Николай Языков - Стихотворения

                      Еще разыгрывались воды,
                      Не подымался белый вал,
                      И гром летящей непогоды
                      Лишь на краю небес чуть видном рокотал;

                      А он, пловец, он был далеко
                      На синеве стеклянных волн,
                      И день сиял еще высоко,
                      А в пристань уж вбегал его послушный чолн.

                      До разгремевшегося грома,
                      До бури вод, желанный брег
                      Увидел он, и вкусит дома
                      Родной веселый пир и сладостный ночлег.

                      Хвала ему! Он отплыл рано:
                      Когда дремали небеса,
                      И в море блеск луны багряной
                      Еще дрожал, — уж он готовил паруса,

                      И поднял их он, бодр и светел,
                      Когда едва проснулся день,
                      И в третий раз пропевший петел
                      К работе приглашал заспавшуюся лень.

                     Я помню: был весел и шумен мой день
                        С утра до зарницы другого…
                     И было мне вдоволь разгульных гостей,
                        Им вдоволь вина золотого.

                     Беседа была своевольна: она
                        То тихим лилась разговором,
                     То новую песню, сложенную мной,
                        Гремела торжественным хором.

                     И песня пропета во здравье мое,
                        Высоко возглас подымался,
                     И хлопали пробки, и звонко и в лад
                        С бокалом бокал целовался!

                     А ныне… О, где же вы, братья-друзья?
                        Нам годы иные настали —
                     Надолго, навечно разрознили нас
                        Великие русские дали.

                     Один я, но что же? Вот книги мои,
                        Вот милое небо родное —
                     И смело могу в одинокий бокал
                        Я пенить вино золотое.

                     Кипит и шумит и сверкает оно:
                        Так молодость наша удала…
                     Вот стихло, и вновь безмятежно светло
                        И равно с краями бокала.

                     Да здравствует то же, чем полон я был
                        В мои молодецкие лета;
                     Чем ныне я счастлив и весел и горд,
                        Да здравствует вольность поэта!

                     Здесь бодр и спокоен любезный мой труд,
                        Его берегут и голубят:
                     Мой правильный день, моя скромная ночь;
                        Смиренность его они любят.

                     Здесь жизнь мне легка! И мой тихий приют
                        Я доброю славой прославлю,
                     И разом глотаю вино — и на стол
                        Бокал опрокинутый ставлю.

                    Когда невесело осенний день взойдет
                    И хмурится; когда и дождик ливмя льет,
                    И снег летит, как пух, и окна залепляет;
                    Когда камин уже гудит и озаряет
                    Янтарным пламенем смиренный твой приют,
                    И у тебя тепло; а твой любимый труд, —
                    От скуки и тоски заступник твой надежной,
                    А тихая мечта, милее девы нежной,
                    Привыкшая тебя ласкать и утешать,
                    Уединения краса и благодать,
                    Чуждаются тебя; бездейственно и сонно
                    Идет за часом час, и ты неугомонно
                    Кручинишься: тогда будь дома и один,
                    Стола не уставляй богатством рейнских вин,
                    И жженки из вина, из сахару да рому
                    Ты не вари: с нее бывает много грому;
                    И не зови твоих товарищей-друзей
                    Пображничать с тобой до утренних лучей:
                    Друзья, они придет и шумно запируют,
                    Состукнут чаши в лад, тебя наименуют,
                    И песню запоют во славу лучших лет;
                    Развеселишься ты, а может быть и нет:
                    Случалося, что хмель усиливал кручину!
                    Их не зови; читай Жуковского "Ундину":
                    Она тебя займет и освежит; ты в ней
                    Отраду верную найдешь себе скорей.
                    Ты будешь полон сил и тишины высокой,
                    Каких не даст тебе ни твой разгул широкой,
                    Ни песня юности, ни чаш заздравный звон,
                    И был твой грустный день, как быстролетный сон!

                         День ненастный, темный; тучи
                         Низко, низко над горой,
                         Вялы, тихи и плакучи,
                         Длинной тянутся грядой;
                         Сад безлюден, смолкли птицы,
                         Дерева дождем шумят:
                         Две красавицы-девицы —
                         Две певуньи, две сестрицы —
                         Не пойдут сегодня в сад!

                         А вчера они, при трелях
                         Соловья и при луне,
                         Там летали на качелях
                         Соблазнительно одне;
                         И качели их качают
                         Мягко, будто на руках:
                         Осторожно поднимают,
                         Осторожно опускают
                         Быстролетный свой размах!

                         А вчера поклонник скромной
                         Граций, медик молодой,
                         Удовольственно и томно
                         Любовался их игрой;
                         И размашисто качалась,
                         Как они, его мечта,
                         Поднималась, опускалась:
                         Ей легко передавалась
                         Их летаний быстрота.

                         День ненастный, день враждебный
                         Очарованным сердцам,
                         И ходьбе многоцелебной,
                         И лекарственным водам!
                         Но зато в нем нет томленья,
                         Лени, жару; он здоров
                         Мне в тиши уединенья,
                         Для свободы размышленья,
                         Для писания стихов.

                     Толпа ли девочек крикливая, живая,
                     На фабрику сучить сигары поспешая,
                     Шумит по улице; иль добрый наш сосед,
                     Окончив чтение сегодняшних газет,
                     Уже глядит в окно и тихо созерцает,
                     Как близ него кузнец подковы подшивает
                     Корове, иль ослу; иль пара дюжих пcов
                     Тележку, полную капусты иль бобов,
                     Тащит по мостовой, работая всей силой;
                     Служанка ль, красота развившаяся мило,
                     Склонилась над ведром, готова мыть крыльцо,
                     А холод между тем румянит ей лицо,
                     А ветреный зефир заигрывает с нею,
                     Теребит с плеч платок, и раскрывает шею,
                     Прельщенный пышностью живых лилей и роз;
                     Повозник ли, бичом пощелкивая, воз
                     Высокий, громоздкой и длинной-передлинной,
                     Где несколько семей под крышкою холстинной,
                     Разнобоярщина из многих стран и мест,
                     Нашли себе весьма удобный переезд,
                     Свой полновесный воз к гостинице подводит,
                     И сам почтенный Диц встречать его выходит,
                     И Золотой Сарай хлопочет и звонит;
                     Иль вдруг вся улица народом закипит:
                     Торжественно идет музыка боевая,
                     За ней гражданский полк, воинственно ступая,
                     В великолепии, в порядке строевом
                     Красуется, неся ганавский огнь и гром:
                     Защита вечных прав, полезное явленье;
                     Торопится ль в наш дом на страстное сиденье
                     Прелестница, франтя нарядом щегольским,
                     И новым зонтиком, и платьем голубым,
                     Та белотелая и сладостная Дора…
                     Взойдет ли ясная осенняя Аврора,
                     Или туманный день печален и сердит,
                     И снегом и дождем в окно мое стучит —
                     И что б ни делалось передо мною — муки
                     Одни и те ж со мной; возьму ли книгу в руки,
                     Берусь ли за перо, — всегда со мной тоска:
                     Пора же мне домой… Россия далека!
                     И трудно мне дышать, и сердце замирает;
                     Но никогда меня тоска не угнетает
                     Так сокрушительно, так грубо, как в тот час,
                     Когда вечерний луч давно уже погас,
                     Когда все спит, когда одни мои лишь очи
                     Не спят, лишенные благословений ночи.