Иннокентий Анненский - Фамира-Кифарэд
Шелест в траве, потом:
Тонкий голосНе менада…
Ореада…
На свиданье собралась,
Вся цветами убралась.
С кифарэдом, с кифарэдом…
Вот и он из рощи следом…
СЦЕНА ШЕСТНАДЦАТАЯ
ПЫЛЬНО-ЛУННАЯ
Фамира и Нимфа. Хор невидимый и рассыпанный по траве и кустам. Фамира хочет подойти к Нимфе, но, смущенный ее нарядом, отступает, потом, справившись с собою, подходит к ней и хочет обнять ее. Но Нимфа стоит неподвижна. Она вся ушла в глаза.
ФамираРодимая… Простила ль ты Фамиру?
На исповедь тяжелую твою
Он отвечал холодным недоверьем…
О, мне не надо знаков.
Только мать
Без зависти дает такое счастье
И слез своих не помнит…
Пауза.
Нимфа (чуть слышно, с хрипотой в голосе)Я делю
Твою удачу, сын мой. Победитель…
Удачу, ты сказала? Но с какой
Победою меня ты поздравляешь?
Ты шел на бой.
Да, в самом деле, шел
Бороться я, как на песке, и потный
Тебе доспех доставить.
Но турнир
Не состоялся, Нимфа.
Отступил ты?
Я отступил.
Из травы, тихо:
Вот тебе раз…
Ай да Фампрас!
Ты ж вызывал ее
И говорил, что счастлив…
Бесконечно…
Ты женишься на музе?
Нет, зачем?
А песни, а мечты твои… Когда
Мерещились и розовые пальцы,
И яхонты тебе…
О, я стыжусь
Минутного похмелья. Поцелуи
Волнуют кровь, и сладко, но от них
Гармония бледнеет, и в досаде
Она ломает руки и бежит
В дремучие леса — к косматым корням
И филинам глухим… Я не женюсь…
— Скрипач-то холостой?
— А как красноречив… Ума палата.
— Послушаем еще — постой!
— Палата-то палата,
Войдешь — так сразу озарит.
— Великолепно говорит…
— Да, хорошо, хоть больше для луны:
Все будто ей рассказывает сны
Витиевато, темновато,
Вобще — цветок без аромата.
О кифарэд! Скажи мне, в чем же это
Особенное счастье! И меня
Красивее ли муза?
Не заметил.
Я на закат смотрел, как розы там
Небесный путь засыпали, а ноты
Со струн ее кифары на стезю
Вздымались и дымились… Это были
Не вы и вы — не знаю, но грубей
Была б и тень. Иль это души были,
Не жившие еще? Иль формы их,
Слепив, разбил ваятель, чтоб потом
В отчаяньи зарезаться? Они,
Там розовый заняв и горний путь,
Созвездия сперва образовали,
Потом Змеей и Рыбой хоры их
И Обручем, и Лирой тихо-тихо
Задвигались, и нежная звезда
За нежною звездою загоралась
Над каждым из мечтаний — и кружилась,
И таяла в эфире вместе с ним,
Не изменяя ритму. Только точки
Воздушные остались под конец,
Да жадные глаза, чтоб золотыми
Соединять их нитями сквозь слезы.
Ты скажешь — бред?.. Да, до сих пор себе
Не объясню я, что со мною было:
Глядел ли я иль слушал? Облака ль
Там надо мной звучали, или струны
Рождали в небе формы, а закат
Был только нежной гаммой?..
Первый
Какой туман!.. от слов…
Да, для иных ослов…
По-моему, скорее кратер,
Прикрытый стылостью золы…
Как жаль на этот раз, что мы козлы
Или что он не наш, не сатир.
Вот побеждать учитесь у кого…
Где разобрать не можешь ничего,
Там женщина и видит божество.
А ореада-то растаяла совсем…
А, право, хорошо, что забрались сюда мы!
Еще такая речь — и от прелестной дамы
Останутся глаза — горящие две ямы
И двадцать бесполезных хризантем.
Во время этой паузы Фамира смотрит на небо, точно стараясь что-то припомнить. Нимфа смотрит на Фамиру горящими глазами, обмахиваясь, как веером, каким-то большим и бледным листом.
Фамира (повторяет)О, закат
Был только нежной гаммой.
Безраздельным
Я счастием владел. И не во сне…
Я чувствую, как к пальцам приливает
Из сердца кровь — там золотые пчелы
Соскучились по струнам… Сердце мне
Они давно щекочут бесполезно,
Но я не дам им воли.
В улей их,
Пусть ладят дом, — искусный, золотой
И сладостный…
Сравненье-то, козлятки, фу-ты ну-ты!..
Запомнить бы для сладостной минуты.
О, сладостный…
Все, чем я жил, что думал,
Осмыслялось, о Нимфа. Да, играл
Я иногда недурно… Но как мальчик.
Разохался, смиренник…
А турнир,
А очередь… Ты побежден, Фамира?
Я не играл. Не думай, чтобы их
Боялся я. Но бесполезны судьи
Меж музою и человеком. О,
Я побежден — ты видишь: нет кифары.
Пусть там они судьбу мою решат,
А струны мне Силен вернет с вердиктом
Или, скорей, со счетом за мое
Блаженство, мать, за сладость неуспеха.
СЦЕНА СЕМНАДЦАТАЯ
ЯРКО-ЛУННАЯ
Силен приходит довольно поспешно. За поясом по-прежнему чаши, и за спиной снова полный мех, в руках кифара. Фамира, Нимфа, Силен, притаившийся хор. Фамира, увидев Силена, невольно вздрагивает.
СиленТвой инструмент… в сохранности… прими
И сберегай на память.
О подруга,
Как мы давно не виделись! По мне
Скучала ль ты или Силену пели
Вы, чуткие?
Да, только и заботы,
Должно быть, у Силена, что пугать
Ворон его кифарой знаменитой…
Фамира берет лиру, но рассматривает ее с удивлением, жесты его странны; он не решается коснуться струн.
Что ж ты глядишь? Подруги не узнал.
Фамира опускает лиру.
Ах, милый мой царевич… Будто счастье
Все в музыке?.. Когда так гибок стан
И солнце-то над головой кудрявой
Полнеба не прошло. Неужто мир,
Тот дивный мир, что на кифару веет,
И мотыльком кружится, и горит,
И красками играет, и дымится
Над урной водомета, и поет,
И перлами да розами смеется,
Неужто ж он, Фамира, лишь затем
Достоин жить, и петь, и нежно веять,
И радовать, что черепахе ты
Медлительной когда-то перервал
Златую нить минут ее — и жилы
Ей заменил телячьими?
Я слов
Твоих понять не в силах… Я не знаю,
Что сделалось со мной. Силен… Зачем
Ты черепок мне отдал этот?
Отдал
Не черепок тебе я — но тебя
Неверная узнать не хочет…
Слушай
Иль это уж не пальцы больше, или
Под пальцами не струны? Разбуди
Меня, старик… Игрушек нам не надо…
О, возврати мне сердце, — так не шутят…
Я ничего не помню, что играл.
В начале речи Фамиры сатиры поднимаются: они собрались около корифея и с любопытством слушают Фамиру, разглядывая его лиру и следя за его неудачными попытками что-нибудь сыграть.