо, хорошо…
Иван отступает на пару шагов и идёт следом за урками.
1-й УРКА А меня примут?
2-й УРКА Не смеши меня, мальчик!.. (сурово, как на допросе) Происхождение?!
1-й УРКА (На мгновение остолбенев, заливается хохотом) Дворянское столбовое! Рожден на Охте, во дворе, за дровяным сараем!..
2-й УРКА (с юморком) О-о!.. Рабоче-крестьянское! (сурово) В тюрьме-на-каторге бывал?
1-й УРКА (Торжественно) Литера «Р»!.. Рецидивист!
2-й УРКА Не рецидивист, а пострадавший от царскому режиму!.. Кобу-налетчика знаешь?
1-й УРКА (презрительно) Кто Кобу не знает! Странный он..
2-й УРКА (усмехаясь) Так, он у них в паханах. Хоть и не в главных… Мне лично рекомендацию в партию давал… Да, и общак у большевиков — о-го-го… (сурово, как на допросе) Чем промышляешь?
1-й УРКА Чем-чем… Гоп-стопом, гоп-стопом и ещё раз гоп-стопом!
2-й УРКА Смени «феню», мальчик! Теперь у нас не «гоп-стоп», а «экспроприация»!.. То же самое, но как идейно обоснованно…
Урки, смеясь, идут во дворец Кшесинской. Иван — за ними.
ИВАН (снова запевает)
По Питеру всё дальше
Идёт Мошонкин Ваньша…
Причём, учти,
По верному пути!
Эх, мать моя — крестьянка!
Про всю, про жисть-жестянку,
Спрошу, придя,
Я батюшку-вождя…
Избавь, товарищ Ленин,
От классовых сомнений!
Ильич!.. Ильич!..
Всю правду расталдычь!
Глава шестая. ВЕЧНЫЙ ДВИГАТЕЛЬ НАСЛАЖДЕНИЙ
Митингующийся народ молча лузгал семечки, с ленивым любопытством вслушиваясь, о чём вещал с балкона лысый сердитый оратор, не умеющий, при случае, даже правильно выговорить фразу «фаршированная рыба, товарищи!». В толпе митингующегося народа торжественным полушопотом эту фразу передавали друг другу уже в нескольких местах.
— Това-ищи! — говорил сердитый докладчик, — Тъебуйте отставки буйжуазного Въеменного Пьявительства!.. Миы — хижинам, война — двойцам!.. Вся власть Советам Ябочих и Солдатских Депутатов!.. Фабъики — ябочим, земля — къестьянам, миы — наёдам! Каждому голодному — хлеба, каждому бездомному — двойец, каждому ябочему — станок, каждому къестьянину — лошадь, каждой лошади — сено, каждому сену — собаку, каждой собаке — кость, каждой блохе — тоже собаку!.. Да здъявствует социалистическая еволюция! У-я!
«Может, и не фелшер даже. Может, даже натуральный цельный дохтур!» — помечталось Ивану, глядящему снизу на суетливого и малопрезентабельного лысого фелшеришку.
— Ничё не понимаю, — встрепенувшись, сердито поморщился Иван, пытаясь понять, о чём идёт речь, — Мобуть, поближе подойтить?…
Пока Иван, колотя винтовкой по спинам митингующихся и по-деревенски слегка вычурно при этом раскланиваясь и извиняясь, пробирался к входной дворцовой двери, митингующийся народ что-то трижды хором проорал, прогалдел и, гудя бодрыми, громкими, решительными, но уже приватными голосами, незаметно и решительно куда-то рассосался.
Заветная входная, красивая как конфетка, дверь перед самым носом Ивана вдруг резко распахнулась, и от удара по лбу Иван присел на брусчатку. Из распахнутой двери показался товарищ Эйно Рахья с двумя револьверами наизготовку. Не обратив излишнего внимания на ушибленного дверью Ивана, он осмотрелся, обернулся и поманил кого-то рукой. Вслед за Рахья из особняка быстрым шагом вышли товарищи Ленин, Зиновьев с раскрытым блокнотом, в котором он что-то строчил карандашом, и семенящая за ними следом Мария Ильинична Ульянова с бутербродами на подносе. Кавалькада миновала ошарашенного Ивана и направилась в сторону переулка.
Ивану оставалось только подняться с брусчатки и шагнуть в открытую дверь…
Старший матрос Поршман в этот момент нёс своё революционное дежурство за письменным столом в бывшем гардеробном зале с зеркалами, прикидывая в уме варианты, как провести эту дежурную ночь с наибольшей для себя пользой и удовольствием.
