Николай Языков - Стихотворения

                Где б ни был ты, мой Петр, ты должен знать, где я
                Живу и движусь? Как поэзия моя,
                Моя любезная, скучает иль играет,
                Бездействует иль нет, молчит иль распевает?
                Ты должен знать: каков теперешний мой день?
                Попрежнему ль его одолевает лень,
                И вял он и сердит, влачащийся уныло?
                Иль радостен и свеж, блистает бодрой силой,
                Подобно жениху, идущему на брак?

                Отпел я молодость и бросил кое-как
                Потехи жизни той шумливой, беззаботной,
                Удалой, ветреной, хмельной и быстролетной.
                Бог с ними! Лучшего теперь добился я:
                Уединенного и мирного житья!
                Передо мной моя наследная картина:
                Вот горы, подле них широкая долина
                И речка, сад, пруды, поля, дорога, лес,
                И бледная лазурь отеческих небес!
                Здесь благодатное убежище поэта
                От пошлости градской и треволнений света!

                Моя поэзия — хвала и слава ей!
                Когда-то гордая свободою своей,
                Когда-то резвая, гулявшая небрежно,
                И загулявшаясь едва не безнадежно,
                Теперь уже не та, теперь она тиха:
                Не буйная мечта, не резкий звон стиха
                И не заносчивость и удаль выраженья
                Ей нравятся, о нет! пиры и песнопенья,
                Какие некогда любила всей душой,
                Теперь несносны ей, степенно-молодой,
                И жизнь спокойную гульбе предпочитая,
                Смиренно-мудрая и дельно-занятая,
                Она готовится явить в ученый свет
                Не сотни две стихов во славу юных лет,
                Произведение таланта миговое,
                Элегию, сонет, — а что-нибудь большое!
                И то сказать: ужель судьбой присуждено
                Ей весь свой век хвалить и прославлять вино
                И шалости любви нескромной? Два предмета,
                Не спорю, милые;- да что в них?
                                              Солнце лета,
                Лучами ранними гоня ночную тень,
                Находит весело проснувшимся мой день;
                Живу, со мною мир великий чуждый скуки,
                Неистощимые сокровища науки,
                Запасы чистого привольного труда
                И мыслей творческих, нетяжких никогда!
                Как сладостно душе свободно-одинокой
                Героя своего обдумывать! Глубоко,
                Решительно в него влюбленная, она
                Цветет, гордится им, им дышет, им полна;
                Везде ему черты родные собирает;
                Как нежно, пламенно, как искренно желает,
                Да выйдет он, ее любимец, пред людей
                В достоинстве своем и в красоте своей,
                Таков, как должен быть, он весь душой и телом,
                И ростом, и лицом; тот самый словом, делом,
                Осанкой, поступью, и с тем копьем в руке,
                И в том же панцыре, и в том же шишаке!
                Короток мой обед; нехитрых, сельских брашен,
                Здоровой прелестью мой скромный стол украшен
                И не качается от пьяного вина;
                Не долог, не спесив мой отдых, тень одна,
                И тень стигийская, бывалой крепкой лени,
                Я просыпаюся для тех же упражнений,
                Иль предан легкому раздумью и мечтам,
                Гуляю наобум по долам и горам.

                Но где же ты, мой Петр, скажи? Ужели снова
                Оставил тишину родительского крова,
                И снова на чужих, далеких берегах
                Один, у мыслящей Германии в гостях,
                Сидишь, препогружен своей послушной думой
                Во глубь премудрости туманной и угрюмой?
                Иль спешишь в Карлсбад здоровье освежать
                Бездельем, воздухом, движеньем? Иль опять,
                Своенародности подвижник просвещенный,
                С ученым фонарем истории, смиренно
                Ты древлерусские обходишь города,
                Деятелен и мил и одинак всегда?
                O! дозовусь ли я тебя, мой несравненный,
                В мои края и в мой приют благословенный?
                Со мною ждут тебя свобода и покой,
                Две добродетели судьбы моей простой,
                Уединение, ленивки пуховые,
                Халат, рабочий стол и книги выписные.
                Ты здесь найдешь пруды, болота и леса,
                Ружье и умного охотничьего пса.
                Здесь благодатное убежище поэта
                От пошлости градской и треволнений света:
                Мы будем чувствовать и мыслить и мечтать,
                Былые, светлые надежды пробуждать
                И, обновленные еще живей и краше,
                Они воспламенят воображенье наше,
                И снова будет мир пленительный готов
                Для розысков твоих и для моих стихов.

                  Я много претерпел и победил невзгод,
                  И страхов и досад, когда от Комских вод
                  До Средиземных вод мы странствовали, строгой
                  Судьбой гонимые: окольною дорогой,
                  По горным высотам, в осенний хлад и мрак,
                  Местами как-нибудь, местами кое-как,
                  Тащили мулы нас и тощи и не рьяны;
                  То вредоносные миланские туманы,
                  И долгие дожди, которыми Турин
                  Тогда печалился, и грязь его долин,
                  Недавно выплывших из бури  наводненья;
                  То ветер с сыростью, и скудость отопленья
                  В гостиницах, где блеск, и пышность, и простор,
                  Хрусталь, и серебро, и мрамор, и фарфор,
                  И стены в зеркалах, глазам большая нега!
                  А нет лишь прелести осеннего ночлега:
                  Продрогшим странникам нет милого тепла;
                  То пиемонтская пронзительная мгла,
                  И вдруг, нежданная под небесами юга,
                  Лихая дочь зимы, знакомка наша, вьюга,
                  Которой пение и сладостно подчас
                  Нам, людям северным: баюкавшее нас,
                  Нас встретила в горах, летая, распевая,
                  И славно по горам гуляла удалая!
                  Все угнетало нас. Но берег! День встает!
                  Италиянский день! Открытый неба свод
                  Лазурью, золотом и пурпурами блещет,
                  И море светлое колышется и плещет!

                      Еще разыгрывались воды,
                      Не подымался белый вал,
                      И гром летящей непогоды
                      Лишь на краю небес чуть видном рокотал;

                      А он, пловец, он был далеко
                      На синеве стеклянных волн,
                      И день сиял еще высоко,
                      А в пристань уж вбегал его послушный чолн.

                      До разгремевшегося грома,
                      До бури вод, желанный брег
                      Увидел он, и вкусит дома
                      Родной веселый пир и сладостный ночлег.

                      Хвала ему! Он отплыл рано:
                      Когда дремали небеса,
                      И в море блеск луны багряной
                      Еще дрожал, — уж он готовил паруса,

                      И поднял их он, бодр и светел,
                      Когда едва проснулся день,
                      И в третий раз пропевший петел
                      К работе приглашал заспавшуюся лень.