Эдуардо Де Филиппо - Ловкий ход
КЬЯРИНА. Что вам нужно от меня, донна Мати… Что хотите от меня?
МАТИЛЬДА (довольна). Молодец, вот это другой разговор. Вы уж извините, что я вам говорю это, но вы только что сами говорили такое, что унижало больше вас, чем меня. Да, конечно, я ваша подруга и люблю вас, и кроме того в матери вам гожусь. И вы должны ко мне относиться именно как к матери, а не к какой-нибудь дуре.
КЬЯРИНА (еще более взволнованно). Что вы хотите от меня… Что хотите…
МАТИЛЬДА. Поплачьте, станет легче. Вам сейчас надо, как говорится, вывернуть мешок наизнанку — отвести душу, доверившись человеку, кто вас понимает и любит.
КЬЯРИНА (настаивает прежним тоном). Что вы хотите от меня… Что хотите… Ведь это так просто и судить, и рассуждать, когда дело не касается собственных интересов. (Как бы передразнивая сплетничающих соседок) «Опять занималась своим делом… Сама того захотела… Она же не ребенок, в конце концов… А когда женщина не хочет… она запирается в доме и знает, как защититься …»
МАТИЛЬДА. Да ничего подобного. Ну, кто станет говорить это?
КЬЯРИНА. Говорят, донна Мати, говорят. Что мне уже за сорок… что в мои годы надо иметь голову на плечах… думать надо… (в искреннем убеждении) А вот думать, донна Мати, не получается. И в пятнадцать или тридцать, и в пятьдесят или семьдесят — никакой разницы. В любом возрасте, когда происходит то, что случилось со мной, не думают и не рассуждают. Более того, вообще теряют всякое желание рассуждать. (Медленно подходит движется к столу в центре комнаты и садится возле него. Матильда молча, нерешительно садится напротив. После недолгой паузы Кьярина продолжает свой монолог. Предположения, размышления, образы — все, что она приводит в свое оправдание, настолько возбуждают, что она ощущает себя персонажем какой-то необыкновенной сказки; и никогда не смогла бы признать, что является ее действительным персонажем). Кажется, что все легко, все возможно. Поэтому думаешь и о последствиях: и еще как думаешь! Нет, не слушайте, донна Мати, когда говорят: «В тот момент я уже ни о чем не думала!» Это неправда. Я, например, все понимала. И вовсе это не «тот момент». Прежде чем подойти к тому «моменту», я столько провела бессонных ночей, предвидя все. Просчитала пункт за пунктом добро и зло, все, что могло из всего этого получиться. (Перечисляя отрицательные моменты). Ведь я рисковала родить ребенка, которого отец мог и не признать. А мои отношения в семье, что скажет брат, что станут говорить люди, мой возраст. Но мне казалось, что все будет прекрасно, что все отнесутся ко мне замечательно. Думала о брате и говорила себе: ну, что может сказать Лоренцо, когда родиться ребенок? Для него это событие тоже будет радостью. И словно слышала, как Лоренцо скажет: «Кьяри, сестра моя, в нем ведь и моя кровь течет. Если отец не хочет признать свое дитя, неважно: у него есть я». Я представляла, как буду крестить его, мысленно нарисовала, какой в доме будет праздник, придет много друзей, вы, ваш муж, другие соседи…. И повторяла себе: «В сущности люди — они добрые и все понимают». Они будут говорить мне: «Кьяри, думайте о здоровье, ребенок — это всегда благословение божье… Вы столько страдали… Вы совершили мужественный поступок, молодец, Кьярина, мы все поддерживаем вас». Потом я думала: а вдруг случится, что ребенок не родиться. Не первой же я буду женщиной, которая выходит замуж и не имеет детей. Если повезет и ребенка не будет, значит, останусь такой, как и прежде… А подумав, что вдруг все и в самом деле окажется, как прежде, заливалась слезами. Такая тоска охватывала, такая горесть, что я как засыпала в слезах, так в слезах и просыпалась. Жить дальше без детей? А почему я не должна их иметь? Лишь для того, чтобы друзья, провожая меня на кладбище, сказали бы: «Молодец, Кьярина, она оставалась порядочной до последнего момента своей жизни». Те же самые друзья, которые смеялись у меня за спиной, издеваясь, что я не нашла мужа и осталась старой девой (разражается рыданиями).
МАТИЛЬДА (почти шутя). Ну, ладно. Жизнь на этом не кончается. Кому что суждено, то и случится. Послушайте меня, Кьяри, все, что сегодня кажется вам непоправимой бедой, завтра обернется радостью в вашем доме.