Дверь открылась, и в помещение буквально втолкнулся (или воткнулся) вооружённый трёхлинейкой и оловянным чайником, обескураженный Иван с красным лицом и вытаращенными глазами…
Ощущая себя при важном официальном исполнении, дежурный матрос состроил зверское лицо, глянув на вошедшего пристально и сурово, затем широко улыбнулся и, будто огрев плёткой коренного рысака, с места понёс в галоп…
— Ба-а, какие люди! — Ну, входи, входи, срань окопная, не бзди. Ну, здорово, что ль! Как там тебя?
— Нижний чин, Престолопоклонный Иван! — вставил Иван.
— Здравствуй, Иван!
— Здорово, товарищ!
— Флот пехоте не товарищ!.. Мы — братва! Дай-ка пять! Старший матрос Поршман-Боеголовкин, Феликс Давыдович! Для близких друзей и блядей — просто Феликс.
— Здравия желаем, товарищ Пеникс!..
— Здорово, Ванюша!.. Давай-ка почеломкаемся. Царский режим мандой накрылся, теперь все люди — братья!
— Ито, правда, браток! — согласился Иван, поспешно утерев себе лицо рукавом, — Давай, что ли, похристосуемся… М-м-м-м… Чмо! Чмо! Чмо!
Матрос, как вампир, впился в Ивановы губы, которые тут же онемели и утратили всякую чувствительность.
«Ха! З-з-з-з… Ч-вок! Ч-вак! Чу-фыкс!» — клокотало и булькало во рту у Ивана, где безраздельно хозяйничал огромный раскалённый язык, казалось, не только самого дежурного матроса Поршмана, но и всего революционного балтийского морфлота.
— Воистину того, товарищ Пеникс! — чуть не подавился воздухом полузадушенный Иван, когда матрос Поршман, с усилием неимоверным, оторвался наконец от своей жертвы.
— Х-х-х! Ф-ф-ф-ф-ф, — отдувался Поршман.
— Товарищ Пеникс… Браток, а ты, часом, куревом не богат? — робко поинтересовался Иван.
— Ф-с-з-з! Табаку, Вань, не держим…
— Ан, врёшь, браток… А гумажка на что?
— Дура… Это ж для марафету.
— Чаво?
— Ну, это… для кокаину, — качнувшись, Поршман направился к своему дежурному посту за столом.
— Ча-во? — оживился Иван, услышав интересное незнакомое слово.
— Да, для дури, деревня.
— Для ду-у-ури?.. — по-детски изумился Иван.
— А ты сам спробуй. Накося… Да, ты винтарь отставь, чайником не греми! Вот. Зырь на меня, — Поршман носом потянул из рассыпанной щепотки бумажной трубочкой белый порошок, крякнул и передал трубочку Ивану, — Потяни. Ну! Н-ну…
— Х-р… Б-хай! Б-хай! Бхек-к! Р-р-р-р… — болезненно отреагировал Иван, выпрямляясь над столом с испачканным белым кончиком носа.
— Ну? Н-ну? — настаивал Поршман.
— Х-хи! Х-х-хо! Бхек-бхек… Б-хе-хе-хек! Х-р-р…
— Н-ну-у?
— Х-р-р-р-р… Пропст!
— Как-как?
— Госпр! Х-р-р-р-р…
— А ты, Вань, как думал!
Слёзы брызнули из голубых Ивановых глаз.
— Про-поди-гос-сти! Х-р-р-р… Про-гос-сти-поди! Х-р-р-р! Х-р-р-р…
— Сивушки для полировочки, Вань? Чистый янтарь!
— Х-ха! Г-га… И-и-грэк-ха! Грэ-к-ха! Прос-ти, Гос-поди… Ик! Ик! От… И-и-и-и… Б-б-хай! Б-б-б-хай! Б-б-б-б-ха-ха— хай… Господи, прости… От-т, пробуровило, мать твою!
Поршман удовлетворённо откинулся на стуле.
— Вань, станцуем?
— Ажно, взопрел! Ф-ф-ф-ф, — обратил Иван свой светлый взор к потолку, ладонями размазывая слёзы на мокром круглом лице.
— Шинелку-то скидавай! Щас я тебя фрейлиной разодену — лебедя будешь представлять, — не унимался Поршман, — Вань, всё скидавай!
— Батюшки… Хто ето? В углу стоить, зубьми лязгаеть? — встрепенулся Иван.
— Штаны, штаны сымай!