КЬЯРИНА (предвидя реакцию брата, робко восклицает). Лоренцо…
МАТИЛЬДА. Но простите, Кьяри, отчего вы так казните себя? Ваша история — самая обыкновенная в нашем мире. Ваш брат — художник. Человек интеллигентный, понимающий. Поначалу он удивиться и не исключаю даже, что будет недоволен, но потом здраво рассудит, и все изменится к лучшему. К тому же он сейчас в Америке… А когда вернется, тогда и увидим…
КЬЯРИНА (все время всхлипывая). Он уже вернулся. Прилетел в Рим и прислал телеграмму, что едет в Неаполь.
МАТИЛЬДА (не скрывая легкого испуга). Как, он может появиться тут в любую минуту?
КЬЯРИНА. Он должен был оставаться в Америке еще полгода, ему предложили там выгодную работу, но он очень тосковал, как пишет в телеграмме, и вернулся. И такое решение он принял внезапно, как всегда это делает.
МАТИЛЬДА. Вот ведь какая чертовщина получается…
КЬЯРИНА. Я потому и послала за вашим мужем, что хочу попросить его встретить брата на вокзале. Я же не могу туда пойти. Лоренцо не понял бы мое отсутствие, а с другой стороны, если он вдруг обнаружит меня в таком виде, его еще паралич хватит на ступеньке вагона.
МАТИЛЬДА. Если ему суждено это, так паралич случится и тут, когда вас увидит.
КЬЯРИНА (в альтруистском порыве). Зато хоть у себя дома!
АЛЬФОНСО (входит справа, за ним следует Мария, он осторожен и мрачен. Из-за нескромности служанки он, несомненно, в курсе дела. Подходит к женщинам, внимательно смотрит на них. Получив от жены выразительный взгляд, с каким обычно смотрят на тяжелобольных, говорит Кьярине). Синьорина Кьярина, вам нужна моя помощь?
КЬЯРИНА. Если это вас не затруднит. Приезжает мой брат из Рима скорым в девять тридцать.
АЛЬФОНСО (охотно). Встретить его?
КЬЯРИНА. Скажите, что я не пришла, потому что мне немного нездоровится.
АЛЬФОНСО. И больше ничего ему не надо говорить?
МАТИЛЬДА (грубо). А что еще ты намерен ему сказать?
АЛЬФОНСО (растерянно). Не знаю… Ну, может быть, на всякий случай как-то подготовить…
МАТИЛЬДА. К чему?
АЛЬФОНСО. К нездоровью синьорины Кьярины.
МАТИЛЬДА. Нет нужды, тут ерундовое дело.
АЛЬФОНСО (не очень уверенно). Так я пошел?
МАТИЛЬДА (резко). Когда скажу, тогда и поедешь!
АЛЬФОНСО (неохотно направляется к двери, потом передумывает и робко говорит). Я только немного подготовлю его… Подберу подходящие слова…
МАТИЛЬДА. Ну чего ты стараешься сверх всякой меры? Синьорина Кьярина просила тебя пойти на вокзал и встретить ее брата. Именно это ты и должен сделать! (передразнивая Альфонсо). Немного подготовлю… Подходящие слова…
АЛЬФОНСО (задетый за живое, отвечает непочтительно). Как же ты груба. И с годами становишься все злее. По-твоему, я не в состоянии выполнить деликатное поручение? Приезжает несчастный человек из Америки, не подозревая даже, какая беда, словно как гром среди ясного неба, обрушилась на его дом, и я, по-твоему, должен лишить этого беднягу утешения, какое ему может дать из бескорыстной солидарности верный друг?
МАТИЛЬДА (имея в виду замысловатую фразу мужа, выражающегося так сложно и многословно). Какой же ты зануда, Альфо!
АЛЬФОНСО (чтобы прекратить спор с женой, от которого все равно не будет толку, обрывает ее). Я пошел на вокзал. (Направляется к двери).
МАТИЛЬДА (нарочито равнодушно). Ты еще тут?
АЛЬФОНСО. Как ты груба, Мати! (выходит направо).
КЬЯРИНА (печально). Ваш муж тоже узнал…
МАТИЛЬДА (обращаясь к Марии, не сомневаясь, что не ошибается). Это ты сказала ему?
МАРИЯ. Он спросил меня об этом.
МАТИЛЬДА (возмущенная таким нелепым утверждением). Помолчала бы лучше! Как может человек спрашивать о том, чего еще совсем не знает.
МАРИЯ (искренне). У меня вырвалось.
КЬЯРИНА (сдерживаясь). Иди на кухню, иди. (Потом, едва горничная уходит, предвидя, как быстро повсюду распространится новость, с горечью замечает). Теперь будет говорить вся округа!
